Если это тот самый хор, который слышал композитор В. Н. Гартевельд, значит, здесь записаны матросы-потемкинцы! Надо ли говорить об исторической ценности пластинки, запечатлевшей голоса тех, кто отдал свои жизни во имя светлого грядущего.

Несколько лет я искал эту запись, но найти ее так и не удалось. В процессе поисков мне попалась другая пластинка с записью "Подкандального марша", выпущенная фирмой "Стелла Рекорд", но исполнял его только оркестр.

В 1981 году я опубликовал в 23-м номере журнала "Музыкальная жизнь" заметку "Разыскивается пластинка". Через некоторое время мне пришло письмо от художника киностудии "Мосфильм" Андрея Алексеевича Буткевича. Оказалось, что в его небольшой фонотеке есть пластинка № 3-24673 с записью "Подкандального марша". Она была приобретена еще дедом художника, земским врачом, дружившим в 90-е годы с Львом Николаевичем Толстым.

При первой же возможности еду в Москву к Андрею Алексеевичу Буткевичу. И вот наконец та самая пластинка. Ставим ее на диск граммофона, тоже оставшегося от деда. Непродолжительное шипение — и из раструба льется необычная, ни с чем не сравнимая мелодия "Подкандального марша".

Вначале хор (басы), имитируя звучание оркестра, исполняет нечто вроде вступления без слов. Затем те же голоса, сопровождаемые звяканьем кандалов, поют единственный куплет марша. Текст разобрать трудно, слышны лишь отдельные слова: "кобылка" — строй арестантов, прикованных к одной цепи, "духи" — охранники и "ночью этап"… После куплета — опять имитация оркестра, но на этом фоне высокие голоса с характерным дребезжанием от прижатых к губам гребешков с бумагой выводят контрапунктом причудливую мелодию. Беспокойно мечущаяся на фоне угрожающе звучащих в унисон басов, она вызывает настолько тоскливое ощущение, что как-то сам собой подкатывается к горлу горький комок. Затем исполнение повторяется с самого начала в том же порядке. Марш окончен.

Некоторое время мы сидим потрясенные, не в силах вымолвить ни слова. Трудно передать те чувства, которые возникают при прослушивании "Подкандального марша". Грозное и в то же время скорбное пение. Через 80 лет мы испытываем те же ощущения, о которых писал в своих воспоминаниях В. Н. Гартевельд: "Марш этот не для слабонервных, и на меня, слушавшего его в мрачной обстановке Тобольской каторги, он произвел потрясающее впечатление…"

В этом исполнении обращает на себя внимание яркая, несомненно талантливая хоровая аранжировка, сделанная хормейстером П. Мурайченко. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, кем был этот человек, сочинивший мелодию и текст "Подкандального марша". Важно другое: граммофонная пластинка донесла до нас мысли и чувства людей, воплощенные в звуках "гимна каторги". Голоса из далекого прошлого как бы говорят нам: помните о нас, почувствуйте хотя бы на миг, как мы страдаем за то, что боролись за ваше будущее. "Подкандальный марш" в этом исполнении — одно из самых сильных и самобытных хоровых произведений, которые мне когда-либо доводилось слышать.

С волнением беру в руки односторонний диск с черной этикеткой. Читаю: "Подкандальный марш". Хор бродяг с гребенками и кандалами (хор каторжников Тобольской каторги). Из песен, записанных проф. В. Н. Гартевельдом".

Если верить этой надписи, то сомнений нет: на пластинке действительно записаны голоса матросов-потемкинцев. Но здесь же, на этикетке, в самом низу, значится: Москва. Как было принято тогда, эта надпись указывает на место записи. Но если запись выполнялась в Москве, значит, это не подлинный хор тобольских каторжан, а лишь его имитация.

Вот что писал в 1909 году журнал "Официальные известия акционерного общества "Граммофон"":

"Благодаря любезности композитора В. Н. Гартевельда, объехавшего все каторжные тюрьмы России со специальной целью записать песни каторжан и осенью прошлого года делавшего о своей поездке личный доклад председателю совета министров П. А. Столыпину, акционерному обществу "Граммофон" удалось записать на пластинках несколько песен, которые теперь может слышать всякий, купивший пластинку".

Эти строки, как будто подтверждают подлинность записанного хора. Но дальше в журнале читаем следующее:

"Общество Славянской культуры поручило г. Гартевельду устроить ряд концертов по России с образованным им специальным хором для исполнения каторжных песен, и один из таких концертов с большим успехом был дан в Москве 14 февраля".

Скорее всего "Подкандальный марш" записан на пластинке в исполнении этого хора.

Как бы то ни было, пластинка все равно представляет историческую ценность. Какова же ее дальнейшая судьба? Конечно, это драгоценная семейная реликвия. Но надо ли доказывать, что она должна стать общим достоянием и сохраняться в надлежащих условиях в Центральном государственном архиве звукозаписей СССР (ЦГАЗ). Владелец пластинки Андрей Алексеевич Буткевич, наверное, согласится, что такая мера разумна и будет наилучшей данью памяти его деда, благодаря которому мы сейчас имеем возможность услышать эту уникальную в своем роде запись.

Выдающаяся украинская поэтесса Леся Украинка, познакомившись с фонографом, сразу сумела безошибочно оценить ни с чем не сравнимые возможности этого удивительного, хотя и не во всем совершенного аппарата. Неоспоримые преимущества фонографа заключались в том, что многократно прослушивая фрагменты записанного авторского исполнения, вникая в его малейшие, часто едва различимые детали и оттенки, можно с очень большой точностью передать в нотной записи любые, даже самые сложные для восприятия народные думы и кобзарские импровизации.

Все сложности, с которыми обычно сталкивается фольклорист при записи мелодий народных песен, дум и сказаний, были ей хорошо знакомы еще с тех пор, когда она собирала и записывала фольклор в своем родном селе Колодяжном. Поэтому в 1908 году, организуя и субсидируя этнографическую экспедицию по Левобережной Украине, поэтесса прежде всего рассчитывала на технические возможности фонографа.

В экспедиции приняли участие: композитор Ф. Колесса, учитель миргородской школы О. Сластион (он же художник-иллюстратор шевченковских "Гайдамаков") и ценитель народной песни инженер О. Бородай.

У О. Сластиона был собственный фонограф, с которым экспедиция намеревалась совершить фольклорную поездку по ряду сел Полтавщины в поисках кобзарей и лирников. Однако киевские чиновники не дали разрешения на такую поездку, сорвав таким образом основной замысел экспедиции.

Тогда находчивый Ф. Колесса с помощью О. Сластиона сумел привлечь в Миргород народных певцов М. Кравченко, Я. Пилипенко, М. Дубину, А. Скобу и записать на фонографические валики ряд песен и дум, в том числе:

"Про смерть козака-бандурника" (кобзарь Иван Кучеренко);

"Дума про пiхотинця" (кобзарь Михаил Кравченко);

"Дума про удову" (Явдоха Пилипенко);

"Плач невольникiв" (учитель Опанас Сластион).

Несколько позже О. Сластион записал на фонографе пение еще нескольких кобзарей и выслал фоновалики Ф. Колессе во Львов. Все эти записи, тщательно "расшифрованные" Филаретом Колессой, легли в основу обширного, бесценного по своему характеру труда "Мелодии украинских народных дум", изданного благодаря материальной поддержке Леси Украинки и ее настоятельному ходатайству перед Научным обществом имени Шевченко во Львове.

Следует, однако, отметить, что этнографическая экспедиция Ф. Колессы, О. Сластиона и О. Бородая сумела записать лишь незначительную часть фольклорного материала. Особенно волновала поэтессу судьба кобзарских баллад и дум, все еще остававшихся вне поля зрения фольклористов. Она писала: "…кобзарськi мелодiï далеко iнтереснiшi, нiж мелодii строфових пiсень, що видання кобзарських мелодiй дасть нову, i, може, найбiльшу пiдвалину нацiональнiй гордостi…"