Ревновала… Хотя, и к матери тоже, эта девка так смотрела на него… Восторженно. И они так мило болтали о чем-то, пока я спала… она стирала ему рубашку.

Рядом с Итаном, чуть сзади, валялись старые, пропитанные темной кровью бинты. Но на нем самом сейчас бинтов не было, зато огромные черные синяки на руках, животе и груди. Его били? Еще тогда, люди Альдаро. Рана сбоку под ребрами угадывалась тоже, но за локтем не разглядеть.

И все же, я первый раз видела Итана вот так, с голой грудью. В наши быстрые встречи на улице и у меня в спальне… нам было не до того, не успеть, А он так хорош… даже с синяками.

— Мне надо поговорить с тобой, Тану, — сказала я. — Отдай ей ребенка.

— Подожди, Кайя закончит, и я отдам.

— Сейчас, — сказала я.

Он хмыкнул, поднялся на ноги. Подошел к той девке. Она быстро вытерла руки о передник, забрала у Итана ребенка, что-то тихо сказала ему. Он улыбнулся, и что-то сказал ей тоже, я не расслышала. Попробуй тут не ревновать.

Потом вернулся ко мне. Подошел, остановился совсем близко, так, что мне приходилось задирать голову, глядя на него.

Ребенок начал тихо хныкать.

— Ты говорил, мы уедем сегодня утром? — сказала я.

— Конечно, уедем, — сказал Итан. — Рубашка моя высохнет, и пойдем. Второй у меня нет.

Спокойно, уверенно. Так, словно никаких возражений не может быть.

Я поджала губы… пока высохнет — будет вечер. Я не хочу сидеть тут.

— Твою рубашку еще даже не постирали, — сказала я.

— Я сейчас все закончу, тианте! — отозвалась девка с ребенком на руках.

— Ильтьята, — невольно поправила я, и прикусила язык.

— Простите, — смутилась она. — Я думала… просто… Итан сказал…

Итан сказал — я его жена, и сейчас не стоит отрицать.

— Джу пока не успела смириться с этой ролью, — ухмыльнулся Итан. — Мы поженились совсем недавно.

Зачем ты врешь?

А эта девка, Кайя, даже симпатичная. Могла бы быть, если помыть и причесать, если бы не была такой тощей и напуганной. Она стояла, мялась, не могла понять, что ей делать и куда себя деть, куда деть ребенка. Ей было неловко.

И чтобы ей стало неловко окончательно, я протянула руку, погладила Итану бок, вроде бы невинно.

— Как ты? — спросила со всем возможным участием. — Еще болит?

Шрам теперь я видела отлично. Небольшой, скорее от ножа, и скорее всего глубокий. Затянувшийся, подсохший уже, только бурая корочка. И раз Итан выглядел вполне бодро — ничего серьезного.

— Все хорошо, — сказал он, — накрыл мою ладонь своей. — Там на рубашке пятна крови были, сбоку. Не думаю, что стоит гулять в таком виде.

Нет, он не думал оправдываться, это выходило как-то иначе. Словно я глупая девочка, не понимаю очевидных вещей.

Я провела второй рукой по его груди, по животу, мягко поглаживая. И даже попыталась было ниже, залезть под ремень. Не успела, Итан остановил, поймал меня.

— Джу?

— Да? — удивилась я.

— Не сейчас.

— Почему? Я тебя смущаю?

Он хмыкнул, качнул головой.

— Потому, что ты не меня сейчас хочешь, а просто ревнуешь и желаешь показать, что я принадлежу тебе.

Он смотрел мне в глаза, сверху вниз, с легкой, снисходительной насмешкой.

— Да как ты!..

Я пихнула его. Вернее, попыталась пихнуть, и даже специально в бок, рядом с раной, чтобы он почувствовал. Нельзя так со мной! Тем более, когда эта вот — смотрит! Не при ней.

Он поймал меня за руки, за запястья. Крепко, не вырваться.

— Отпусти!

— Разве я не прав, Джу? — в его голосе почти игривые нотки, но, вместе с тем, скользнул холод. Хотя в глазах холода не было, они по-прежнему весело смеялись. Я не могла понять.

Раз он держит мои руки, то надо иначе — я медленно наступила ему на ногу, со всей силой.

— А разве ты не принадлежишь мне, муж мой? — спросила язвительно.

Он вдруг рассмеялся, довольно.

Отпустил меня, и даже наклонился, быстро поцеловал в губы. Быстро, но так горячо.

— Я весь твой, Джу!

Не могу на него злиться. Глупости все это. Обняла, погладила его по спине.

— Так может, ты и рубашку постираешь мне, Джу? — хитро поинтересовался он. — Как настоящая жена?

Лекада, дом Фаурицо Вендоса

Который день меня мутило с утра.

Вылезла из кровати, пока Фаурицо пошел в ванную. У него прямо с утра деловая встреча, а мне пора домой.

Нет, я могла бы спать, и уехать потом, меня бы даже покормили завтраком, Фаурицо распорядился. Но лучше уехать. Не спится. Последнее время я что-то сплю плохо, и рядом с Фаурицо — еще хуже, он невозможно храпит. Интересно, храпит ли сейчас Итан? Двадцать лет назад он спал как ребенок, и начал храпеть много позже… в Марисе, под конец, когда начал сильно пить. Но сейчас… я даже не представляю.

И как-то нехорошо.

Не стоило приезжать сюда. Или как раз стоило? Я совсем запуталась. Если бы хоть понимать наверняка.

До слез.

Стоило подняться на ноги, как к горлу подкатила тошнота. И слабость, разом темнело в глазах. Нужно постоять немного, и вдох-выдох… сейчас отпустит. Немного походить, и будет легче.

Как глупо.

— Ди! — Фаурицо вернулся, застегивая шелковую жилетку. — Тебе нехорошо?

До истерики.

Нет, надо, конечно, сходить ко врачу, услышать это, и лишь потом реветь. Не накручивать себя заранее. Я чувствую себя дурой.

Если я пойду к врачу здесь, в Лекаде, поползут слухи. Такие вещи никак не удержать, у Недины везде глаза и уши.

Они скажут Фаурицо… Скажут ему совсем не то, что я бы хотела сказать.

— Все хорошо, Рицу. Мне надо немного подышать.

К окну, и распахнуть настежь. От свежего воздуха действительно легче.

И все равно еще слегка мутит, и как-то тянет грудь… У меня задержка полторы недели, вот что.

Столько лет мечтать, лечиться, молиться, испробовать все. Столько лет прислушиваться к себе, пытаясь уловить хоть что-то. И вот когда оно, наконец, тебя настигло…

Невозможно поверить.

А я даже не рада.

Что мне делать теперь?

Если я действительно беременна, что мне делать?

Мне страшно. От того, что я не понимаю, что делать, от того, что этого просто не может быть.

Хуже всего, я даже не могу сказать от кого, с полной уверенностью. Да, я спала с Фаурицо за пару дней до того, как приехал Итан, до того, как увидела его в доме магистрата. С Фаурицо мы давно говорили о свадьбе, почему бы и нет.

Но Итан разрушил все мои планы. Все пошло прахом. И я сама…

Как глупо.

Я же была абсолютно уверена, что это невозможно. Тея милосердная, мне тридцать девять лет, я давно не девочка!

Ничего не выйдет. Я не смогла родить ребенка за столько лет, и теперь ничего не выйдет. Что-нибудь случится. Не может…

А если я ошибаясь, и просто чем-то больна…

— Тебе нехорошо? Ты такая бледная, Ди. Выпьешь со мной кофе?

— Хорошо, — кивнула я.

На самом деле, кофе я не могла пить тоже. Мне не становилось от него плохо, но он казался таким странным, невкусным, что я не могла. Даже свой любимый, с гвоздикой. От гвоздики у меня кружилась голова.

Ближе к вечеру, обычно, становилось легче и просыпался голод. Хотелось обычно острых копченых ребрышек и олойского твердого сыра.

А утром никак.

Мы сидели с Фаурицо внизу, за столиком… сейчас попьем, и он поедет. А я поеду домой.

Он так смотрел на меня… мне показалось…

— Ты беременна, Ди? — сказал он. Даже не столько спросил, сколько сказал уверено.

У меня разом все оборвалось внутри. Одно дело — думать об этом, другое — вот так сказать вслух.

— Нет! — я вздрогнула. — Нет, Рицу! Этого не может быть. Это невозможно.

Я надеялась столько лет. Но не сейчас.

— У меня пятеро детей, Ди, восемь внуков. Я насмотрелся на все это. Я, конечно, не врач, но очень похоже.

Если бы хоть капля радости в его голосе…