Эдуард встретил нас на полпути с Бекки на руках. У нее был вид бледный и больной. На лице уже наливались синяки. Но мне захотелось заплакать, когда я глянула на ее ручку, которую я держала всего пару дней назад, когда мы с Эдуардом ее качали. Три пальчика уродливо торчали под неестественными углами. Они распухли, кожа потеряла цвет. На такой ранней стадии это значило, что переломы серьезные и легко не заживут.

– Анита, и ты пришла меня спасать.

Голос девочки был тоненький и высокий, и у меня перехватило горло.

– Да, детка, и я тоже пришла.

Питер с Эдуардом переглянулись. Эдуард первым протянул руку – очень недалеко, потому что держал Бекки. Питер схватил его руку и обнял их обоих. Он дотронулся до пальчиков Бекки, и слезы покатились по его лицу, но всхлипов не было слышно – только слезы. Если их не видеть, то не узнаешь, что он плачет.

– Она поправится, – сказал Эдуард.

Питер посмотрел на него, будто не веря, но очень желая верить. Он шагнул в сторону, вытер руками слезы.

– Можно мне пистолет?

Я открыла рот, чтобы сказать нет, но первым заговорил Эдуард.

– Анита, дай ему свой «файрстар».

– Ты шутишь.

– Пусть стреляет. Он справится.

Я уже какое-то время привыкла выполнять приказы Эдуарда. Обычно он был прав, но…

– Если нас завалят, пусть он будет вооружен.

Эдуард посмотрел на меня, и мне этого взгляда хватило. Он не хотел, чтобы Питер и Бекки снова были захвачены. Если у Питера в руке будет пистолет, его убьют, а не будут пытать. Эдуард решил, если случится худшее, как мальчику уходить. И прости меня Бог, я с ним согласилась.

Я вытащила из-за пояса пистолет.

– А почему «файрстар»?

– Рукоять меньше.

Я отдала оружие Питеру, чувствуя себя кем-то вроде совратительницы малолетних или развратительницы.

– С патроном в зарядной камере в него входит девять. Сейчас в нем восемь. Предохранитель здесь.

Он взял пистолет и выбросил из него обойму проверить, хотя сделал это несколько смущенно.

– Тед говорит, что всегда надо проверять, заряжен или нет.

Он снова защелкнул обойму и дослал патрон в камеру. Пистолет был готов к стрельбе.

– Постарайся никого из нас не застрелить, – попросила я.

– Не застрелю. – Он защелкнул предохранитель.

Я посмотрела ему в глаза и поверила.

– Я домой хочу, – сказала Бекки.

– Мы скоро будем дома, детка, – ответил Эдуард.

Он пошел впереди, держа Бекки на руках. Питер шел следом, я замыкающей. Не хотела никого лишать боевого духа, но я знала, что мы еще далеко не выбрались. Еще есть Саймон и его ребята, которых надо пройти, не говоря уже о Гарольде, Тритоне и местных парнях. А где Рассел и Аманда? Вот на встречу с ними до ухода я очень надеялась. Питеру я обещала, что она его больше не тронет, а я всегда держу слово.

Коридор выходил в широкое открытое пространство. Эдуард остановился, мы с Питером тоже. Бекки несли на руках, так что у нее выбора не было. Я поглядывала назад и ждала, чтобы Эдуард решил, что делать. Насколько широко это открытое пространство, я не видела, но, наверное, достаточно, чтобы Эдуард колебался нас туда выводить. Наконец он двинулся вперед, огибая стену слева. Когда я увидела все помещение, я поняла, почему он колебался. Дело не в открытом широком пространстве. Было еще три туннеля, уводящих вправо, темные пасти, где могло затаиться все что угодно – например, Саймон и остальные его люди. Но было и четвертое отверстие с уходящей вверх лестницей. А вверх нам и надо.

Я шла, прижимаясь спиной к стене, стараясь видеть и холл, по которому мы идем, и туннели справа. Лестницей пусть занимается Эдуард.

Она была узкой, и два худых человека могли бы с трудом идти по ней рядом. Она уходила винтом вверх и под конец загибалась под углом, оставляя непросматриваемый закуток. Я поглядывала назад, так как знала, что, если противник появится одновременно и сверху, и снизу, нам конец. Идеальное место для засады.

Питер ощутил напряжение, наверное, потому что пододвинулся ближе к Эдуарду, почти вплотную. Мы уже прошли примерно три четверти пути до того слепого угла, когда Эдуард замедлил шаг, разглядывая ступени. Питер, не среагировав, шагнул вперед. Эдуард оттолкнул его плечом назад и уронил Бекки на ступени, придержав за здоровую руку, чтобы она не грохнулась. Если бы он ее просто уронил, может быть, успел бы уйти и сам, но это стоило ему той самой необходимой секунды.

Что-то мелькнуло, и я увидела торчащий из спины Эдуарда деревянный кол. Бросилась было к нему, но Эдуард приказал:

– Вверх по лестнице! Перебить там всех!

Я не стала задавать вопросов. Последние несколько ступеней я пролетела на полной скорости и бросилась за угол, перекатываясь набок, стреляя в коридор, еще не видя, во что стреляю.

Гарольд, Рассел, Тритон и Аманда бежали по лестнице сверху. Я перенесла огонь на них, целясь в середину тела, и трое мужчин упали, но Аманда повернулась и бросилась за угол, откуда они появились. Я удостоверилась, выстрелив в их тела, что мужчины не встанут, потом поднялась и побежала за ней. Прижалась за углом, выглянула. Лестница была пуста. Мать ее так! Я не рискнула ее преследовать, оставив Эдуарда одного с детьми.

Возвращаясь, я поскользнулась на крови и хлопнулась на задницу, угодив локтем в тело Гарольда. Тело захрипело.

Я приставила ствол к его груди, и у него задрожали и открылись веки.

– Не успел поставить засаду. Саймон с меня голову снимет.

По голосу было слышно, что ему больно.

– Вряд ли тебе придется держать ответ перед Саймоном, Гарольд. Ты его не скоро увидишь.

– Я не одобрял похищения детей.

– Но ты ему не помешал.

Он сделал вдох – и это тоже было больно.

– Саймон кого-то вызвал по радио. Сказал, что облажался и чтобы они приезжали подбирать концы. Я думаю, они нас всех убьют.

Он открыл рот, и я думала, что он собирается ответить, но испустил только долгий последний вздох. Я пощупала пульс на шее – не бьется. Я и так знала, что он мертв, но все-таки проверить надо. Рассела и Тритона я тоже на всякий случай проверила – мертвы. Все оружие я оставила на месте, потому что больше мне было не утащить.

Подбираясь туда, где остался Эдуард, я услышала голоса. Блин, этого не хватало! Потом один голос показался мне знакомым. Олаф.

Олаф и Бернардо склонились над Эдуардом. Питер сидел на ступеньках и держал плачущую Бекки. Сам он не плакал. Он смотрел на Эдуарда, и лицо его было белым, как в шоке.

Первым меня заметил Бернардо.

– Убиты?

Я кивнула:

– Рассел, Тритон и Гарольд. Аманде удалось уйти.

Питер глянул на меня, и глаза его были огромные и темные на невероятно бледном лице. Выделялись избитые губы, будто грим, слишком яркие для настоящих.

Эдуард тихо простонал, и Питер обернулся на звук.

– Прости меня, Тед! Прости!

– Все путем, Пит. Просто в следующий раз следи за мной получше.

Голос его был напряжен, но Питер, кажется, поверил про следующий раз. А я пока еще не знала.

Олаф и Бернардо повернули его так, что стал виден заостренный конец кола, торчащий из груди. Сверху, около левого плеча. Сердце не задето, иначе он сейчас был бы мертв, но могло задеть сердечную сумку, и тогда кровь заполнит ее прямо у нас на глазах. А могло вообще не зацепить сердца. И настолько высоко, что даже легкие могло не задеть. Могло.

– Как ты узнал, что они там? – спросила я.

– Услышал, – ответил он, и голос у него был такой же сдавленный от боли, как у Гарольда.

Вдруг мне стало холодно, очень холодно, и не от температуры воздуха. Я было склонилась к Эдуарду, но он велел:

– Следи, чтобы к нам сзади не подобрались.

Я встала, прислонилась спиной к стене и стала глядеть то вверх, то вниз по лестнице. Но мои глаза то и дело обращались к Эдуарду. Рана смертельна? Господи, только бы не это. Дело не только в Эдуарде. Еще Питер. Если Эдуард умрет, Питер будет винить себя. Ему и без того уже досталось, такой вины ему не вынести.