– Да, я его боюсь.

– Это хорошо, – сказал Эдуард. Поколебавшись, он добавил: – Ты подходишь под его профиль жертв.

– Извини?

– Его излюбленные жертвы – миниатюрные женщины, обычно белые, но всегда с длинными темными волосами. Я тебе говорил, что никогда бы не привлек его к этому делу, если бы знал, что ты тоже будешь участвовать. Это не только потому, что ты женщина. Ты еще и его идеал жертвы.

Я уставилась на него, разинув рот, потом закрыла варежку и попыталась как-то ему ответить.

– Спасибо, что сообщил, Эдуард. Черт, но ты должен был меня предупредить!

– Я надеялся, что он сможет с собой совладать, но сегодня я его видел. И боюсь, как бы он не сорвался. Я только не хочу, чтобы ты оказалась у него на дороге, когда это случится.

– Отправь его туда, откуда он приехал, Эдуард. Если он создает лишние проблемы, то обойдемся без него.

Эдуард покачал головой:

– Нет, у него есть специальность, идеальная для этого случая.

– И это?.. – спросила я.

Эдуард чуть улыбнулся:

– Иди спать, Анита. Уже рассвет.

– Еще нет, – возразила я. – Почти, но не совсем.

Он посмотрел на меня внимательно:

– Ты действительно ощущаешь восход вслепую?

– Ага.

Пристальным взглядом он будто пытался прочесть мои мысли. Впервые я ощутила, что Эдуард, быть может – только быть может, – так же озадачен мной, как иногда я им. Он проводил меня до моей двери, как галантнейший кавалер.

Очень я была рада, что подготовила комнату перед уходом. Если кто-нибудь влезет в окно, то сшибет кукол или наступит на зеркало с оленьими рогами. Перед дверью будут стоять чемодан и стул. Комната настолько защищена, насколько это возможно.

Я разделась, положив на кровать ножи и пистолеты – потом решу, что из них оставлю при себе на ночь. Из сумки я извлекла мужскую футболку, доходящую мне до колен. Я стала возить с собой в сумке смену одежды, дневной и ночной, вместе с туалетными принадлежностями, после того как однажды авиакомпания потеряла мой багаж. И еще я вытащила из сумки игрушечного пингвина Зигмунда. Раньше я спала с ним только иногда, но последнее время он стал моим неразлучным компаньоном под простынями. Должна же девушка кого-то прижать к себе ночью.

У меня был еще один постоянный спутник – браунинг. Дома он оставался в кобуре, которую я закрепляла на спинке кровати в изголовье. Здесь я сунула его под подушку, проверив, что он на предохранителе. Всегда немного нервничаю, кладя под подушку заряженный пистолет. Это не слишком безопасно, но гораздо надежнее, чем оказаться безоружной, если в дверь войдет Олаф.

Ножей я привезла с собой четыре. Один я сунула между матрацами, «файрстар» отправился обратно в чемодан. Мне хотелось взять что-то посерьезнее пистолета. Был у меня с собой обрез ружья и мини-«узи». Обычно я беру с собой больше серьезных стволов, но я знала, что у Эдуарда есть стволы побольше и получше и он со мной поделится. В конце концов я остановилась на мини-«узи» с модифицированной обоймой на тридцать патронов, которой хватило бы, чтобы разрезать пополам вампира. Это был подарок Эдуарда, так что патроны наверняка запрещенные законом, но ведь и сам автомат тоже. Сначала мне даже почти неловко было его носить, но в августе прошлого года он пригодился мне на практике. Я наставила ствол на вампира, спустила курок и разрезала его пополам. Похоже было на то, будто его разорвали чьи-то гигантские руки. Торс медленно сполз в сторону, а то, что осталось, рухнуло на колени. У меня все еще стоит перед глазами эта картина, как в замедленной съемке. Не ужас и не раскаяние меня мучили, просто оживали воспоминания. Вампир прибыл с сотней своих друзей разделаться с нами. Я постаралась убить одного из них как можно более жестоко, чтобы остальные отстали. Это не помогло, но только потому, что вампиры больше боялись своего Принца города, чем меня.

Может, «узи» для человека слишком сильное оружие, но если случится так, что я разряжу браунинг в грудь Олафа и он не свалится, то мне нужна гарантия, что он до меня не доберется. Я его разрежу пополам и посмотрю, будут ли куски ползти.

Только после пяти я наконец закрыла глаза. Сон затянул и уволок меня в черный глубокий водоворот – прямо в сновидение.

Вокруг меня было темно. Повсюду стояли косые деревца, но мертвые. Все они были мертвые – я ощущала это.

Что-то затрещало справа – что-то большое, прущее сквозь деревья, и повеяло ужасом. Я побежала, вскинув руки, чтобы прикрыть лицо от сухих сучьев, зацепилась ногой за корень и растянулась. Руку пронзило острой болью. Шла кровь. Она лилась вниз по руке, но я не могла найти рану.

Эта тварь приближалась. Я слышала, как от выстрелов ломаются сухие ветви. Она не отступала, она преследовала меня. Я побежала и бежала, бежала, а мертвые деревья тянулись во все стороны, и спасения не было.

Типичный сон погони, подумала я и в этот самый момент поняла, что я во сне, и тогда сон преобразился в новый сон. Ричард стоял, завернутый в одну простыню, и протягивал мне загорелую мускулистую руку. Я подалась к нему навстречу, и наши пальцы сплелись, его губ коснулась улыбка, и сон разлетелся. Я проснулась.

Я проснулась и замигала от солнечного пятна, упавшего на кровать. Но разбудил меня не свет – кто-то легонько стучал в мою дверь.

– Эдуард велел вставать.

Я не сразу узнала голос Бернардо. И без Фрейда понятно значение последнего сна – Ричард в простыне. Надо мне быть поосторожнее с Бернардо. Стыдно, но это так.

Я села в кровати и крикнула в сторону двери:

– Который час?

– Уже десять.

– Ладно, иду.

Но что-то я не расслышала удаляющихся шагов. Либо дверь надежнее, чем кажется, либо Бернардо движется тихо. Если бы здесь был только Эдуард, я бы натянула джинсы и просторную футболку и пошла бы пить кофе. Но в доме был народ, и все мужчины.

Я сумела проникнуть в ванную и одеться, никого в коридоре не встретив. Оделась я в темно-синие джинсы, синюю тенниску, белые носки и мои любимые черные кроссовки. Обычно я не беру пистолетов, пока не выхожу в большой страшный мир, но в доме Эдуарда большой страшный мир жил в соседней комнате, и потому я сунула «файрстар» во внутреннюю кобуру штанов под правой рукой. Причесанная, умытая и вооруженная, я пошла на запах бекона.

В маленькой, тесной и белой кухне все приборы были черные, и контраст, пожалуй, ощущался слишком резко, особенно при первом утреннем впечатлении. А на белом деревянном столике стоял еще один букет полевых цветов. Снова Донна постаралась, но, честно говоря, тут я была с ней согласна. Хоть как-то нужно было создать уют на кухне.

Во всяком случае, присутствие двоих мужчин за столом не придавало комфорта обстановке. Олаф побрился так, что от всего волосяного покрова оставил одну только черную линию бровей. Вырядился он в черную майку и черные брюки. Туфель не было видно, но я могла поспорить, что они цветовой гаммы не нарушают. Еще он прихватил с собой черную наплечную кобуру с большим автоматическим пистолетом какой-то системы – я не узнала марку – и нож с черной рукоятью в черных ножнах под левой рукой.

Наплечная кобура колется, если надевать ее поверх майки, ну и пусть – не мои проблемы.

Бернардо был одет в белую футболку с короткими рукавами и черные джинсы. Верхний слой волос он стянул с боков на макушку под большой пестрый берет. Вся остальная часть черной шевелюры спадала на плечи и резко оттеняла белую рубашку. Сзади на правом бедре у него висела десятимиллиметровая «беретта». Ножа я на нем не видела, но он точно был.

Эдуард стоял у плиты, раскладывая омлет со сковородки на две тарелки. Он тоже был в черных джинсах и ковбойских сапогах, в такой же белой рубашке, как и вчера.

– Ух ты, ребята, мне что, идти переодеваться?

Они все посмотрели на меня, даже Олаф.

– Вполне приличная на тебе одежда, – ответил Эдуард.

Он отнес тарелки к столу и поставил перед пустыми стульями. В центре стола, возле цветов, стояла тарелка с беконом.