Но вопреки ожиданиям на фото оказывается женщина, которая мне не знакома. Снимки выглядят старыми, и это подтверждается одеждой и прическами. На одном фото — та же женщина с маленькой девочкой, одна рука лежит на ее плече; на другом — с девочкой, подросшей на несколько лет. У меня перехватывает дыхание, когда понимаю: девочка — уменьшенная копия молодой темноволосой Стеллы. А женщина, должно быть, ее мать, моя бабушка. Та самая, которая является ИКН у лордеров.

Я подношу ее снимок поближе, но не вижу в ней этого взгляда лордеров. Есть сравнительно недавние снимки — она старше, волосы серебристо-седые, зачесаны вверх, но выглядит хорошо, сколько бы лет ей ни было. По крайней мере, шестьдесят с чем-то? Она худощавая, на ней приличная одежда, которая выглядит дорого, но не броско. На лице добрая улыбка. Я поднимаю портрет, смотрю ей в лицо и… не могу понять почему, но меня пробирает дрожь. Поспешно кладу снимок лицом вниз.

Продолжаю копаться в коробке. На самом дне — последняя фотография, достаю ее.

Групповой свадебный снимок: счастливая пара в центре, чета постарше рядом с женихом — вероятно, его родители, а возле невесты — моя бабушка.

В невесте трудно узнать Стеллу. Не потому, что пролетело много времени, и не из-за белого платья, а из-за радостной молодой улыбки. А рядом с ней в каком-то подобии костюма стоит папа. Моложе, чем в моих снах и воспоминаниях, но это, без сомнения, он. Я протягиваю дрожащие пальцы к снимку, чтобы коснуться его. Но он не смотрит в камеру: он пожирает глазами Стеллу, и на лице его столько любви, что даже неловко смотреть.

Что с ними случилось?

Я складываю фотографии так, как они лежали, ставлю коробку на полку. Запираю шкаф и выключаю свет. На самой верхней полке есть еще коробки, а рядом с первым шкафом стоит другой, но для первого вечера достаточно.

В постели я вдруг понимаю, насколько замерзла, кутаюсь в одеяло и прижимаю к себе Паунс. Она остается, теплая, урчащая, и напоминает мне о Себастиане. Как же мне не хватает мамы и Эми.

Не могу думать о Стелле как о маме, даже как о матери. По крайней мере пока.

Единственная фотография папы, найденная мною в самом дальнем углу шкафа номер один, — свадебный снимок. Неужели Стелла остальные уничтожила, а с этой не смогла расстаться?

И все изображения своей матери Стелла прячет в пластиковой коробке, в запертом шкафу. Почему?

Думаю, то, что она лордер, — достаточно весомая причина.

Мы крадемся к задней двери.

Папа ухмыляется, прижимает палец к губам.

— Теперь тихо, Люси; мы шпионы.

— На секретном задании? — шепчу я, просовывая руки в пальто, которое он держит.

Папа кивает и подмигивает, и мы скользим под окнами вдоль задней стены дома.

Он оглядывается на меня, идущую сзади.

— Гм… подожди здесь секунду, — говорит он. Возвращается по нашим следам и через несколько мгновений появляется снова с моими сапожками в руке.

Я закатываю глаза.

— Надень их, Люси. Получим меньший нагоняй. — Он снова подмигивает. Я стаскиваю свои ненавистные розовые туфли, уже слегка грязные после пробежки через большой сад, и собираюсь забросить за кусты, но папа быстро выхватывает их, аккуратно ставит на подоконник.

— Они смогут выследить нас, — предупреждаю я.

Папа пожимает плечами.

— Я и так уверен, что она поймет, куда мы делись.

— Тогда зачем красться?

— Мы шпионы, забыла?

— Но я одета не как шпион. — Хмурюсь, приподнимаю подол нелепой розовой юбки, выглядывающей из-под пальто, и поворачиваюсь на каблуках своих камуфляжных сапожек.

Он смеется и низко кланяется мне.

— На самом деле вы совершенный образец сумасшедшей принцессы-шпионки, ваше высочество. Идемте. Ваша официальная шпионская карета подана в честь вашего дня рождения. — Мы отправляемся в путь к озеру и каякам.

Но тут наверху хлопает дверь. Доносится голос:

— Немедленно иди сюда, твоя бабушка приехала.

— Все пропало, — говорю я.

— Лучше вернуться, Люси.

— Почему?

— Она просто хочет поздравить тебя с днем рождения. Идем.

Я вздыхаю и плетусь обратно к дому, ноги словно свинцовые. Подхожу к подоконнику, где меня дожидаются туфли, оборачиваюсь: папа исчез. Отчетливый всплеск сообщает, что моя шпионская карета отчалила без меня.

У задней двери снимаю сапожки и сую ноги в розовые атласные туфли. Все-таки для шпионажа они лучше подходят. Все еще погруженная в игру, беззвучно крадусь по дому — не через главный холл, нет. Шпионы ходят осторожно, тихо, секретными путями. Я скольжу через мамин кабинет, из него ведет дверь, спрятанная за портьерами. Выхожу и оказываюсь в узком проходе, тянущемся вокруг гостиной. Я знаю, что они там.

Еще один шаг, потом другой…

Невнятные звуки голосов сменяются словами, которые я уже могу разобрать, а потом жалею, что их услышала.

Мяу. Мяяяяу.

Уф… Я открываю глаза. Еще темно, Паунс скребется в дверь спальни. Поднимаюсь и открываю ей дверь. Она убегает вниз по лестнице. Щурюсь на часы — двадцать минут шестого. Благодарю за раннее пробуждение, киска. Зеваю, потягиваюсь, ежусь от холода, набрасываю халат и плотно запахиваю его. Все равно теперь не уснуть.

Сон показался мне странным, хотя в глубине души я знаю, что все это происходило на самом деле. Возможно, его вызвало то ужасное розовое платье.

Сначала шло все прекрасно, мы с папой отправились на поиски приключений, а потом… Я подслушала какой-то разговор между Стеллой и ее матерью. Что-то неприятное. О чем они говорили?

Спускаюсь по лестнице в холл, чтобы попить. Детекторы движения моментально включают ослепительные лампы, выхватывая из тьмы участки пути, по которым я прохожу, потом выключают их и освещают следующий отрезок. Я еще не знаю здания, попадаю не в тот холл, возвращаюсь, чтобы найти вчерашний вестибюль с чайными принадлежностями.

Пока закипает чайник, выключаю свет и иду к окну, выходящему на озеро, но за стеклом только чернильная темнота. Шпионские каяки — интересно, они еще там? Улыбаюсь про себя, потом хмурюсь. Папа уплыл без меня, предоставил самой разговаривать с ними. Никогда не появляется там, где трудно… Так сказала Стелла? Но это неправда. Попытка выкрасть меня у Нико стала очень трудным делом. И закончилась полнейшим провалом.

Внезапно комната озаряется ярким светом. В дверях появляется зевающая девушка и подпрыгивает, увидев меня, — Мэдисон.

— Не думала, что ты ранняя пташка, — говорю я.

— Кто, я? Честно говоря, нет. Но кафе открывается в семь, чтобы позаботиться обо всех в Кезике, кто рано завтракает. А у тебя что? — Мы обе направляемся к чайнику.

— Собрание в КОС начинается в восемь.

— Везучая. Не можешь уснуть? — Я качаю головой. — Переживаешь?

Кидаю на нее быстрый взгляд, понимаю, что она говорит об официальной цели моего приезда — обучение в КОС. Я так увлечена мыслями о Стелле и моем утерянном прошлом, что совсем не думаю об учебе. Новое место, новые люди, не знаешь, что сказать или сделать, думаешь только, что надо отзываться на имя Райли Кейн, и стараешься не сболтнуть лишнего. Оказывается, такая жизнь полна беспокойства. Я вздыхаю.

— Вот что я тебе скажу. Отправляйся со мной на автобусе в шесть тридцать; я покажу тебе, куда идти, а потом накормлю замечательным завтраком в нашем кафе. Угощаю.

— Правда?

— Конечно. — Она поднимает свою чашку с чаем. — За самое важное! — провозглашает Мэдисон. — Я имею в виду работу, конечно, — говорит она и подмигивает, и я заключаю, что речь идет о чем-то совсем другом. Чокаемся чашками, причем она вздрагивает. — Слишком громко. Встретимся через час.

Спустя час, умывшись и переодевшись, мы направляемся к двери. Мэдисон задерживается у стола, со щелчком открывает папку; в ней странички с колонками, и она вписывает в колонки свое имя и время ухода, добавляет запись: «работа». Передает ручку мне.