— Где мой ребёнок? Он жив? Что со мной?

Мой голос был слаб, и в то время, как думала, что кричу, я еле шептала. Она сидела с равнодушным брезгливым видом и даже не собиралась вникнуть в мою проблему, только лишь грубо оттолкнула и отсела подальше.

Сил оставалось мало, и очень скоро пришлось успокоиться. В душе были паника и жуткий страх, пронизывающий насквозь. Я хорошо запомнила это чувство, ещё когда в первый раз оказалась здесь. Это холодная безнадёжность, будто, попав сюда, вернуться уже невозможно. Так и было. В голове пульсировала только одна мысль: где мой ребёнок? Последние восемь месяцев он находился со мной, мы делили всё на двоих, а теперь чувствовала, что из меня вырвали кусок. Мне наплевать, что я еле живая, готова ползти куда угодно, чтобы хоть увидеть его одним глазком. Что от меня хотят? Для чего я им? Точно не смерти, иначе меня уже давно не было бы в живых. И это не самый плохой вариант.

Я была заключена в эти четыре стены. Пленница. Никого, кроме сиделки, которая не обмолвилась со мной и словом, только грубые ругательства. Я не раз, набравшись сил, всё же решалась сбежать, но, сделав пару шагов, падала, и ей приходилось меня тащить обратно. Чувствовала, она ненавидела меня каждой клеточкой. Очень медленно я шла на поправку, мой организм протестовал и отказывался жить непонятно для чего. Спала, сколько могла, потому что как только приходила в себя, мысли о ребёнке, отце, Григориане вводили в полное уныние. От этого можно было сойти с ума. Всё заканчивалось молчаливой истерикой, хотелось рвать на себе волосы от беспомощности. Понимала, что только сама всему виной. Поступила бы по-другому, если знала, к чему это приведёт? Скорее всего, нет. Я совершила ужасную ошибку, которая стоила всем моим близким жизни. Как можно жить после такого?

Адамаск

Я ждал слишком долго и уже забыл о непутёвом друге. И тут вдруг весточка от наблюдателя. Беглянка засветилась, и больше у неё не было шансов. Двух неудачников я оставил на Земле, им же так хотелось туда отправиться. А девушку привезли сюда. Она была еле жива, чудом спасли. Мёртвой от неё мало толку, я хочу мстить, а трупы в этом плохие помощники. Алекса была очень слаба. Чуть не прикончил этих идиотов, которые так безалаберно отнеслись к транспортировке «ценного груза». Хотелось, чтобы она побыстрее пришла в норму, но доктор сказал, что чудо будет, если выживет.

Григориан не подвёл и сразу же примчался за ней. Хотя нет, не сразу, пару дней он всё же думал. Но, видно, ничего лучшего ему в голову так и не пришло. С мозгами у него всегда было плохо.

Интересно, на что он надеялся? На чудо? Как всегда, следовал своим инстинктам. У меня для него сюрприз. И очень надеюсь, что дама его сердца выживет, иначе веселье не состоится.

Давно затянувшаяся рана вновь закровила. Это было так давно, кажется, целую вечность, в прошлой жизни. Прошло восемь лет, а может, и больше. Невольно окинув себя взглядом в зеркале, вижу: я постарел. Но Григориан абсолютно такой же. Как удавалось этому безродному всегда быть впереди? У меня есть всё, у него — ничего, но так получается, он имеет то, чем мне не дано обладать. Он всегда был свободен от обязательств, теперь моложе и, кажется, познал любовь. А у меня есть всё, но мне не вернуть своих лет, и я никогда не буду свободен, за моими плечами слишком много всего стоит. А любовь? Любую привязанность считаю слабостью, которая неумолимо ведёт к разочарованию рано или поздно. Так что это, конечно, не объект моей зависти.

И вновь вихрем понеслись эти неприятные воспоминания. Наверное, в жизни ничего ужаснее не испытывал. Долго не мог поверить своим догадкам. Когда прекратились жизни моих воинов, которых отправил, всё стало на свои места. Хотел сразу послать чуть ли не армию сгоряча и не оставить даже пустого места. Но отец меня вовремя остановил, за что ему благодарен.

— Это не проблема первой важности. Сейчас нужно удержать трон. А погоня за предателями потерпит. Им никуда не деться! Рано или поздно они совершат ошибку. А пока пусть смертники насладятся жизнью перед казнью.

Он был прав, вряд ли в тот момент я помелочился. Всегда обстоятельно подхожу к решению вопросов. А проблему бы свою не решил. И мог бы остаться в итоге ни с чем.

Надеюсь, этот год Григориан прожил счастливо и не пожалел раньше времени о своём поступке. А то будет даже как — то обидно, если он сам признает свою ошибку.

Пока паршивец отдыхал, мне пришлось провести жесткие репрессии с казнями представителей комитета и всё перекроить по-новому. На это ушло немало времени. Было много невинных смертей и негуманных решений, хотя, видит создатель, я хотел всё решить по-другому, но не получилось… Ни много ни мало — года четыре ушло, чтобы урегулировать все вопросы и заставить себя воспринимать серьёзно. Делиться тем, что имею, я ни с кем не собирался. И теперь безапелляционно всё, чем владел, должно было переходить к моим наследникам, без всяких подтверждений и маразматических ритуалов. Проделанной работой доволен. Наследников уже предостаточно. Я не стал мелочиться и обеспечил стопроцентное продолжение своего рода на случай неожиданных гибелей.

Адамаск

Пошёл уже второй месяц, и теперь я сомневался, что Григориан дотянет до кульминации. Однако облегчать его страдания я не собирался. Зачем же сбавлять обороты?

Вошёл в комнату пленницы. Она тихо сидела на стуле. В ней не было жизни, и выглядела так себе. Но ничего, пойдёт, жених тоже не в форме, они друг друга стоят. Увидев меня, она сразу узнала и встала, направившись в мою сторону.

Молчала, но будто что-то её мучило и она хотела спросить. Глаза пытались поймать мой взгляд и, возможно, в нём разглядеть мои намерения.

Да, Алекса уже не та. Помню, как был поражён её необычной красотой в первый раз. Сейчас это тень. Но ждать, пока она опять расцветёт, времени нет.

— Я могу задать вопрос?

Не найдя никакой поддержки в моих глазах, всё же осмелилась и спросила она.

— Задавай.

— Мой ребёнок… Он жив?

— Какой ребёнок?

— Я была беременна, когда меня схватили?

Это был то ли вопрос, то ли утверждение, кажется, она сама толком не знала.

— Не было никакого ребёнка.

Она стала резко расстёгивать платье. Меня это немного удивило. Оголив живот указала на розовый шрам.

— Не надо делать из меня дуру. Где мой ребёнок?

Её наглость раздражала. Взял её худой подбородок в руку. И ещё раз обратил внимание, что на лице остались только огромные глаза, в которых плескалось море страданий. Это вызывало в душе удовлетворение.

— Ты совсем не в том положении, чтобы разговаривать со мной в таком тоне. И уж тем более я ничего не собираюсь объяснять.

Твоё место среди девок из гарема. И даже не для меня… Будешь ублажать гостей… Всех, кто попросит.

Ну, и ты не глупая, должна понимать, что тебе в жизни отсюда не выбраться.

Не мог не улыбнуться, чувство триумфа меня переполняло. Стоял и наблюдал, как она переваривает эту информацию. Надеюсь, мой землянский язык достаточно хорош и она всё поняла верно.

— Григориан за мной обязательно придёт! — почти закричала она, стараясь убедить не столько меня, сколько себя.

— Кстати! Он уже пришёл. Ты не ошиблась. И тем лучше для всех нас! И даже скажу более того, скоро вы увидитесь. К сожалению, тет-а-тет я вам не обещаю, но вечеринку на троих обязательно устроим.

Был очень доволен разговором и замешательством Алексы и тем, что наконец справедливость восторжествовала, все на своих местах!

Напоследок ещё раз оценивающе окинул взглядом бывшую красавицу. Конечно, худовата, но что-то экзотическое в ней есть. С удовлетворением отметил, что она будет не лишней в моей коллекции, причём ещё и с хорошей родословной.