Адамаск вышел. Я так и лежала на холодном полу. Закрыла глаза, и мне не хотелось возвращаться в реальность, я действительно сейчас предпочла бы смерть. Моё сознание отключилось.

Адамаск

— Пусть умрёт как бродяга без рода и племени. Выброси его тело куда-нибудь на помойку, там ему всегда и было место, — немного всё же повысив голос, произнёс я и сразу пожалел о чрезмерной эмоциональности. Эта сволочь безусловно не стоит этого.

Нарзан был, как всегда, понятлив и не задал лишних вопросов. Тело Григориана, в котором едва ли теплилась жизнь, потащили из комнаты. Окинул его прощальным взглядом. В моей душе нет ни капли жалости к нему и сожаления. Только радость от того, что ещё один должок закрыт и можно к нему не возвращаться. Покопавшись ещё немного в своих эмоциях, я нашёл толику неудовлетворённости. Он недостаточно в сознании, чтобы оценить ситуацию. Уговаривал себя тем, что, когда Григориан попал сюда, его воображение должно было нарисовать всё в красках. И надеюсь, все эти два месяца он прокручивал возможные варианты, достаточно мучаясь при этом.

Алексу тоже хотелось убить. Она всегда мне будет напоминать об этом отродье. В общем, она мне ни к чему, такого добра у меня хватает. Но на сегодня был передоз негатива, и уже хотелось расслабиться, окунуться в море любви и обожания. Пусть пока живёт, лишить её жизни совсем недолго. Сделаю это, как будет подходящее настроение.

Сегодня пятидесятый день рождения. Если честно, уже порядком надоели эти однотипные мероприятия, ничего по-настоящему интересного на них не происходит. Подумывал их отменить, но пока позволяю устраивать праздники в свою честь. В конце концов, пусть люди порадуются.

Ко мне буквально вбежал главный врачеватель Захарий. Он толковый, и мы пару раз встречались уже по вопросам моего здоровья, поэтому я его хорошо знаю.

Увидев меня, он оторопел, будто вовсе и не ожидал встретить. Я вопросительно посмотрел на него, подумал, что же заставило его так стремительно ворваться даже без предупреждения. Неужели хочет лично поздравить? Следом вошли два стражника и уже хотели его вернуть. Дал знак, что всё в порядке и они могут уходить. Что за клоуны? Не смогли удержать дохлого докторишку, нужно срочно их заменить и понизить.

Захарий поправил своё платье и поклонился.

— Добрый день, светлейший из правителей. Разрешите к вам обратиться?

Кивнул в знак согласия.

— Я по поводу одной из ваших девушек из гарема, — затараторил он, словно у него было очень мало времени. — Она в крайне плохом состоянии. И если честно, то ей проще дать умереть, чем вылечить.

Он нёс какую-то чушь, совсем не праздничную, и мне не хотелось его слушать. Я-то думал, он прибежал лично меня поздравить. Не то чтобы я нуждался в этом, но мой день рождения должен быть общенародным праздником. А тут… Одной меньше, одной больше, мне было по сути всё равно.

— Но есть причины, которые не дают мне совершить опрометчивого поступка. Во-первых, это девушка непохожа на всех, она хладнокровная. Может, она для вас этим и ценна?

Он сделал паузу и задумался. Посмотрел на меня, пытаясь увидеть моё одобрение.

— Хотя нет, не думаю, в этом случае вы бы были в курсе. А во-вторых, она беременна. И хоть и слаба, но не помочь ей — значить убить ваше чадо. Я не могу сделать это без вашего согласия. Малютке уже два месяца.

— Как зовут девушку? — задал я вопрос, ответ на который мне и так был известен. Просто, чтобы потянуть время и осознать всё сказанное.

— Алекса.

— Ясно.

— Что прикажете с ней делать? Возиться или…

— А что с ней не так?

— Ох, там целый набор: большая потеря крови, слишком быстрая беременность после первой, плохая адаптация. В общем, она одной ногой на том свете.

В детстве мне отец привёз с очередной завоёванной планеты маленьких птенчиков какой-то птицы. У нас к этому моменту уже давно не было животных в дикой природе. Мне было тогда лет пять, но до сих пор помню свой восторг при виде этих существ. Они были невозможно милы, беззащитны и дарили радость. Не расставался с ними ни на минуту: спал, ел, носил везде с собой. Помню, отец даже немного злился, глядя на мою привязанность.

Однажды, проснувшись, увидел, что птички мертвы. Они во сне прижались ко мне, а я, видно, перевернулся, и они задохнулись подо мной.

Когда стал безутешно плакать, отец сказал, что это очень хороший опыт и я должен привыкать убивать.

Алекса мне была безразлична, и я не испытывал никакой радости при виде её, но, когда узнал сейчас новость, по телу прокалился всё тот же неприятный холодок. Словно снова нечаянно убил беззащитных существ.

— Лечите, конечно! Как могло прийти в голову убить моего ребёнка?

— Лечение одно — нужно сделать переливание крови. И как понимаете, мы не можем взять любого донора, потому что девушка вынашивает вашего ребёнка, а кровосмешение — дело тонкое…

Я, конечно, не хотел им смерти, но не до такой степени, чтобы броситься отдавать свою кровь. Наследников у меня штук тридцать пять, если мне не изменяет память, и ещё один мне уже ни к чему, вряд ли до него дойдёт очередь.

— Понял. Мне нужно подумать.

Он всё стоял и мялся.

— Что ещё?

— Времени очень мало.

— Хорошо, я понял. Тебе дадут знать.

Весь остаток дня эта мысль не давала мне покоя: ребёнок, Алекса, моя кровь. И в конце концов, победила не жалость, а любопытство сделать какое-нибудь нерациональное действие. Поступить не как искусственный интеллект, а иначе.

Сделать милость и подарить жизнь сразу двум. А почему нет?

Гости веселятся, а я лежу в комнате, рядом почти бездыханное серое тело девушки, сейчас оно кажется совсем детским. Так себе денёк. В моих мыслях всё выглядело совсем по-другому. Возможно, я и погорячился, но пятидесятый день рождения может теперь претендовать на оригинальность. Процедура закончена, Захарий мне выдал рекомендации по питанию. Конечно, сегодня никаких увеселительных напитков.

— С днём рождения!

— Спасибо, — скупо ответил я, и, если честно, сейчас хотелось его послать куда подальше со своими поздравлениями.

Пошёл к себе, миновав банкетную, там было неплохо и без меня. Я же чувствовал слабость. Лёг на кровать. Облегчение окутало приятным одеялом, значит, всё сделано верно. И даже стало как-то радостно от благородного поступка.

Алекса

Я открыла глаза. Проснулась от того, что мне было невозможно жарко, словно лежу на пляже под открытым солнцем. Резким движением сбросила с себя несколько покрывал, сразу почувствовала облегчение. Сделала глубокий вдох, с удивлением отметила, что, как ни странно, я вполне неплохо себя чувствую: лёгкость в груди, совсем не мёрзну и мне очень даже комфортно. Последний раз себя так чувствовала только дома. Привстала и осмотрелась, нет, я по-прежнему в плену. В общем-то уже сильно и не рассчитывала на чудесное возвращение. Со мной в комнате ещё два человека, и оба не спускают с меня глаз. Уже привыкла, что наедине с собой меня не оставляют и даже душ принимаю в безмолвной женской компании.

Встала, прошлась. Нет, я не ошиблась, изменения были налицо. Подошла к зеркалу, впервые за последнее время мне было не страшно на себя смотреть, в зеркале были видны проблески прежних черт, и я была хоть чуть-чуть похожа на прежнюю Алексу. Взгляд спускался ниже, а руки несмело, словно к злокачественной опухоли, приближались к животу. Он был на месте, маленький, но упрямо торчащий. Не плакала, слёзы давно закончились, может, где-то в душе я уже и смирилась. Ребёнок всегда мне будет напоминать обо всём ужасе, который происходил в момент его зачатия. Была противна сама себе, но я ненавидела его, не хотела, не представляла, что с ним буду делать, когда появится. Очередная попытка воссоединиться с любимым закончилась неудачно. Посмотрела на свои запястья, вновь шрамы. Скоро буду как лоскутное одеяло, вся из кусочков.