Русская армия заняла прочные позиции в Тарутинском лагере. Фельдмаршал Кутузов приказал: ни на шаг далее не отступать, старательно обучать пополнение, готовиться к решающей битве.

Главную квартиру Михаил Илларионович поместил в деревне Леташевке и сам поселился там в низеньком домике с тремя окнами. За дощатой перегородкой — спальня, а в горнице и столовая, и кабинет, и приемная.

В соседнем доме расположился генерал Коновницын с канцелярией. Дежур-генерал, он превратился в эти дни в верного, надежного помощника Кутузова, в его, как говорится, правую руку.

Начальник штаба Беннигсен захватил самый просторный дом, обставил его по-барски, сзывал на пиры друзей и усердно интриговал против Михаила Илларионовича.

Подлинный полевой штаб был в домике Петра Петровича Коновницына — там весь день кипела работа, а если среди ночи прибывал курьер со срочным донесением из дальнего корпуса, то генерал тотчас вставал с деревянной скрипучей кровати и лично прочитывал материалы, отдавал приказ адъютанту и не ложился до тех пор, пока все вопросы не были решены.

Кутузов определил задачи армии на ближайшее время ясно, твердо, непреложно: южнее и восточнее Москвы — непреодолимый заслон, усиленная дальняя разведка, неослабная партизанская война, сколачивание полков и дивизий, подвоз боеприпасов.

Ежедневно Коновницын обедал у фельдмаршала и после трапезы за долгим уютным чаепитием у добродушно гудящего самовара рассказывал Михаилу Илларионовичу военные новости, хвалил командиров партизанских отрядов Дениса Давыдова, Сеславина, Фигнера.

— Пленные, ваша светлость, признаются, что Наполеон весьма обеспокоен возникновением крестьянских партизанских отрядов.

— Да, крестьянские вилы и дубина императору не понравятся, — улыбнулся Кутузов. — Впрочем, и наш государь-батюшка побаивался вооружать крестьянское ополчение и башкирские полки. Кстати, как партизанят полки башкир и тептяр из корпуса князя Кудашева?

— Геройски воюют, сокрушительно бьют французов, ваша светлость! — радостно сказал генерал. — Башкиры выросли в лесах, среди гор, с малых лет скачут на неоседланных лошадях, замечательные стрелки. И тептяры отважно, умело воюют. Командира тептярского полка шеф-майора Тимерова, ваша светлость, справедливо было бы наградить.

— Согласен. Распорядитесь, голубчик, — кивнул фельдмаршал. — А где Первый башкирский полк, отличившийся на Бородинском поле?

— В Серпухове, в корпусе князя Кудашева.

— Вот что, Петр Петрович, — подумав, сказал Кутузов, — вы Коле Кудашеву не давайте поблажки — он мой зять, и с него особо строгий счет.

— Полковник Николай Дмитриевич никогда не кичился родством с вами, ваша светлость. Наискромнейший офицер… А корпус его дисциплинированный, смелый! У деревни Жохово башкирские полки знатно потрепали французов. И пленных взяли!

— Слава Богу, слава Богу, — перекрестился Кутузов. — А где башкирское пополнение?

— Между Нижним Новгородом и Владимиром, у деревни Муром. Вскоре туда придут три башкирских полка из Самары. Тогда всего соберется пятнадцать полков. Лобанов-Ростовский, ваша светлость, предлагает сформировать из них отдельный башкирский казачий корпус.

— Разумно, — наклонил фельдмаршал тяжелую, с копною седых волос голову. — А кого в командиры?

— Пока неизвестно. В начальники штаба, видимо, подойдет башкир, он в Петербурге учился в военной академии, а рекомендует его князь Волконский.

— Ну, Григорий Семенович осмотрительный, зря не отличит. Как его, башкира-то, величают?

— Ильмурзин Кахым.

— Пришлите потом ко мне.

— Слушаю.

— А сколько всего у нас башкирских полков?

— Двадцать восемь, не считая ремонтных в Арзамасе[40].

— Могучая сила! — И Михаил Илларионович потянулся, его клонило в дрему.

Кахыма вызвали в Главную квартиру, к генералу Коновницыну.

В пути он познакомился с молодым пылким офицером Бестужевым, и тот с удовольствием рассказал о Коновницыне: в его руках все вожжи — и приказы верховного, и формирование, и снабжение корпусов, и обучение новобранцев.

— А чем же занимается начальник штаба Беннигсен? — с изумлением спросил Кахым.

— Главным образом интригами, сплетнями, — улыбнулся в усы Бестужев, но тотчас спохватился и добавил более официально: — Под Смоленском Петр Петрович командовал Третьей стрелковой дивизией и проявил героизм, а его солдаты держались молодцами, бились насмерть с французами.

— В Нижнем Новгороде все хвалят генерала.

— Его и здесь хвалят, — душа-человек, умница, когда надо — строг, когда возможно — добрый… — Бестужев приложил руку к козырьку кивера. — Мне направо. Я из Семеновского полка. Будет случай, загляните.

И на окраине деревни, и на улице Кахыма останавливали часовые, спрашивали, кто да откуда, куда едет, и он уже начал сердиться.

Почти во всех домах окна были темными, свинцово-тусклыми, лишь в домике Коновницына слабо светились свечи. У ворот Кахыма опять остановили, и он спрыгнул с седла, передал поводья ординарцу и на негнущихся от непрерывной скачки ногах пошел к крыльцу, сказав дежурному адъютанту, что прибыл по приказу генерала Коновницына.

В низкой избе на столах горели свечи, иные в шандалах, а иные попросту поставленные в жестяные кружки; офицеры и писари писали, чертили на карте и не оглянулись на скрип двери. Генерал в расстегнутом мундире, могучий, в годах — во всяком случае, так подумал молодой Кахым о сорокавосьмилетнем Коновницыне, — не поднимая головы, спросил отрывисто:

— Кто?

— Ильмурзин Кахым из Мурома.

— А-а!.. — Генерал поднялся из-за стола, проницательно посмотрел на смуглое лицо Кахыма с полукруглой бородкой, усиками, бакенбардами, на его казачий бешмет. — Время военное, тянуть нечего, идите сюда, — и Коновницын сел на кровать, прикрытую серым одеялом, — расскажите о ходе подготовки полков, о маневрах. Атаку «конной лавой» применяете, отрабатываете?

— Да, ваше превосходительство, ведь у нас есть боевые офицеры, вернувшиеся в строй, они и обучают джигитов. Я тоже пригляделся, попрактиковался, и теперь вижу, что «лава» — победоносна.

Коновницын с удовлетворением улыбнулся.

— Со стороны «лава» кажется беспорядочной, хаотичной, но для нынешней войны против французов такого вида атака и сокрушительная, и наверняка успешная, сам видел под Смоленском… Но, конечно, казак должен проявить и смелость, и маневренность, и мастерство рубки. Офицеру за всем не углядеть, — значит, надо самому казаку действовать по обстоятельствам.

— Да, ваше превосходительство, я говорю всегда джигитам: на Аллаха надейся, приказ командира выполняй, но и сам не плошай!

— А еще какие приемы конного боя есть?

— «Маяк», ваше превосходительство, при этом методе сотня делится на группы, отряды по семь-восемь-девять человек с командиром, и вот ударили на бешеном разбеге по врагам и откатились, а следом вторая группа мчится, затем третья. Таранят шеренгу французских пехотинцев.

— Понимаю, — одобрительно сказал генерал, — а стрельба из лука?

— Обучаем, тренируем на каждом занятии! В бою всадник на полном скаку посылает в противника стрелу за стрелой, а приблизился и уже врубается в строй французов. Иногда и копье мечет.

— Знаете командиров полков? — вдруг спросил Петр Петрович. — А если знаете, то перечислите.

Молодая память Кахыма не ведала сбоя, и он, полузакрыв глаза, начал отчетливо, без запинки, перечислять:

— Командир Шестого полка майор Шайдаров… Седьмого — майор Аксенов… В Белебеевском уезде сформирован Двенадцатый полк, командир майор Чонов… Из двух башкирских кантонов Пермской губернии пришел Двадцать первый полк, командир майор Руднев…

— А из башкир есть командиры полков? — остановил его Коновницын.