Настена

Пока я помогаю убирать со стола, и мы вдвоем с мамой Максима носим тарелки с улицы в дом, на кухне меня задерживают. Не так, чтоб мы отвлеклись и заболтались — а именно хватают за локоть, придерживая у выхода.

— Настен, — Евгения Евгеньевна смотрит на меня по-доброму, но я вижу в уголках глаз беспокойство, и сама начинаю слегка нервничать, — не подумай ничего плохого. Я рада за вас с Максимом — честно сказать, я еще вчера заметила, как мой сын смотрит на тебя.

— С желанием откусить что-то? — ляпаю, и тут же испуганно прижимаю ладони к губам, понимая, кому и что говорю.

Но женщина на удивление лишь смеется, запрокидывая голову точь-в-точь как Макс, когда искренне радуется, и гладит меня по плечу.

— Точно подмечено, девочка! Но в том-то и дело, что у Максима всего две реакции на посторонних людей — раздражение и безразличие. А вот если кто-то вызывает в нем тот коктейль, что ты — тут уж повод задуматься. Но вообще я хотела поговорить о другом.

Она чуть-чуть выглядывает из кухни, проверяя, не идет ли кто. Затем прикрывает дверь, и усаживает меня за стол, сама садясь напротив.

— Ты мне нравишься, — говорит она так, словно боится, что следующие слова заставят меня в этом усомниться, — и твоя малышка ну просто маленькая куколка. Я буду рада видеться с вами чаще, и, пожалуйста, заходи ко мне в гости и без Максима. Даже если между вами что-то пойдет не так — мне не хочется, чтобы мы с тобой перестали общаться…

— А что должно пойти «не так»?

Женщина чуть виновато отводит взгляд, затем убирает со лба темную прядку, и ее рука ложится поверх моей.

— Я очень надеюсь, что ничего. Но также я знаю своего сына — с ним сложно. Порой, даже тяжело, и вот совсем не виню тех девушек, кто не справился, и не захотел пытаться. Прошу, не думай что я тебя отговариваю, но послушай совет знающей женщины — не рви сгоряча, и проговаривай про себя все его слова по нескольку раз. Он крайне редко болтает бездумно — а еще живет, не обращая внимания на некоторые эмоции. Ты позже поймешь, о чем я говорю, девочка. Просто мне хочется, чтоб ты знала — я буду рада дружить и общаться с тобой при любом раскладе.

Я слегка растерянно улыбаюсь, заверяя Евгению Евгеньевну, что сама с радостью продолжу общение. Немного не понятно, что имеет в виду женщина — все-таки для нее мы с Максимом только начали встречаться. И совершенно точно не ясно, зачем она настраивает меня сразу на плохое. Действительно, заботливо предупреждает?

Или тут есть что-то еще?

— У нас что, теперь гостей не выпускают, пока они всю посуду не перемоют? — недовольно распахивает дверь Максим, и еще больше хмурится, увидев нас с мамой за столом, — хм. Что происходит?

— Просто болтаем, — тут же встает Евгения, и начинает рыться у себя в шкафчике, — сейчас, Настен, пару секунд — хочу положить Марусе с собой торт в контейнер…

Спустя еще полчаса я стою у выхода, испытывая плотное чувство дежа-вю от происходящего. Снова вся семья Аллаевых вышла нас проводить, с той лишь разницей, что Маруся теперь полусонная повисла на руках у Максима — и я вообще не поняла, как так получилась.

— Я ворота оставляю открытыми, или ты как вчера — до утра? — ничуть не смущаясь, подкалывает Максима сестрица, и я готова сгореть от ее довольного взгляда в нашу сторону.

Максим тяжело вздыхает, мимолетно поглядывая на свои окна — а затем машет ладонью.

— Закрывай. Если уж начал развивать остеохондроз — нельзя бросать все на полпути.

Пока мама с Ириной удивленно хлопают глазами, Максим разворачивает меня за плечи — и ведет к домику напротив, кажущимся темным и маленьким в сравнении с их почти особняком с горящей территорией.

— Что, все настолько плохо? — с тревогой интересуюсь у мужчины, отпирая перед ним двери.

— Ну, как тебе сказать. Я всерьез раздумываю купить тебе нормальную кровать в спальню…

Максим проходит, сразу направляясь в Машину комнату, и укладывает ребенка на кроватку. Я достаю пижамку из шкафчика — Мария весь вечер носилась по двору, и нужно было хотя бы переодеть ее.

Когда я заканчиваю все дела в детской, Максим уже ждет меня в кухне-гостиной. На удивление, я вижу два бокала вина на столике, и беру один в руки.

— Я уже выпила на дне рождении, — напоминаю мужчине, садясь рядом на диван. — Хочешь, чтобы меня вырубило?

— Хочу, чтоб ты расслабилась. — Максим тянется, обнимая меня за плечи, и разворачивая лицом к себе, — после разговора с мамой ты, кажется, немного не в себе.

Я опускаю голову, рассматривая свои чуть подрагивающие руки, и делаю малюсенький глоток вина. Почему внезапно стало так некомфортно?

— Малыш, что она сказала?

— Не хочу об этом, ладно? — я ставлю бокал, и тянусь, обхватывая его за плечи, — ничего из того, что я бы не знала сама. В любом случае, кто бы что не говорил — это их, не наше. А наше мы построим сами.

— Снова вылезла моя романтичная девочка с сопливым носом? — он мягко прижимается губами к моему лбу, и я вспоминаю, что он так писал мне в нашем чате раньше, когда я немного не сдерживалась в эмоциях, — не смущайся. Мне даже нравится.

Максим не романтик. И больше — немного высмеивает обычные пошловатые свидания и комплименты. Но сейчас я ощущаю себя настолько выжатой и уставшей, что происто крепче прижимаюсь, напитываясь его теплом и энергией.

И плевать, что мы весь день провели вместе. Я соскучилась быть вот так — вдвоем.

— Хочу пить с тобой вино, смотреть веселые фильмы и обниматься, — шепчу я в его домашний свитер, немного пахнущий дымом и мясом, — а еще в морозилке есть мороженое.

— Эк тебя понесло-то, — качает головой Макс, но я чувствую в его тоне улыбку, — я-то думал, что иду сюда классно потрахаться… Шучу, шучу!

Он смеется моему возмущенно вздернутому подбородку, а затем наклоняется, медленно целуя в губы. Боже, его язык двигается так, что все возмущение от его «плана» исчезает напрочь!

— Я не против посмотреть с тобой фильм, — шепчет Макс, и я приоткрываю глаза, глядя на любимую улыбку на тонких губах, — но мы сделаем это, лежа в ванне, а я буду гладить тебя под водой, и массировать твою спинку. Что скажешь?

«Что люблю тебя, кажется, еще сильнее чем раньше».

Идиотка.

— Пошла за мороженным! — вскакиваю с дивана, и на слегка ватных ногах спешу к морозильнику.

Вот что со мной не так, а? Достаточно лишь капли нежности от этого мужчины — и я таю, изо всех сил стараясь не ляпнуть лишнего. И почему-то уверена, что мои признания сейчас абсолютно не нужны, и только все испортят…

Спустя десять минут в моей небольшой ванной набирается вода с половиной бутылки пены, а рядом на стуле — вино и ноутбук. Максим самолично выбирает для нас «Солнце ацтеков», рассуждая, что это хороший и не глупый фильм, а я за его спиной пытаюсь раздеться.

Ну почему это так трудно при ярком свете ванной комнаты?

— Настен?

Максим смотрит на мои замершие у края толстовки руки, и нехорошо усмехается, явно понимая, почему я медлю. Берется точно также руками за свой свитер — и медленно произносит, глядя мне прямо в глаза.

— Смотри, малыш. На счет три учимся не только вылизывать друг друга, но и раздеваться. Давай, со мной…

Он считает, а затем резко снимает с себя свитер, и я делаю так же. Его голая грудь тут же притягивает мой взгляд, а Макс с жадностью смотрит на мой спортивный бюстгальтер.

— Дальше.

Его руки на ремне джинсов — клянусь, нет ничего сексуальней. Эти длинные мужские пальцы, эффектно вынимающие пряжку, и расстегивающие пуговицу с ширинкой. Я, кажется, настолько залипаю в этом, что слышу довольный смешок, а следом полуприказ низким, грудным голосом.

— Повторяй, Настен. Иначе мне придется остановиться.

Мои руки путанно расстегивают собственные джинсы, и я, краснея, тяну их вниз. Почему процесс раздевания вживую выглядит совсем не так эротично, как где-нибудь в кино? Я ощущаю себя по-идиотски неуклюже, когда приходится стягивать узкую ткань, наклоняясь при этом до самых ступней.