Было бы неправильно приписывать Гитлеру желание приобрести тем самым всю командную власть над вермахтом. Он и так обладал ею со времени смерти Гинденбурга 2 августа 1934 г., когда стал главой государства и, следовательно, также Верховным главнокомандующим вермахта.

Другие господа из окружения Гитлера разделяют мою личную точку зрения, что он никогда не был так шокирован чьим-либо поведением, как женитьбой Бломберга. За восемь лет моей адъютантской службы мне не доводилось видеть ничего подобного. Даже полет Рудольфа Гесса в Англию в 1941 г. внутренне не затронул фюрера так сильно. С этим же скандалом для него рухнул целый мир. До данного инцидента глубокое уважение Гитлера к генералам было непоколебимым.

Смещение Хоссбаха

Следующую и еще более суровую неожиданность мне и Путткамеру в процессе этого трехдневного кризиса (как мы потом доверительно называли между собой все происшедшее) принесло 28 января. Гитлер высказал Кейтелю свое желание избавиться от Хоссбаха. Мы не находили этому решению оправдания и отказывались понимать его. Как мог фюрер в такой ситуации расстаться с этим офицером, которого он знал и которому доверял более трех лет!? Все мы считали Хоссбаха единственным приемлемым советчиком по всем вопросам руководства сухопутными войсками, включая и очень важное дело замещения высших постов в них. Путткамер дважды попытался вступиться за него перед Гитлером, считая, что увольнять Хоссбаха не следует. Гитлер проявил понимание этого демарша, но сказал, что решение его – необратимо. Реплика фюрера, что при последнем разговоре с Хоссбахом он оценил его как человека, подтвердила мое мнение: отношение Гитлера к нему не носило какого-то предвзятого личного характера. Гитлер воспринял поступок Хоссбаха (вопреки его категорическому приказу, проинформировавшего Фрича о существовании компрометирующего генерала документа) серьезнее, чем поначалу казалось. Только через два дня после разговора фюрер оформил его увольнение через Кейтеля, что глубоко задело Хоссбаха. Эти два дня стали для него роковыми: во-первых – неудачное, но желаемое им самим двойное подчинение начальнику генерального штаба сухопутных войск Беку и одновременно Гитлеру, а во-вторых – враждебность Геринга. Тот факт, что Хоссбах был смещен всего через два дня после своего непослушания Гитлеру, дает право сделать вывод, что и в этом сказалось влияние Геринга на фюрера.

Сам я находил поведение Хоссбаха в отношении Гитлера понятным, а как попытку вступиться за своего главнокомандующего – достойным уважения. Но я не могу не упрекнуть его за то, что он пошел на риск в неподходящий момент, поставив под угрозу и себя, и собственную должность. В своей оценке положения вечером 25 января Хоссбах должен был, безусловно, учесть, что он – единственный из офицеров сухопутных войск, кто пользовался доверием Гитлера. Только он один был в состоянии повлиять на фюрера в их интересах. Эту возможность он сразу же поставил на карту потому, что чувствовал себя не адъютантом фюрера, а доверенным лицом Фрича и Бека. Я и по сей день придерживаюсь точки зрения, что, отреагируй Хоссбах иначе, и, несмотря на все обвинения и интриги против Бломберга и Фрича, можно было все же повлиятъ на принятие фюрером решения в пользу обоих генералов. Однако характер Хоссбаха, его моральные устои, его представление о профессии офицера не позволили ему пойти на компромиссы или же половинчатые действия. Доверить этому бескомпромиссному офицеру выполнение такой задачи, которая требовала наряду с твердостью также и гибкости, было ошибкой генерального штаба сухопутных войск.

Poль Кейтеля

В эти дни у Путткамера произошел разговор с Кейтелем, которого он резко упрекал за его поведение. Кейтель{88}, говорил он, без какой-либо опаски и возражений воспринял точку зрения Гитлера насчет историй с Бломбергом и Фричем. Его же долгом офицера было, особенно в случае с Фричем, прежде чем высказать свою позицию фюреру, самому разобраться в этом деле. Упреки Путткамера не произвели на Кейтеля никакого впечатления.

Насчет поведения Кейтеля следует сказать, что он, в противоположность своему предшественнику Рейхенау{89}, прямого контакта с фюрером не имел, за небольшим исключением в виде служебных встреч. Сам по себе он в качестве начальника штаба Бломберга никаких попыток сближения с Гитлером не предпринимал, хотя для его служебной карьеры это было бы полезно. Хоссбах тоже держал Кейтеля подальше от фюрера, опасаясь как бы он, подобно Рейхенау, не приобрел на него влияния. Таким образом, 27 января Кейтель оказался совершенно не подготовленным к этой ситуации, до которой еще не дорос. Он был хорошим военным организатором и потому переведен на должность, непосредственно подчиненную Бломбергу. Своей репутацией толкового офицера-генштабиста Кейтель был обязан прежде всего собственному неутомимому усердию и солдатской вышколенности. На политическом же и дипломатическом паркете он держался неуклюже.

Современным генералом Кейтеля назвать было нельзя. Для этого он слишком мало понимал в технике. Но мне сразу бросилось в глаза его какое-то утрированное тщеславие, причем относившееся не к собственной персоне, а к своей семье и своей фамилии. Будучи сыном самостоятельного нижнесаксонского землевладельца, он гордился тем, что достиг такого высокого положения. Но гораздо большей ответственности по сравнению со своей прошлой должностью Кейтель еще не осознавал. Поэтому в те кризисные дни он не сумел поддержать тесного контакта с руководящими генералами сухопутных войск, а обсуждал ситуацию только с подчиненным ему полковником Йодлем. Тем самым Кейтель с самого начала подверг себя упреку в том, что захотел отдалиться от армии и ее командования и поддакивал Гитлеру{90}. От этой дурной славы первых дней своего пребывания в новой должности он так и не смог избавиться никогда. В результате потом его зачастую оценивали неверно.

Странный эпилог

Путткамер рассказал мне и такой примечательный эпизод. Последний военно-морской адъютант Бломберга корветтен-капитан фон Вангенхайм, узнав о причине его отставки и переговорив с Редером, пришел к убеждению, что должен вмешаться в это дело. В военно-морском флоте распространилось предположение, что фельдмаршал всей правды о своей жене не знал, ибо тогда действовал бы по-другому. Поэтому Вангенхайм счел своей задачей напомнить Бломбергу об офицерском понятии чести. 29 января он выехал в Рим, где находился фельдмаршал, и потребовал от своего бывшего шефа сделать соответствующие выводы и развестись. Бломберг отказался. Тогда Вангенхайм заявил ему, что он запятнал и свою собственную честь, и честь офицера. Поэтому ему остается только один выход: лишить себя жизни, и положил на стол перед Бломбергом пистолет. От Бем-Теттельбаха я узнал, что произошло дальше. Бломберг позвонил из Рима Герингу, а также написал письмо Кейтелю, в котором сообщил, что обещал Гитлеру не накладывать на себя руки. Фюрер сказал ему: «Германии сейчас мертвый военный министр не нужен».

По возвращении в Берлин Вангенхайм вместе с Боденшатцем был вызван к Герингу. Тот находился в состоянии сильного раздражения и стал упрекать Вангенхайма в том, что его «самодеятельность» могла привести к чрезвычайно серьезным осложнениям. При этом Геринг добавил, что отчасти он шаг Вангенхайма понимает, но его вмешательство следует назвать необдуманным и самонадеянным. В то время как Путткамер поступок Вангенхайма одобрял, я его поездку в Рим считал ненужной и его точку зрения не разделял. Для меня было достаточно знать, что умышленно Бломберг не сделал ничего такого, что могло бы опозорить и его личную честь, и честь офицерского корпуса. История эта показала, сколь легкомысленно обошлись тогда с понятием чести. Впрочем, думаю, фельдмаршал любил свою жену и именно потому не разошелся с ней. Об этом говорит то, что они прожили вместе в Бад-Висзее до самой смерти Бломберга в 1946 г.

Шмундт

Теперь речь шла о том, чтобы найти преемника Хоссбаху. Гитлер поручил Кейтелю подыскать генштабиста, пользующегося доверием как его самого, так и Кейтеля, а не кого-либо другого. Тем самым фюрер намекал на двойственное положение Хоссбаха. Это указание Гитлера насчет преемника Хоссбаха давало понять его реакцию на события последних дней.