Во время пребывания в горном санатории в Оберсдорфе я как-то от политики отошел и событиями не очень интересовался. Из газет я узнал, что 9 марта Шушниг, находясь в Инсбруке, заявил о предстоящем в воскресенье, 13 марта, народном голосовании в Австрии. Принимать в нем участие имели право только австрийцы, достигшие 24-летнего возраста. Они должны были ответить «да» или «нет» на вопрос о независимости Австрии. Этот избирательный маневр показался мне довольно подозрительным, особенно из-за его срочного проведения. Но причин для беспокойства для себя лично я в этом не увидел.

Посреди ночи на 11 марта я неожиданно был разбужен посыльным из местного почтового отделения: меня срочно вызывали к междугородному телефону. Меня предупредили: звонок – из Имперской канцелярии. У аппарата оказался Путткамер: я должен немедленно вернуться в Берлин! Я принял это невсерьез и ответил: даже не подумаю! Мне были знакомы телефонные розыгрыши со стороны ночных гостей Гитлера, желающих повеселиться. Предполагая, что стал жертвой подобных забав, я отреагировал на слова Путткамера с раздражением. Но тот не отставал. Постепенно я заметил, что он просто в отчаянии от своей неспособности убедить меня. Под конец он заявил: посмотри газеты! Вот тогда я наконец-то понял, что этот ночной звонок связан с событиями в Австрии, и ответил: выезжаю немедленно.

11 марта рано утром я экспрессом выехал из Оберсдорфа в Берлин. Напротив меня в купе сидел статс-секретарь министерства внутренних дел д-р Вильгельм Штуккарт. Он меня не знал, а я с ним не заговаривал. Но тот факт, что он ехал в Берлин, указывал на предстоящие важные события. Во второй половине дня я прибыл в столицу и сразу же поехал в Имперскую канцелярию. Там было полно народа. Я должен был немедленно доложить о своем прибытии фюреру. Он встретил меня со смехом, рассказав присутствующим о ночном разговоре, о котором узнал от Путткамера, и даже отпустил по этому поводу пару шуток, очень мило сказав мне: «Вы должны завтра обязательно присутствовать при этом!».

Да что же такое должно было произойти завтра? В ответ я услышал: «Будет унифицирована Австрия!». Что привело к этому, какие события предшествовали? Со всех сторон я по частям узнавал самые последние новости, пока не сложилась цельная картина. Она была такова. Встреча Гитлера с Шушнигом 12 февраля на Оберзальцберге настолько ободрила национал-социалистов в Австрии, что они стали еще энергичнее добиваться выполнения своих требований. Назначенным плебисцитом Шушниг хотел доказать, что большинство австрийского народа стоит на его стороне, а не на стороне Гитлера. Однако это народное «голосование», как я узнал, должно было пройти в форме народного «опроса». Оказывается, Зейсс-Инкварт, уже ставший в Вене министром внутренних дел, указал на то, что конституция Австрии народного «опроса» в такой форме, в какой его хотел провести Шушниг, не предусматривает. Федеральный канцлер не дал сбить себя с толку и известил о своем намерении Италию, Англию и Францию, а Берлин поставить в известность не счел нужным. Гитлеру пришлось узнать об этой новости из прессы и из сообщений радио. Он сразу же вызвал к себе эмиссара Клаузнера, руководителя австрийских национал-социалистов, и тот 9 марта рассказал ему подробности. Сначала фюрер дошедшим до него из Вены сообщениям верить не хотел, но теперь отреагировал молниеносно. Он почувствовал себя спровоцированным Шушнигом, увидел в его действиях нарушение Берхтесгаденского соглашения и приказал готовить вступление германских войск в Австрию. Вот что мне рассказали в Имперской канцелярии.

Результатом всего этого явилась порядочная неразбериха, ибо и политики, и солдаты были совершенно не подготовлены и оказались перед задачей, для решения которой обычно потребовалось бы гораздо больше времени. Гитлер вновь принял решение не после долгих размышлений, а сразу, ибо причиной этого быстрого решения послужили события в Австрии. Для поддержки он вызвал Геринга. Риббентроп в это время делал прощальные визиты в Лондоне – дополнительный признак того, что инцидент с Австрией на повестке дня не стоял и вовсе не служил (как тогда утверждалось) цели отвлечь внимание от дела Фрича.

Войдя вечером И марта в Имперскую канцелярию, я увидел Геринга активно действующим. Будучи полностью «хозяином положения», он чувствовал себя в своей стихии. Я оказался здесь как раз в тот момент, когда Шушниг заявил о своем уходе в отставку и ожидалось назначение Зейсс-Инкварта на пост федерального канцлера. Геринг непрерывно говорил с Веной по телефону, большинство этих его телефонных переговоров проходило в более или менее большой аудитории. Среди присутствующих я видел Нейрата, Бормана, Гиммлера, Геббельса, Кейтеля, Папена и Браухича.

Я смог понять, что австрийский федеральный президент Миклас все еще медлит с назначением Зейсс-Инкварта. Поэтому обсуждался вопрос, следует ли вермахту вступить в Австрию или же нет. Но поскольку приказ войскам необходимо было (чтобы завтра все прошло как положено) отдать до 19.30, Геринг настаивал на том, чтобы Зейсс-Инкварт продолжал выполнять свои обязанности и прислал в Берлин телеграмму с просьбой к германскому правительству направить в Австрию войска с целью избежать кровопролития. Таким образом, Зейсс-Инкварт оказался вынужденным по настоянию Геринга по телефону запросить введения германских войск. А вскоре Миклас объявил о его назначении федеральным канцлером. Но было слишком поздно. Приказ уже поступил в войска. Акция началась. Люфтваффе было приказано загрузить свои бомбардировщики пропагандистскими материалами, листовками и флагами со свастикой, которые следовало на другой день разбрасывать над Австрией. Незадолго до того Шушниг в своем последнем обращении по радио к народу дал приказ австрийским войскам при возможном вступлении в страну вермахта отходить без сопротивления. Итак, стало ясно: завтрашнее вступление в Австрию сможет произойти в форме мирного занятия ее территории. Я никогда не сомневался, что именно так оно и будет.

Еще до своего отъезда на лечение я слышал, что наша адъютантура должна увеличиться на одного офицера. От кого исходило это требование, не знаю. Но предполагаю, в этом было заинтересовано ОКВ. Хотя Шмундт и был офицером сухопутных войск, Гитлер считал его человеком ОКВ. Однако сухопутные войска желали, как во времена Хоссбаха, иметь прямой доступ к Гитлеру без посредства ОКВ. Фюрер с этим согласился, но потребовал, чтобы это ни в коем случае не был офицер генерального штаба. Как я потом слышал, Шмундт тоже приветствовал усиление адъютантуры офицером сухопутных войск, так как это означало для него лично уменьшение нагрузки. Но в подборе кандидатуры он не участвовал и нового офицера не знал. Я же познакомился с ним впервые в тот бурный вечер. Это был 32-летний капитан Герхард Энгель из 27-го пехотного полка в Ростоке. Теперь нас, адъютантов, было четверо, по одному от каждой составной части вермахта, а также Шмундт в качестве старшего, так сказать, «Primus inter pares»{104}. В течение следующих пяти лет мы работали вместе дружески и без помех в качестве адъютантов нового Верховного главнокомандующего вермахта. Теперь мы стали военными адъютантами Гитлера, а не, как прежде, так называемыми «офицерами связи» фюрера с нашими видами вооруженных сил. Для меня ничего нового в этом не было. Личная адъютантура Гитлера одновременно была усилена и еще двумя молодыми фюрерами СС – Вюнше и Вальсом, которые выполняли обязанности офицеров-ординарцев.

В субботу, 12 марта 1938 г., в 8 часов утра Гитлер вылетел с берлинского аэродрома Темпельхоф в Мюнхен-Обервизенталь. Три «Ю-52» предназначались для многочисленных сопровождающих. Большинство из них не знали ни о цели полета, ни о его местоназначении. Мы приземлились в Мюнхене около 10 часов, нельзя было не считаться с тем, что все это может оказаться акцией военного характера. В самолете Гитлера вместе с ним впервые летел Кейтель. По прибытии офицер командования Мюнхенского военного округа прямо на аэродроме доложил фюреру обстановку. Затем, мы пересели на знакомые нам по прошлогодним маневрам трехосные серые автомашины, и колонна устремилась вперед. Двигаясь с большой скоростью в открытых машинах при ледяной стуже, мы около 12 часов дня прибыли в Мюльдорф-на-Инне. Здесь фюрера встретил генерал фон Бок{105} – командующий 8-й армией (которая в самом спешном порядке была сформирована из дислоцированных в Баварии соединений сухопутных войск; кроме того, ей был придан переброшенный из Берлина полностью моторизованный лейб-штандарт СС «Адольф Гитлер»{106} ). Бок доложил о передвижениях наших войск. Вот уже два часа как германские войска перешли границу Австрии, ликующее население встречает их с цветами. Имперский шеф печати дал обобщенную сводку первых откликов из заграницы.