Через почтовый ящик он вглядывался в какое-то другое место. Другое место было в основном желтым. Генри слышал, как кто-то насвистывает, и тут перед ним, не дальше двух футов от его лица, показалась нога в брючине.

Нога была облечена в серую штанину. Она перемещалась из стороны в сторону, шаркала и наконец замерла. Свист замедлился и прекратился. Толстая, покрытая темными волосами рука протиснулась в ящик и положила длинный конверт рядом с лежавшей там открыткой. Затем нога двинулась дальше, судя по щелчку каблуков, всего на шаг. Однако, тем не менее, скрылась из виду.

Генри даже не задался вопросом, а не спит ли он. Он был слишком удивлен. Вместо этого он, еле дыша, вглядывался в неизвестное желтое пространство. Он все еще слышал насвистывание, то еле-еле, словно издалека, то ближе и отчетливей. Он слышал, как щелкали по полу каблуки ботинок. Ноги, судя по всему, ходили туда-сюда, но увидел он их еще только раз. Это желтое место не было чем-то, что бы в обычной ситуации его заинтриговало, а уж чья-то нога в брючине — и подавно. Однако все это он видел через дверь маленького ящичка, который, как он знал, находился во внешней стене дома, выходившей к амбару и тянувшимся до самого горизонта полям. Это обстоятельство делало все увиденное гораздо интереснее. Генри довольно долго продолжал так смотреть на, в общем, ничего особенного не представлявшее собой нечто, которого тем не менее, не должно было там быть.

Известно, что если мальчик находит паука, который не двигается, он, как правило, прекращает его рассматривать. И если тот упорно продолжает оставаться неподвижным, мальчик обязательно ткнет его палкой, даже если паук кажется опасным. Просто чтобы посмотреть, что произойдет. Генри пребывал в похожей ситуации. Он смотрел на нечто гораздо более удивительное, чем большинство людей вообще могут себе представить. Но между тем ничего не происходило.

У Генри, разумеется, не было под рукой палки. И камня не было. Поэтому он просто засунул руку в ящик и вытолкнул обратно длинный конверт. Он услышал, как конверт упал на пол на другой стороне. Свист прекратился. Секунду желтое пространство пребывало в тишине, а затем ботинки зацокали по направлению к ящику. Генри увидел часть брючины. Нога, скрытая под тканью, согнулась. Перед глазами Генри рука проделала путь вниз к полу и обратно. На обратном пути рука держала тот самый конверт.

— Гмм, — произнес неизвестный голос, и Генри задержал дыхание, потому что в проеме показалось лицо человека, и он смотрел прямо на него. Лицо мужчины было вытянутым и худым, с длинными, даже слишком, серыми усами. Он все всматривался внутрь ящика, пока его рука водворяла конверт на прежнее место. Затем неизвестный поднялся и в очередной раз принялся что-то насвистывать, а ноги зацокали неизвестно куда. Генри вздохнул с облегчением.

Довольно скоро он устал сидеть сгорбившись, прижавшись лицом к дверце шкафа. Он попробовал подвинуться, затем переместился с коленей на корточки, но шея все равно оставалась изогнутой, а спина ныла. Поэтому в конце концов он затолкал простыню из плакатов подальше в угол и сполз с кровати на пол, прислонился спиной к противоположной стене, а ноги положил под кровать. Теперь небольшой прямоугольник желтого света был прямо перед ним. Но смотрел он на него недолго, потому что теперь, устроившись наконец удобно, он сразу же уснул.

Когда он проснулся, его правая щека покоилась на плече, шея затекла, а свет исчез. Он попытался встать, ударился коленом о низ кровати, застонал, теперь уже аккуратно заполз на кровать и нащупал маленькую дверцу. Найдя ее, Генри вытащил оттуда открытку и конверт и бросил их на кровать. Затем сел и уставился в темноту, задумавшись, что же делать дальше. Он засунул руку в маленький почтовый ящик и ощупал его изнутри. Он был всего около фута в глубину, и его рука легко дотянулась до другого конца, который был открыт. Тут в голове Генри возникла идея. Свободной рукой он нашарил задвижку двери с ветром и деревьями. Она легко открылась, и дверца распахнулась, впустив в комнату запах земли. Эта дверь была как раз над почтовой: их разделяла лишь тонкая полоска дерева.

Не вынимая правой руки из почтового ящика, Генри повернулся и запустил левую в шкаф с деревьями. Он придвинулся как можно ближе к стене, пока не почувствовал, что обе его руки высовываются с другой стороны шкафов. Тогда, прижавшись подбородком к стене, он пошарил руками. Его правая рука свободно болталась в воздухе, тогда как под левой он чувствовал что-то мягкое и влажное. Его руки были в двух совершенно разных местах, но его сознание точно понимало, что они обязаны соприкоснуться за стеной. Настроившись залезть еще дальше в почтовый ящик, Генри согнул руку и пошарил с обратной стороны так высоко, как только смог. И нащупал пальцами конверт — он нашел еще одну почтовую ячейку. Затем пошарил по сторонам и нашел еще.

Генри вытянул руки из шкафов и потер ладони. Противоположная сторона почтового ящика, очевидно, была ячейкой в стене где-то на почте. А внешняя сторона была в его комнате. Задняя сторона другой дверцы шкафа находилась где-то в лесу или в месте, где есть деревья. Внешняя — опять-таки была в его спальне. Левая рука наткнулась на мох и грязь где-то, где только что прошел дождь. Правая — побывала в почтовом отделении, ощупывая чужие письма. А его тело все время оставалось в спальне.

Генри довольно долго сидел в темноте, прокручивая в голове мысли, которые вели в никуда, и задавая себе вопросы, ответов на которые у него не было. В конце концов он заснул, вдыхая воздух из какого-то иного места, попадавший в комнату через дверцу в стене. Он спал, оставив обе дверцы открытыми, и видел сны.

Генри стоял босиком в каком-то чрезвычайно зеленом месте, зарываясь пальцами ног в густой влажный мох. Вокруг него были деревья, огромные деревья. Это был лес, но деревья стояли довольно редко, как минимум в нескольких десятках метров друг от друга. Над ним куполом смыкались переплетенные ветви. Они выходили из гладких прямых стволов, похожих на башни, которые, казалось, долго дожидались момента, чтобы выстрелить ветвями высоко в небо.

Генри стоял на пологом склоне, казавшемся почти плоским в том месте, где был он. Но ниже по склону были видны верхушки деревьев. Это, а также холодный воздух, убедили Генри в том, что он на горе. Он обернулся и посмотрел на поднимавшийся вверх за его спиной склон, на устеленную мхом землю и стволы огромных деревьев. И тут обнаружил, что он идет. Он не отвечал ни за свои движения, ни за то, на что смотрел, — он просто следовал своему сну. При каждом его шаге между пальцев ног из мха выступали капельки воды, и он чувствовал, как прохладный воздух заполняет его легкие. Ему хотелось остановиться и провести рукой по гладкой коре деревьев, обхватить руками огромное древесное брюхо. Но вместо этого он шел дальше и вскоре обнаружил, что стоит на опушке леса. Вокруг него была только трава, а вверху — небо. Склон поднимался еще немного выше, и там, где он заканчивался, на верхушке горы, лежала большая прямоугольная каменная плита с закругленными углами.

Генри увидел, как его рука потянулась к плите. Когда-то этот камень был гладким, но мох и время сделали его поверхность неровной. Генри обошел кругом, не отрывая руки от каменной поверхности. По другую сторону плиты росло последнее дерево.

Это дерево было гораздо шире, чем те, что росли на склоне горы, и не такое высокое. Нижние ветви были толщиной, как и у большинства виденных им прежде деревьев. Это дерево было старым и выглядело так, словно уже умирало. В нижней части ствола у земли зияла большая расщелина, и внутри нее перемешались земля и гниль. Ветер здесь, на вершине горы, был сильнее и дул непрерывно сквозь переплетение старых ветвей.

Тогда Генри увидел собаку, черную и очень большую. Она бросилась к древнему дереву и попыталась головой залезть в расщелину ствола, при этом царапая лапами кору. Затем отскочила от дерева, подбежала к каменной плите и принялась скрести землю у ее основания. Когда она наконец отвлеклась от этого занятия, то замерла в нерешительности, раздувая ноздри и уставившись на Генри или на то место, где он стоял. Собака была действительно большая, вроде мастиффа или дога. Буквально в два прыжка она оказалась уже рядом с ним. Ее голова, казалось, была не меньше его грудной клетки. Собака присела и снова побежала к дереву.