Однажды днём в двух милях от атолла на якорь встало неизвестное судно. По рации с него передали условный сигнал и сообщили, что прибыл человек от Билленфельда. Им оказался лейтенант японского флота Иосуки, сообщивший что из порта Вила на островах Новые Гебриды выйдет французская шхуна «Флёр де Сюд» с крупной суммой денег для банка в Нумеа, на Новой Каледонии.

Двое суток U-2670 караулила шхуну на предполагаемом пути её следования. За это время Реттель несколько раз безуспешно пытался связаться с Билленфельдом. С каждым разом беспокойство и насторожённость корветтенкапитана возрастали. Наконец в полдень на третьи сутки вахтенный увидел на горизонте мачты, а затем Реттель опознал и белый корпус шхуны. Значит, в полученной информации подвоха не было. Остальное, в том числе и количество охраны, его не беспокоило.

Реттель уже давно отказался от уничтожения захваченных судов с помощью торпед. Теперь в его распоряжении имелись более «элегантные» средства.

До темноты субмарина следовала за шхуной в значительном отдалении. Для её успешного захвата были нужны темнота и устойчивое направление ветра. С заходом солнца U-2670 увеличила ход, догнала шхуну и на электромоторах бесшумно пошла рядом с ней со стороны наветренного борта.

— Приготовить газомёт! — скомандовал Реттель в боевую рубку.

Из носового люка появилась толстая труба с плоским раструбом на конце.

— Надеть противогазы!

Реттель и Штробель внимательно осматривали шхуну в бинокль. На ней всё было спокойно. Ясно, что субмарину с палубы не видели. Никаких признаков ловушки не наблюдалось.

— Открыть газовый клапан!

Раздалось громкое шипение.

Прошло с полчаса, и «Флёр де Сюд» начала рыскать то вправо, то влево. В конце концов её развернуло носом к ветру, паруса на ней заполоскали.

U-2670 подошла к шхуне вплотную. Пираты в противогазах перекинули на её борт штормтрапы. На палубе, в каютах и на мостике шхуны лежали люди без признаков жизни. Они надышались усыпляющим газом. Забрав мешки с банкнотами и ценные вещи, грабители заперли спящих в каютах, а затем покинули шхуну, предварительно открыв в трюмах кингстоны. Внутрь хлынула забортная вода, судно стало медленно тонуть.

Вскрыв один из опечатанных мешков, Реттель убедился, что его подозрения в адрес японца были напрасными. Разве стал бы он устраивать ловушку и одновременно одаривать их таким богатством?

А накануне днём на пляже атолла Ванаранга шёл неторопливый разговор между двумя лейтенантами — Клаусом, оставленным Реттелем на базе за старшего, и Иосуки, вдруг снова появившимся здесь. Поначалу всё было как в прошлый раз: вызов базы по радио, пароль, отправка к судну шлюпки с двумя матросами. Только теперь, когда шлюпка вернулась, японца сопровождали не посланные за ним люди, а десяток желтолицых парней с автоматами. Они мгновенно разоружили подводников, заняли все ключевые точки базы, а радиста, попытавшегося включить передатчик, пристрелили. Иосуки предложил Клаусу и его людям перейти на службу к новому хозяину, обещав условия не хуже, чем у Билленфельда, который, как сообщил японец, погиб при невыясненных обстоятельствах. Об альтернативе Иосуки не упоминал, но Клаус о ней догадывался. После недолгих раздумий он принял предложение.

По пути на базу U-2670 получила ещё одну возможность «поохотиться» и не упустила её. Но в разгар ночной высадки на небольшой теплоход «Равади» Штробель заметил на горизонте ходовые огни судна. Огни быстро приближались. Луна высветила силуэт эсминца. Реттель приказал срочно перенести девятерых усыплённых моряков с теплохода на субмарину и погрузиться. Сбросить их в море было нельзя — если эсминец спасёт кого-нибудь, тайна пиратов может приоткрыться.

Погрузившаяся субмарина оставила на поверхности моря очередную загадку: покинутое экипажем судно без каких-либо повреждений, следов насилия или борьбы, с нетронутым грузом и личными вещами команды, с полным комплектом спасательных средств, с исправной рацией.

Когда следующей ночью U-2670 приблизилась к своему атоллу, радист стал вызывать базу. Ответа не было.

— Значит, опять тайком пронесли спиртное и теперь дрыхнут, — проворчал Реттель. — Придётся напомнить им о морской дисциплине.

Он стал высматривать сигнальный огонь, который должен в ночное время обозначать вход в лагуну. Вскоре показался мелькающий свет фонаря на покачивающейся в волнах шлюпке. «Хорошо, что хоть об этом Клаус не забыл», — подумал Реттель.

U-2670 повернула к берегу и устремилась к проходу. На мостике стояли Реттель, Штробель и двое вперёдсмотрящих. Когда гул прибоя впереди стал оглушительным, они поняли, что U-2670 идёт в ловушку, но было уже поздно.

Субмарина на полном ходу врезалась в рифы, смявшие носовую часть и пропоровшие днище, а набежавшая затем волна отбросила её обратно в океан. Из членов команды, находившихся внизу, спаслись только трое.

Утром стало ясно, что база разгромлена, оборудование разбито, склады с припасами уничтожены, запасы воды исчезли. Шлюпка с сигнальным фонарём стояла на якоре в лагуне напротив самых опасных рифов. Проход находился метров на двести дальше.

Четыре месяца семеро уцелевших пиратов жили на острове в построенной из обломков кораблекрушения хижине, непрерывно поддерживая с трудом добытый огонь, питаясь найденными остатками продуктов и молоком кокосовых орехов, примитивным способом опресняя морскую воду.

Спасли их подошедшие к атоллу на парусной лодке туземцы, заметившие в сумерках на берегу костёр. С ними бывшие пираты добрались до Сувы, где в числе атрибутов цивилизации были несколько банков. Здесь прибывшие мгновенно превратились из жалких оборванцев в богатых туристов, поскольку для доступа к лежащим на их счетах капиталам было достаточно личной подписи.

Спустя несколько недель среди пассажиров трансконтинентального авиалайнера, вылетавшего из Сиднея в Буэнос-Айрес, появились семеро элегантных джентльменов с панамскими паспортами и документами, выданными одной из южноамериканских судоходных компаний. Только темнокожую стюардессу, с улыбкой встречавшую пассажиров, поразили их серые, ничего не выражавшие лица и пустые глаза.

В 1963 году военный лётчик Вяткин осваивал полёты на сверхзвуковых истребителях МиГ-19 на аэродроме, расположенном вблизи Тикси, в Центральной Арктике. Однажды в июле того же года он, взяв кинокамеру (был воскресный день), с солдатом Ивановым отправился на берег Неелова залива. К 13 часам они прошли километров двенадцать и вышли на участок охотника-якута «дяди Васи», где были расставлены хитроумные ловушки для песцов. Ещё через час вышли к его хижине — небольшому домику, сложенному из брёвен.

Пострекотав кинокамерой и запечатлев нехитрое жильё якута, Вяткин перевёл объектив на стоящую рядом железную бочку и снял её телевиком. Солнце светило сбоку, и он отчётливо различил на ней орла со свастикой! Откуда здесь бочка из германского рейха? Да ещё совсем как новая!

Скоро появился дядя Бася. Он явно был рад гостям, показал, как он ловит осетров, заходящих в мелкие ручьи, продемонстрировал шкурки голубого песца, охотничье ружьё. Потом достал вяленый осетровый балык метровой величины и предложил выпить чаю.

Уже прощаясь, лётчик спросил дядю Васю: «Откуда эта бочка, как она попала сюда?» «Бочка-то? — переспросил якут. — Река принесла. Совсем недавно…»

Попрощавшись с якутом, военные пошли по берегу к дельте Лены, где она делится на несколько рукавов и впадает в море Лаптевых. Скоро начались завалы леса, вылизанные водой, ветрами и морозом стволы деревьев, которые столетиями выносит в море могучая река. Миллионы кубометров гладких, как бивни мамонта, стволов до самого горизонта.

Спустя много лет, будучи в редакции газеты «Советская Россия», от своего приятеля журналиста Николая Домбковского Вяткин услышал, что в устье Лены найдена секретная база немецких подводных лодок, хорошо оборудованная, с большим запасом топлива. И тогда стал ясен невероятно большой радиус действия нацистских субмарин, торпедировавших караваны союзников, следующих в Мурманск с вооружением и техникой.