Сквозь залепленное снегом стекло холла было видно содержимое помещения. Виктория Борисовна притормозила рвущегося в тепло профессора:

— Витя, пункт первый инструкции по входу на вражеский объект — четко определить направление. Нам куда?

Тот прищурил глаз, и число изображений сократилось вдвое.

— Туда! — он уверенно ткнул пальцем.

— Уверен?

— Я же хирург, врач! Здесь я на своей территории.

— Ну, ну, — Хана потянула дверь, — иди спокойно и молча. Будут спрашивать — кивай до последнего. Понял?

Репетируя, Виктор Робертович кивнул, плотно сжав губы.

— Великолепно... — с большим сомнением хмыкнула она. — Пошли!

Шествие проходило в хорошем ритме, без малейшего намека на отклонения от курса. Даже профессор собрался, перестав покачиваться. Ничто не выдавало в них чужаков. Если не считать, что никто из местных их никогда не видел. И за исключением еще одного нюанса: вместо того, чтобы направиться на лечебные отделения, они уверенно свернули ко входу в подвал.

Ошибка в выборе цели обнаружилась на полдороги. Почти не поворачивая головы, Хана повела глазами. Поворот к лечебным отделениям они проскочили. Бросив взгляд на виднеющийся впереди указатель с надписью: «Подвал», Виктория Борисовна решила: «Может, оно и к лучшему».

Они почти прошли. Еще несколько шагов — и поворот скрыл бы их от глаз внимательных зрителей. Но бдительный охранник все же отреагировал в спину:

— Вы, простите, куда?

— На работу, — не останавливаясь, бросила Хана.

— Пропуск попрошу! — противным металлическим голосом сказал он, заступая дорогу.

На миг в холодных серых глазах Ханы мелькнул стальной блеск. И тут же исчез за шторами полуприкрытых век. Что-то неуловимо изменилось в ее облике. Чуть сгорбилась спина, опустились плечи, сморщилось лицо. Перед охранником стояла обыкновенная старушка, идущая на работу.

— Не серчай, милок, дома я его забыла. Склероз уже, прости Господи.

— Придется возвращаться.

Старушка в отчаянии всплеснула руками:

— Куда ж я, через весь город! А полы ты, что ль, дубинкой помоешь?

— Ладно, пусть проходят. И так санитарок сейчас не найти, — донеслось из «аквариума».

Вдобавок усилился гул голосов «посетителей». Братва коротала ожидание, почувствовав себя Робин Гудами:

— Ты чё, нюх потерял? Пусти бабулю на работу...

— Отстань от пенсионеров!

Тут из-за спины Виктории Борисовны выкачнуло Файнберга.

— А вы кто? — удивился охранник.

Профессорские глаза за стеклами очков задорно искрились полнейшей потерей ориентации во времени и событиях.

Догадавшись, преимущественно по интонации, что вопрос обращен к нему, Виктор Робертович с достоинством кивнул.

— Вы что, тоже полы мыть?

На этот раз кивок пришелся кстати. На всякий случай профессор кивнул еще два раза, не дожидаясь расспросов и давая ответ авансом.

— А в подвал-то зачем?

— За инвентарем, — отбрила Хана, увлекая Файнберга за собой.

Удерживать их не решились. Но подозрительный страж больничного порядка все же спросил:

— Вдвоем полы моете?

Из всех оправданий и отмазов лучше всего действуют самые нелепые.

— Ассистент, — гордо бросил через плечо Виктор Робертович и, закрепляя эффект, на прощание кивнул.

— Понятно... — протянули ему в след, но качающаяся спина уже скрылась за поворотом.

Подвал состоял из закоулков, поворотов и тупиков. Но старый хирург излучал сусанинскую уверенность:

— Витя! Хирургию я найду хоть пьяным, хоть связанным! — Эхо разнесло его голос по тоннелю, увязнув в сыром, гулком подземелье, распавшись в боковых ответвлениях...

После чего они и заблудились. Виктория Борисовна скептически поцокала языком, осматривая облупленные стены со змеистыми пучками проводов:

— Витя, ты и так пьяный. Может, тебя связать?

Файнберг зачем-то потрогал мокрое пятно на стене, потом тщательно обнюхал пальцы:

— Прошу прощения. Боюсь, я не в форме.

Хана не ответила. Ее внимание привлек большой металлический шкаф. На серой дверце было крупными буквами написано: «Не влезай, убьет!» — и нарисована молния. Мощным заслоном на пути террористов, в замочных ушках распределительного щита надежно торчала мягкая алюминиевая проволока. Легким движением устранив препятствие, Виктория Борисовна тщательно изучила электросхему. Вернув сооружению неприступный вид, она заторопилась:

— Витя, напрягись. Нужно отыскать Тампука.

Хирургическое отделение все-таки нашлось. Очевидно, все-таки сказался огромный профессорский опыт. Хотя нельзя полностью отрицать и роли указателей, которые, как выяснилось, присутствовали на каждом повороте. Перед заветной дверью они остановились. В замочную скважину можно было разглядеть двух сидящих у стены людей. В дальнем конце коридора горела настольная лампа на посту дежурной сестры. Сама она, правда, отсутствовала.

— Успели, — выдохнула Хана с облегчением. — Наверняка его стерегут! Значит, жив. Раздеваемся до халатов.

Скинув пальто на подоконник, они вошли. Проникнув на отделение, Хана тут же нырнула в открытую дверь служебного туалета, прошептав:

— Витя, уточни, в какой палате негр.

Она нашла швабру с тряпкой и принялась наливать воду в ведро.

Безжалостные часы отсчитывали последние минуты сладкого предрассветного сна для больных. Из ординаторской хирургического отделения слышалось страстное прерывистое дыхание. Белые кружевные трусики скользнули по стройным ножкам вниз, скрипнул старенький диван, принимая два разгоряченных тела, подстраиваясь продавленными пружинами под ритм первых движений. Женский вздох взлетел к прокуренному желтому потолку, унося ощущение реальности...

Барабанный стук в дверь заглушил нежную мелодию любви. Доктора смело с распластанного девичьего тела, словно взрывной волной. Единым слитным движением он всунул волосатые мускулистые ноги в тапки, а мокрое худощавое тело в халат. Растерянно открыв глаза, сестричка вместо желанного лица увидела змееподобную трещину на потолке. Тут же раздался щелчок отпираемого изнутри замка. Она рывком натянула на себя одеяло.

— Да! — рявкнул хирург, распахивая дверь.

С занесенной для следующего удара рукой перед ним стоял пожилой мужчина в белом халате. Внезапно образовавшаяся пустота явно застала его врасплох. Блуждающий взгляд Файнберга не успел зафиксировать произошедшей перемены. Костяшки его согнутых пальцев больно врезались в покрытый испариной лоб доктора.

— Ай! — обалдев от неожиданности, сказал тот.

— П-прошу прощения, — церемонно извинился Виктор Робертович, удивленно уставившись на торчащие из-под халата голые ноги. — По-позвольте узнать, в какой палате пребывает больной Мананга Оливейра Перес.

Доктор не стал тратить времени на выяснение, кому и зачем в шесть утра мог понадобиться переведенный из реанимации негр. За спиной лежали дела поважней.

— В шестой! — дверь захлопнулась, лязгнув защелкой, и в течение часа из обители любви больше никто не показывался.

Качнувшись, Файнберг развернулся. Перед ним из ниоткуда возникла Виктория Борисовна. Продолжая стучать шваброй по полу, она зашептала скороговоркой:

— Два охранника у шестой палаты. Не менты, точно. По виду — типичные бандиты. Придется их нейтрализовать. Сделаем так: спустись в подвал, открой распределительный щит и дерни вниз рубильник. Пока сработает аварийный генератор или доберутся до щита, минут пять у нас будет. Я успею. Буду у машины. Если все получится — жду минуту. Не успею — действуй по обстановке. Встречаемся в «Панацее». Уловил?

По ходу инструктажа, профессор успел три раза вставить: «Ага», и четыре: «Понял». Но смысл, к сожалению, потерялся где-то между выключением рубильника и встречей в «Панацее». Переспросить не удалось. Виктория Борисовна дружески похлопала его черенком швабры по бедру и, размазывая зигзагом мокрые полосы, устремилась к заветной палате.

Файнберг пожал плечами:

— Я бы сказал — экспресс-консилиум...