Заодно убедив неопровержимой аргументацией и себя, Кабан немного успокоился. С шипением хлопнула очередная банка джин-тоника.

Доехали быстро. Кнабаух ждал их в конспиративной квартире на третьем этаже загаженного и вонючего подъезда. Вскользь пробежав глазами по пленнику, Артур Александрович сразу узнал пальто пахана. Пока тот был еще в силе, Мозгу доводилось раз-другой пошутить в узком кругу над причудливым пристрастием Паука к стилю «ретро». Небрежно усмехнувшись себе в воротник, он кивнул боевикам:

— Распаковывайте — и в комнату. — Кнабаух прошел к единственному креслу, стоявшему у стены, и сел не раздеваясь.

Освобожденного от пут пленника ввели двое, придерживая за руки во избежание эксцессов. Артур Александрович смотрел на плоды победы своего разума сквозь полуприкрытые веки. Поначалу его внимание привлек негромкий стук. Потом в поле зрения вплыл источник звука. Грязно-белый гипс чиркнул по паркету и замер. Широко распахнув глаза, Артур Александрович вскинул голову. Нехорошее предчувствие встало комком в горле, а желудок ухнул прямо на мочевой пузырь, вызвав болезненный спазм. Кабан сорвал мокрую от крови шапку с головы похищенного...

Изумленному Мозгу показалось, что на лицо стоящего напротив человека падает густая тень. Он моргнул, но тень осталась непроницаемо черной. Только бело-голубой шарфик свисал изо рта, оживляя картину неожиданностью цветовой гаммы. На святыне каждого зенитовского фаната алели пятна крови. Глаза Кнабауха распахивались все шире и шире. Издав сквозь стремительно синеющие губы сдавленный хрип, он спросил:

— К-кто... это?

Вынырнув из-за спины негра, Фадей сунул тому в руки костыли и отступил на шаг. Артур Александрович титаническим усилием воли вернул на место самообладание.

— Кт-то это, л-любезнейший?

Он не заорал на весь дом, двор, район, а то и город только потому, что комок в горле разросся в огромный шар, сдавивший грудь безжалостным прессом.

Глядя на судорожные движения гортани клиента, Кабан внезапно понял, что пять тонн баксов, о которых так сладко мечталось по дороге, ему не светят. Осознав размеры грядущей утраты, он заговорил веско и значительно:

— Вон наколки. По фене чешет, будь здоров. Вышел из третьей квартиры дома двадцать пять на Курской. Мы его взяли, сунули кляп, закутали башку, приперли. Бабки, конкретно, сюда!

Мечущийся взгляд Мозга упал на руки негра. На обеих кистях белели наколки, казавшиеся смутно знакомыми.

— Выньте кляп.

Один из братков тут же дернул за свисающий конец шарфика, освобождая пленнику рот. Вместе с плевком оттуда сразу вылетело:

— Тьфу!.. Чушки гнилые!

— Ты кто? — потрясенно спросил Мозг.

— Мишка-Донор. Может, слыхал? — ответил, ни на секунду не задумавшись, негр, предварительно скривив губы.

В комнате повисла пауза, насквозь пропитанная напряженным мыслительным процессом. Кабан с бригадой думал о деньгах. Мананга — о том, как дальше вести себя «по понятиям». Кнабаух — о тюрьме. Своеобразный сленг странного негра создал нужную атмосферу. Повеяло тюремной тоской. Щемящий холодок незаметно подкрался сзади и укусил, как змея, в самое больное место. Опять откуда ни возьмись появилась перед глазами ужасная картинка — зарешеченное окно, крашеные стены, и его, Мозга, избивает какой-то урка, а в ушах стоит дикий хохот... Кнабаух непонимающими глазами смотрел на бесполезного чернокожего. Негр был копией Паука. Только понятия не имел об общаковой кассе и был абсолютно черен.

— Отпустите его. — Артур Александрович окончательно пришел в себя. Он снова обрел способность воспринимать действительность с иронией. — Проходи... Донор. Располагайся.

Негр неторопливо шагнул вперед, избавляясь от цепкой опеки гостей из Выборга. Он молчал, из-под слипшихся от крови бровей наблюдая за окружающими. Бросив взгляд в прихожую, Мишка-Додор засек дверь туалета, на глаз определил самый дальний стул и уверенно поковылял к нему.

— А я милого узнаю по походке, — неожиданно улыбнулся Мозг, соображая в чем дело.

— Обзовись! — сказал похищенный, заняв облюбованное место и безошибочно определив пахана.

— Ну дает! — восхищенно протянул Фадей от двери.

— Отчихнись, шестьерки не канают! — рыкнул на него негр, даже не повернув головы.

— Блестяще, юноша! — демонстративно зааплодировал Мозг. — У вас прекрасная школа. Думаю, в нашем карцере вы будете как дома.

Мишка-Донор долго молчал, шевеля окровавленными губами. Русские числительные давались ему с трудом. Наконец, досчитав до ста, он ответил:

— Кто за собой беспредьел тьянет, того пьервым вальят!

— Учитель бы вами гордился. — Кнабаух иронично улыбнулся. — Кстати, а где он? Нам бы с ним побеседовать лично.

Второй раз считалось быстрее. Пауза оказалась намного короче.

— Сто! — облегченно произнес шепотом Донор. Потом он развел в стороны большой палец с мизинцем и наставил средний Артуру Александровичу в лицо. — Донор — не стукач!

— Сильно сказано! — одобрительно хмыкнул Мозг. — За двойника папы придется платить. Тем более что теперь оригинал не поймать.

Оставшись в одиночестве, Паук неожиданно ощутил в груди пустоту. Без улыбчивого чернокожего парня квартира показалась вдруг осиротевшей. Неведомое доселе беспокойство за другого оказалось чувством щемящим и до ужаса пронзительным.

Грозный авторитет ощутил себя одиноким старым человеком, потерявшим единственного друга, так неожиданно обретенного на склоне лет. Владимир Сергеевич Теньков внезапно перестал быть Пауком. Шаркая ногами, он прошелся по квартире и вышел в прихожую. Но даже привычный интерьер казенного дома не помог. Он вернулся обратно, мимоходом погладив край прикрученного к полу табурета, о который кровник точил заточку. Чтобы отвлечься, Владимир Сергеевич включил телевизор.

— Криминальные новости, — радостно сказал оттуда слащавый толстомордый диктор.

Теньков вздрогнул от неожиданного совпадения.

— Тьфу, падлы! Нет, чтоб о погоде...

— Совместными усилиями войск округа и федеральной службы безопасности в пригороде Петербурга была задержана преступная группировка...

С трудом уместившись в кадре, на телеэкране показалась физиономия Бая, вся в синеватых разводах и ссадинах. Ведущий забубнил оживленней, но Паук не слушал. В груди появилось жжение, огненным ручейком ползущее куда-то под левую лопатку. Тело начало мелко подрагивать, будто в ожидании возможного нападения. Привычно прислушавшись к ощущениям, он доверился интуиции, подсказывающей, что беда близко, может быть, в двух шагах. Паук наскоро оделся и выскочил из квартиры, еще не зная, что делать дальше.

На крыльце он остановился. Весь снег у подъезда был истоптан. Присев на корточки, пахан принюхался, одновременно обшаривая взглядом весь двор. Среди рифленых следов ботинок, от сорок пятого до пятидесятого размера, бурыми брызгами выделялась замерзшая кровь.

Немного в стороне от подъезда что-то слабо блеснуло в неверном свете далекого фонаря. Моментально состарившись лет на двадцать, Владимир Сергеевич медленно двинулся к продолговатому металлическому предмету, торчащему из грязной снежной каши. Он присмотрелся и тихо охнул. Это была заточка. На пластиковой рукоятке красовались кривовато вырезанные буквы; «М. Д.».

Профессор Файнберг сидел на диване, безвольно уронив руки на колени. На душе было пасмурно. Бессмысленная дневная беготня по городу, бесплодные поиски пропавшего нигерийца, суета, не приносящая результата... Последние дни вымотали его окончательно. Сидящая напротив Виктория Борисовна задумчиво перебирала в руках цепочку. Висящий на ней кожаный мешочек с камнем увесисто стукался о край туалетного столика. Оба молчали.

В безмолвии квартиры телефонный звонок прозвучал неуместно залихватской трелью.

— Профессор Файнберг. Слушаю.

— Привет, лепила, — раздался в трубке приглушенно-хрипловатый голос. -Ты меня на бойне штопал. Ну, жиган я, с виноградом в очке! Сечешь?