— Два дня назад, — послышалось сквозь вой. — Двое... в кашемировых пальто из «Пактора»... каждое — по две триста зелеными-и-и...

— Молодец! — Виктория Борисовна несколько ослабила хватку.

На лице Анны Олеговны отразилось почти рабская благодарность.

— Сколько взяла?

— Пятьдесят долларов.

— Нормально, хотя можно было и поторговаться. Так кто работал в тот день, когда я приходила? Полистай-ка свои бумажки, — Хана совсем отпустила руку, и Никифорова полезла за журналами.

— Доктор Рыжов Игорь Николаевич и сестра.

— Они сегодня здесь?

— Рыжова нету точно. А медсестра здесь.

— Иди позови ее. Ты баба умная, лишнего не сделаешь, правда? — Виктория Борисовна посмотрела так, что собеседнице сразу захотелось в туалет.

— Давай, иди, пописай, и сестру вашу — ко мне. Я пока зарегистрирую кого-нибудь вместо тебя.

Через пять минут Анна Олеговна постучалась в свой кабинет. Страшная посетительница была на месте, наглядно подтверждая, что это был не кошмар. Никифорова подтолкнула девушку, с удовольствием бросив в след:

— Это к тебе.

По всему было видно, что коллеги недолюбливали друг друга.

— Не буду вам мешать, — быстро выпалила регистраторша и прикрыла дверь.

Медсестра стояла в дверях и с интересом разглядывала посетительницу. Девушка была молода, красива и неглупа.

— Я вас где-то уже видела, — утвердительно произнесла она.

— С негром, две недели назад, — Хана внимательно посмотрела на выражение приятного лица, но не обнаружила ничего подозрительного.

— Точно, точно! — девушка обрадованно всплеснула руками. — Ну, как он? Хороший парень, только терпит плохо. Знаете, я почему-то вспоминаю его иногда. И потом, его Рыжов лечил... Я старалась сделать гипс полегче, но у нас... сами знаете.

Виктория Борисовна посадила девушку напротив и внимательно посмотрела в глаза.

— Не знаешь, мой парень ничего здесь не оставил?

— Он что-то потерял?...

Через десять минут Виктория Борисовна вышла из регистратуры, резко открыв дверь. Никифорова вкатилась в помещение, чуть не сбив высокую стопку с документами.

— Если девочка мне на тебя пожалуется, я сделаю так, что у тебя во рту вырастут волосы. И мне придется выдирать их по одному. Помни. Я за тобой наблюдаю. — Она вышла, но через секунду вернулась и добавила:

— Старость надо уважать.

Файнберг замерз еще в кабинете заведующего. Он уже десять минут стоял, как договаривались, на улице, переминаясь с ноги на ногу. Когда Виктория Борисовна появилась, он был почти счастлив. Виктор Робертович добыл адрес врача, принимавшего Манангу, и теперь чрезвычайно гордился собой. Вскинув голову, он сообщил об этом подруге и замер в ожиданий проявлений восхищения его оперативными навыками.

— Молодец, — суховато, по его мнению, похвалила Хана и продолжила:

— Медсестра фетиш не брала. Остается доктор, но он помешался на чародействе, и болезнь, судя по всему, прогрессирует.

«Лохи» нашли меня через местную регистраторшу за пятьдесят баксов. Так дешево меня еще не продавали! Видимо, возраст... — она жестом прервала не успевший начаться поток комплиментов.

Файнберг и не предполагал, что в регистратуре можно узнать так много интересного.

— На сегодня, пожалуй, все. Поехали по домам. Мне нужна ванна. Я опять руки испачкала.

Файнберг поднял брови.

— Все нормально. Все живы, — хохотнула Хана. — Поехали, Витя, домой.

Очередную неудачу Альберт Степанович Потрошилов воспринял со стоическим недоумением. Неуловимый наркотик отсутствовал во всех шестнадцати пробах из травмпункта. Телеведущая на экране его мечты, вместо сообщения о героическом сотруднике, презрительно улыбнулась и зачитала по бумажке:

— Продолжаются поиски крупной партии героина из Африки, — потом подняла голову и сказала, глядя на Алика в упор, — потому что башкой надо думать!!!

Потрошилов тряхнул головой. Тесный, заваленный бумагами кабинет к полету мысли не располагал. В душе опера родилось чувство тоскливо-безнадежного бешенства. Он рывком выхватил из ящика стола заветный томик Конан Дойла. На двадцать восьмой странице «Собаки Баскервилей» ему полегчало. На смену отхлынувшим эмоциям вернулась способность к дедукции. И решение тут же нашлось. Раз в травмпункте наркотика нет — значит, унес его дежурный доктор!

Алик аккуратно положил книгу на место и с благодарностью провел ладонью по обложке. Он посмотрел на часы. До конца рабочего дня оставалось сорок минут. Нужно было торопиться...

Дежурный следователь встретил Алика у подъезда с ордером на обыск. Сопровождал Потрошилова рядовой милиции Сулейманов, отдаленно напоминающий Чингисхана без лошади. Образовавшаяся бригада поднялась на третий этаж. За обшарпанной дверью слышалось ритмичное позвякивание, чередующееся с негромкими глухими ударами.

Игорь Николаевич Рыжов потряхивал бубном, купленным в «Детском мире», и пытался камлать в соответствии с девятой главой книги «Шаманство — путь к духам». На его груди болталась резная фигурка человека с огромным фаллосом. Оберег, хотя и подвергшийся необходимому ритуалу, пока не помогал. Оказалось неважно.

Потусторонний мир оставался глух, уворачиваясь от общения с чародеем. Мысли Рыжова путались в поисках причины. Прижав фигурку к сердцу, он взмолился, пытаясь изъясняться на старославянском:

— Явись человеце творяхи мя препон!

В полной тишине вдруг стали слышны тяжелые шаги. В безотчетном страхе Игорь Николаевич медленно повернул голову в сторону прихожей. Как бы в ответ на его мольбу звонок залился непрерывной трелью взбесившегося соловья. Отбросив бубен, снова ставший безобидной детской игрушкой, Рыжов подкрался к двери. Повинуясь какому-то импульсу извне, рука сама повернула в замке ключ. На пороге стояли они. Чародей узнал их сразу. От напряжения на лбу Рыжова выступил пот, давление подскочило, и поврежденная сетчатка тут же выдала соответствующее изображение. Аура у гостей была абсолютно черной! Настолько, что даже потолок лестничной клетки терялся в беспорядочных чернильных кляксах. В ушах зашумело, перестали слушаться руки. Последнее лицо, вынырнувшее из сгущающейся тьмы, гневно сверкнуло раскосыми азиатскими глазами. «Черный лама!» — пронеслось в мозгу, и Рыжов напрочь отключился от реальности. Они что-то говорили, усадив доктора на диван, что-то искали по квартире, заглядывая во все углы, но слова в затуманенное сознание не проникали...

Утомленный длинным рабочим днем следователь особого энтузиазма не проявлял. Милицейский капитан действовал уверенно, являя собой разительный контраст с подозреваемым. Подумав про энергичного мента: «Хваткий — сам справится», — следователь устроился в уголке и принялся добросовестно выполнять установку начальства: «Ну... это... посмотришь там с капитаном, чтобы... одним словом — понимаешь!» От усердия он даже немного вздремнул в ходе обыска. Но протокол и прочие бумаги заполнил подробно. По большей части — со слов Потрошилова.

Алик постарался на славу. Все, что хотя бы отдаленно напоминало белый порошок, оказалось изъято. В обширный список вошли: пачка «Тайда», питьевая сода, соль, сахар, мука. И, по неизвестной причине, банка майонеза «Провансаль».

Понятые оказались людьми покладистыми. Они положили с прибором на оперативно-следственные мероприятия, чуждые им до глубины души. Закончив обыск, Алик обнаружил их на кухне за распитием трофейного рыжовского кагора. На высказанное Потрошиловым возмущение один из красноносых гегемонов виновато пробормотал:

— Так ить, начальник, пропадет продукт. Ты ж его, небось, засадишь?

— Временно задержу, — сурово поправил Альберт Степанович, — до выяснения обстоятельств.

— Во, видишь! — обрадовались мужики и допили кагор из горла.

Простучав напоследок стены, дабы не пропустить тайника, Потрошилов подошел к дивану. Игорь Николаевич восседал как истукан, прижав к груди руки. Понимая тщетность усилий, он все равно пытался спрятать оберег от людей с черной аурой. Алик пристально уставился в бледное отрешенное лицо.