- Они там умирают от жажды! Возьмите воду, если можете! Но поспешите!

Томас, верхом на лошади, которую он захватил в окресностях Монпелье, нашел повозку, ожидающую переправы, как только путь будет расчищен от перевернувшейся телеги. Она была заполнена бочками.

- Что в них? - спросил он возницу.

- Вино, ваша светлость.

- Наполни их водой, а потом отправляйся с чертовой повозкой на холм.

- Эти лошади никогда не заберутся на холм, только не с полными бочками! - в ужасе воскликнул возница.

- Тогда найди еще лошадей. И больше людей. Давай! Или я вернусь и найду тебя. А когда сделаешь это, возвращайся обратно за новой порцией.

Возница что-то проворчал себе под нос, но Томас не обратил на это внимания и направился обратно к броду, где теперь забирались в седла его люди.

- На холм, - сказал Томас, а потом заметил, что в числе всадников были Женевьева, Бертийя и Хью.

- А вы остаетесь здесь! С обозом! - он пришпорил коня, направив его к склону, мимо одетых в доспехи воинов Уорика, взбирающихся на холм.

- Хватайтесь за стремена! - прокричал Томас. Он кивнул латнику, который благодарно схватился за кожаное стремя, чтобы лошадь втащила его на холм.

Кин вернулся быстро, поискал Томаса и увидел его среди двигающихся наверх людей. Он пришпорил свою кобылу, чтобы нагнать их.

- Они ушли, - сказал ирландец. - Но там их тысячи!

- Где?

- Над долиной. Тысячи! Иисусе!

- Отправляйся на вершину холма, - велел Томас, - и найди священника.

- Священника?

Обещанный ему священник так и не добрался до брода.

- Людям нужно получить отпущение грехов, - объяснил Томас. - Найди священника и скажи ему, что мы не слушали мессу.

Теперь для мессы не осталось времени, но, по крайней мере, над умирающими должны свершить соответствующие обряды.

Кин подозвал собак и пришпорил лошадь.

А Томас услышал, как воины столкнулись друг с другом на вершине холма. Сталь со сталью, сталь с железом, сталь с плотью. Он поднялся наверх.

Колонна дофина нацелилась на центр английского строя. Там был самый широкий проем в изгороди, и когда французы подошли ближе, то увидели, что за этим проемом над ожидающими их латниками развеваются самые большие знамена, и среди этих знамен тот дерзкий флаг, смешивающий герб французских королей с английскими львами.

Это знамя означало, что там находится принц Уэльский, и через щели в забралах французы могли различить принца верхом на коне, чуть позади строя, и их охватила ярость.

Не только ярость, но и страх, а некоторых еще и радость.Такие пробивались в первые ряды. Они соскучились по сражениям, были уверены в себе и чудовищно хороши в своем деле.

Многие были пьяны, но вино вселило в них браваду, а стрелы прилетали справа и слева, вонзаясь в щиты и сминаясь о доспехи, иногда попадая в слабое место, но атакующие огибали павшего. Теперь они были близко, очень близко, и перешли на бег, с криками набросившись на англичан.

Этот первый натиск был очень важен. Именно сейчас укороченные пики могли сбить врага с ног, а топоры, молоты и булавы с разбега получали дополнительную мощь, так что воины дофина атаковали, крича во все легкие, взмахивая оружием, рубя и нанося удары.

И англичане отступили.

Они были вынуждены отступить под яростным натиском и весом всех тех людей, что ринулись в проем, но хотя они и отступили, но не нарушили строй.

Клинки обрушились на щиты. Опускались топоры и булавы. Утяжеленная свинцом сталь крушила шлемы, разбивала черепа, и через раздробленный металл хлестала кровь и разлетались мозги, и люди падали, а павшие создавали препятствие, о которое спотыкались другие.

Натиск атаки замедлился, люди пытались устоять на месте и были оглушены ударами, но французы пробились через проем, и теперь сражение расширялось по мере того, как через проем прибывало все больше воинов, бросающихся в атаку вправо и влево.

Англичане и гасконцы по-прежнему отходили, но теперь медленнее. Первая атака оставила за собой мертвых и стонущих раненых, но строй не был прорван.

Командиры сидели верхом чуть позади пеших латников и кричали им, чтобы те сомкнули ряды и держали строй.

А французы пытались прорвать строй, пробить и прорезать себе путь через щиты, чтобы раздробить англичан на мелкие группы, окружить и перебить.

Воины рубили топорами, выкрикивая непристойности, кололи пиками, взмахивали булавами, щиты разлетались, но строй устоял.

Он отодвинулся назад под напором, и всё больше французов прорывалось через проем, но англичане и гасконцы дрались с отчаянием загнанных в угол и с уверенностью воинов, которые провели вместе многие месяцы, воинов, понимающих и доверяющих друг другу и знающих, что с ними произойдет, если строй будет прорван.

- Добро пожаловать на дьявольскую резню, сир, - сказал сир Реджинальд Кобэм принцу Уэльскому. Оба сидели верхом позади строя и наблюдали, и теперь сир Реджинальд видел, что накал сражения ослабевает.

Он ожидал, что французы будут верхом, и встревожился, когда понял, что они намереваются драться пешими.

- Они выучили урок, - сухо объявил он принцу.

Он смотрел, как ряды столкнулись и как жестокая атака французов не смогла разделить строй англичан и гасконцев, но теперь трудно было отличить одну сторону от другой, они были слишком близко.

Задние ряды обеих армий рвались вперед, толкая передние на противника и предоставляя им слишком мало места для того, чтобы замахнуться оружием.

Враг по-прежнему пробивался через проемы в изгороди, расширяя атаку, но он не прорвал упрямый строй.

Люди в строю либо отражали атаки врага, либо небольшими группами нападали, крушили и резали, а потом отступали, чтобы перевести дыхание и оценить противника.

Они больше выкрикивали оскорбления, чем дрались, и сир Реджинальд понимал, почему. И атакующие, и защищавшиеся нуждались в том, чтобы прийти в себя после первого шока, но все больше французов прибывало через проем в изгороди, и битва теперь становилась более беспощадной, потому что атакующие действовали более обдуманно, а англичане, голодные и страдающие от жажды, быстрее уставали.

- Всё идет неплохо, сир Реджинальд! - ободряюще воскликнул принц.

- Так и должно быть, сир.

- Тот мальчишка - это принц? - принц Уэльский заметил в рядах французов золотую корону, венчающую отполированный шлем, и по самому большому знамени он понял, что в атаке должен участвовать дофин.

- Точно принц, - ответил сир Реджинальд, - или, может, его двойник?

- Настоящий он принц или нет, - заявил настоящий английский принц, - нужно оказать ему знаки внимания, - он ухмыльнулся, перекинул ногу через высокую луку седла и спрыгнул на землю, позвав оруженосца. - Щит, - сказал он, протягивая левую руку, и топор, полагаю.

- Сир! - воскликнул сир Реджинальд, а потом замолчал. Принц выполнял свой долг, а кости бросил сам дьявол, и советовать принцу соблюдать осторожность было бесполезно.

- Сир Реджинальд? - спросил принц.

- Ничего, сир, ничего.

Принц криво улыбнулся.

- Чему быть, того не миновать, сир Реджинальд, - он опустил забрало и стал протискиваться через английский строй, чтобы встретиться с французами. Рыцари, избранные для защиты наследника английского престола, последовали за ним.

Враги заметили его яркий жиппон, узнали дерзкий французский герб на широкой груди и издали гневный и яростный рев.

А потом атаковали снова.

Томас достиг вершины холма как раз в тот момент, когда сражение расширилось в стороны. Французы пробились через проем в изгороди и продвигались вдоль нее, в то время как другие рубили густой колючий кустарник, чтобы сделать новые проемы. Где-то справа от Томаса кто-то прокричал:

- Лучники! Лучники! Сюда!

Томас выскользнул из седла. Его люди прибывали небольшими группами и вставали на левый фланг англичан, который пока не принимал участия в сражении, но он побежал позади строя, туда, откуда донесся призыв.