- Святой Георгий! - и обрушил шип на конце алебарды на шлем француза, предоставив своей лошади самой высвободить оружие.

Барабанщик бросил свой огромный барабан и побежал, но один из всадников повернулся и мимоходом рассек ему череп мечом, перед тем как развернуться обратно, чтобы атаковать французского рыцаря.

Томас снова взмахнул мечом и рассек меч француза. Лошадь встала на дыбы и сбила врага копытами. Сэм убил арбалетчика топором.

- Ненавижу чертовых арбалетчиков! - крикнул он и опустил топор тому на голову. - Как яйцо разбить, - прокричал он Томасу. - Кто следующий?

- Держитесь вместе! - крикнул каптал. Их было всего сто шестьдесят, а колонна короля Франции насчитывала три тысячи воинов, но эти сто шестьдесят рассеяли задние ряды французов, которые теперь в отчаянии бежали на запад. Передние ряды, дерущиеся за изгородью, услышали звуки паники, и вся колонна двинулась обратно, так что англичане триумфально заревели и пошли вперед. Появились и другие всадники, в этот раз со стороны южного конца строя, и эта нестройная атака вновь прибывших довершила панику. Французы и вправду запаниковали. Они бежали, все они, и каптал велел своим людям отступить.

Сто шестьдесят человек разбили армию, но противник по-прежнему сильно превосходил их числом, французы осознали это и начали формировать строй, чтобы отразить атаку всадников.

Трое схватили молчаливого лучника Пита, и Томас с ужасом увидел, как они сбили его лошадь наземь топорами, вытащили Пита из седла и забили до смерти булавами.

Томас поскакал в их сторону, но добрался слишком поздно, он яростно взмахнул алебардой и разрезал клинком шею врага.

- Ублюдки! - прокричал он, а потом быстро развернул лошадь и поскакал прочь от ударов их топоров. Он последовал за капталом на север, за пределы досягаемости французского оружия.

Люди принца вышли за изгородь и напали на французов, которые снова ударились в панику. Они бежали, преследуемые пешими латниками, все большее число которых появлялось из-за изгороди, и всадниками, приближавшимися с юга.

Это походило на сгоняемое пастухами стадо овец. Угрожающие французам всадники приближались, но те не сделали никакой попытки заново сформировать строй, а просто продолжали бежать на запад.

Орифламма исчезла, но Томас мог различить голубой и золото французского штандарта, который по-прежнему реял в центре дезорганизованной толпы.

Все больше и больше англичан и гасконцев хватали своих лошадей, чтобы присоединиться к погоне.

Они отправлялись вниз, в неглубокую долину, а потом вверх, к плоской вершине поля Александра, с которого этим утром атаковали французы, а теперь в атаку пошли всадники.

Группы людей наскакивали на дезорганизованных французов, размахивая оружием, лошади кусались, и паника французов возросла, превратившись в отчаяние, когда их строй распался.

Остававшиеся вместе небольшие группы пытались защищаться. Знатные рыцари выкрикивали, что они богаты, и сдавались.

Английские лучники бросили луки и вложили свою чудовищную силу в топоры, булавы и молоты. Люди вопили, кто кровожадно, а кто от ужаса.

Французская армия теперь потеряла всякий порядок, французов разбивали на все меньшие и меньшие группы, на которые нападали озверевшие в битве воины с потными лицами и стиснутыми зубами, желавшие только одного - убивать.

И они убивали. Француз отражал атаку двух лучников, отбиваясь от ударов их топоров своим мечом, потом он сделал шаг назад, споткнулся о лежащее тело и тоже упал, и лучники ринулись вперед, размахивая топорами, француз вскрикнул, когда клинок вонзился в его плечо, и попытался встать, снова упал и сделал широкий взмах мечом, отразив удар топора.

Томас видел, как француз стиснул зубы, а его лицо передернулось от отчаянных усилий. Он парировал удар другого топора, а потом закричал, когда второй лучник рассек его бедро.

Француз попытался воткнуть в противника меч, выплевывая сломанные от усилий зубы, но этот отчаянный удар был отражен, и топор с хрустом опустился на лицо, а шип алебарды вонзился в живот, тело содрогнулось в чудовищном спазме, когда он умер. На мгновение лицо, выглядывающее из-под шлема, залила кровь, но когда лучники встали на колени, чтобы обыскать тело, она уже исчезла.

Кин спешился и стоял над трупом, живот которого был рассечен алебардой ирландца. Кишки вывалились на жнивье, а рядом с трупом находился одетый в ту же ливрею с желтыми кругами на голубом поле человек постарше с бледным морщинистым лицом, седыми волосами и аккуратно постриженной бородой.

Он носил латы с золотым распятием, украшавшим нагрудник. Лицо было искажено страхом. Очевидно, он сдался в плен Кину, потому что ирландец держал в руках шлем француза, увенчанный крестом и длинным голубым пером, развевавшимся сзади.

- Говорит, что он архиепископ Санса! - сказал Кин Томасу.

- Тогда ты богач. Не отпускай его. Убедись, что никто его у тебя не украдет.

- Этот парень пытался его защитить, - Кин опустил глаза на выпотрошенного воина. - Не очень-то умное решение.

В центре поля шла жестокая схватка, и Томас, взглянув в том направлении, увидел, что французский королевский штандарт еще развевается. На защитников знамени наседали с дикой яростью в попытке пробить путь к королю Иоанну.

Томас проигнорировал эту группу и поскакал южнее, где заметил людей, бегущих вниз по холму в сторону реки Миоссон, но там уже ждали лучники графа Уорика, и французы бежали навстречу смерти.

Кто-то окликнул Томаса, он обернулся и увидел Джейка, одного из своих лучников, ведущего на лошади пленного. Тот носил жиппон с сжатым красным кулаком на фоне оранжевых и белых полос, и Томас не мог удержаться от смеха.

Это был Жослин Берат, поклявшийся отбить Кастийон д'Арбизон.

- Он говорит, что сдастся только тебе, - сказал Джейк, - поскольку я не лорд.

- Как и я, - произнес Томас, а потом перешел на французский. - Ты мой пленник, - сказал он Жослину.

- Такова судьба, - безропотно отозвался Жослин.

- Кин! - прокричал Томас. - Здесь еще один, кого нужно сторожить! Присмотри за обоими, и ты богач!

Томас снова повернулся к Джейку:

- Охраняй их как следует! - воины часто затевали стычки, оспаривая принадлежность пленников, но Томас рассудил, что эллекенов достаточно, чтобы защитить архиепископа и графа Берата от чьих-либо поползновений.

Томас пришпорил коня и направился на север. В этом направлении бежало еще больше французов, отчаянно пытавшихся добраться до безопасного Пуатье. Немногим, очень немногим, удалось отыскать своих лошадей или отнять лошадь у англичанина.

Большинство бежали, спотыкаясь, постоянно подвергаясь нападениям мстительных преследователей, но один скакал прямо на Томаса, и он узнал пегого коня и красное сердце Дугласа, хотя сюрко был настолько пропитан кровью, что на мгновение Томас решил, что он черный.

- Робби! - позвал он, радуясь, что встретил друга, но потом увидел, что это не Робби, а Скалли.

- Он мертв! - крикнул Скалли. - Предатель мертв! А теперь твоя очередь! - он держал в руке Злобу, чей ржавый клинок имел жалкий вид, но был обагрен кровью.

- Выглядит дерьмово, - сказал Скалли, - но это умное оружие.

Он потерял шлем, и в длинных прямых волосах позвякивали кости.

- Я отсек этому сраному Робби голову, - заявил Скалли.

- Один взмах магического меча, и сраный Робби отправился в ад. Видишь? - он осклабился и показал на свое седло, где Томас увидел окровавленную голову Робби, привязанную за волосы.

- Люблю оставлять сраные сувениры после битвы, а этот осчастливит его дядю, - он расхохотался при виде выражения лица Томаса. На шотландца никто не нападал, потому что любой англичанин или гасконец считал, что всадник, не бегущий на север, должен быть на их стороне, даже если, как Скалли, не носит красный крест Святого Георгия.

И теперь Скалли восседал на украденной лошади.

- Может, предпочтешь мне сдаться? - спросил он, а потом внезапно вонзил в коня шпоры, так что тот скакнул прямо на Томаса, застав его врасплох, и он смог лишь ткнуть в шотландца алебардой, а Скалли легко избежал этого неуклюжего удара и взмахнул древним клинком в сторону шеи Томаса, пытаясь обезглавить его, как и Робби.