Быстрый рост замечался и у последовавших за тем растений высшего порядка.

Канна индика вырастала на метр в час. Ее сладкий сок давал очень приятное питье. Орхидеи начинали цвести уже <через> десять часов после выхода их из земли. Здесь только я убедился, что ароновый цвет развивает в своих чашечках теплоту. Это единственный цветок, наглядно свидетельствующий, что и растения живут и чувствуют.

Необычайно быстрый рост новых растений объяснялся благоприятностью нескольких совместных условий: пропитанная кислотами земля, подогревающий снизу огонь, воздух, насыщенный аммониаком и теплыми парами, — все это, вместе взятое, способствовало крайнему, граничившему с чудовищностью, развитию растительности. В несколько недель создавалось то, что при обыкновенных климатических условиях производится лишь годами.

В этом же скрывается ключ к разгадке того странного обстоятельства, что допотопные люди жили по семи, восьми и даже девятисот лет. У них год состоял не из зимы, весны, лета и осени, как у нас. У них было вечное лето, а года определялись сбором плодов и злаков. Одна жатва или один сбор плодов представляли собою по году. В течение же астрономического года в то время производилось десять жатв. Следовательно, наш год равнялся десяти ихним.

В восточной Индии сейчас есть деревья, дающие плоды четыре раза в год, и ежегодно два раза поспевает рис. Только «святое хлебное дерево» переходит за границы календарного года: ему необходимо пятнадцать месяцев на образование плода из цветка и три месяца на созревание этого плода. Это то самое дерево, которое слыло в раю за древо познания добра и зла.

Я продолжал наблюдать изумительное творчество природы.

Через неделю возле озера и по склонам вулкана уже зеленела густая непроходимая чаща.

Постоянное освещение не давало растениям спать, что сильно ускоряло их рост.

Животных высшей организации пока еще не было. Один полип неограниченно царствовал в воде.

Тварь эта казалась невредимой и неистребимой. Большие рыбы хотя иногда и проглатывали полипа, но вскоре же целиком выбрасывали его вон. Ястребы тоже часто схватывали его и поспешно бросали назад в воду. Взаимно эти чудовища тоже никак не могли истребить друг друга.

Проснувшись однажды после довольно продолжительного сна, я был поражен новым видом озера.

Посредине его плыла длинной цепью флотилия тех удивительно красивых таинственных водяных животных, известных у моряков под названием морской акалефы.

Это животное очень напоминает мыльный пузырь: оно так же тонко, прозрачно и переливает всеми цветами радуги. Оно тихо движется по воде, окруженное длинными, тонкими и шелковистыми завитушками.

Этими-то прелестными завитушками оно и убивает.

Когда акалефа хочет ускорить свои движения, она наполняется воздухом и плывет в виде розоватого чепчика.

Все, до чего ни коснется это загадочное существо, обречено смерти. Обхватит ли оно своими тоненькими нитями даже большое животное, — последнее все равно забьется в смертельной агонии и потом умирает. Когда человек тронет его рукой, оно обожжет руку, как огнем, и вся кожа на ней покроется пузырями.

Рыбаки избегают его даже мертвого, и если оно случайно попадется в сеть вместе с рыбами, то последние все начинают «чихать».

Акалефы истребили полипов в течение суток.

С живым любопытством следил я за этой борьбой.

Как только акалефа касалась полипа, он тотчас же умирал. В один день все полипы превратились в жидкообразную массу — так называемую «пристелепскую материю», которая всасывалась листьями водяных растений.

Наконец-то это всепобеждающее чудовище нашло и себе достойного врага!

И вот пока владычицей озера сделалась акалефа.

Этот слизняк тоже очень враждебно относится ко всем остальным живым существам. При нем ничто не может жить. Где он появляется, там более мелкие рыбы умирают в громадном количестве.

Но вот однажды красивые, сверкающие всеми цветами разрушители сами лежали мертвыми на берегу. Ни одного пузыря не осталось в живых.

Что же их убило? — личинки крохотных насекомых, прозванных учеными «cuclicon pediculus». Они напали на блестящие пузыри и просверлили в них тысячи отверстий. Всех других животных сжигало одно прикосновение к акалефе, личинки же были так малы, что им она не могла причинить никакого вреда.

Через несколько часов тучи маленьких однодневных мух поднялись из озера, оставив на его поверхности желтые личинки, и притом в таком количестве, что вся вода казалась теперь желтой.

Это было первое крылатое насекомое, появившееся на Земле.

Творчество природы совершалось на моих глазах с поразительной быстротой.

Лягу спать, просплю несколько часов и, проснувшись, вижу перед собою все новые и новые формы животного или растительного царства.

Между растениями долгое время преобладали тайнобрачные: различного рода мхи величиной с кусты, студенистовидная, дрожащая морская трава, вздутые грибы, высокие крапчатые папоротники; между ними роскошно окрашенные растительные паразиты, для которых окружающие условия были особенно благоприятны.

Были и орхидеи и кальцеолярии с цветами в форме бабочек и жуков. Исполинская вафлезия, вполовину гриб, вполовину цветок, окружностью почти в метр, вдруг выскакивала из-под земли, не предпосылая ни ростков, ни листиков.

Одновременно с тем появились на краях озера травы. И что за роскошные травы: в один день они достигали высоты роста человека, а на другой день уже колосились. Осока, переплетаясь с вьющимися растениями в одну сеть, представляла непроходимые чащи.

Там, где почва уже успела высохнуть, образовались сводчатые трещины и расщелины, как бы предупреждая о скором возникновении из них какого-нибудь царя растений. Быть может, появится юкка, а пожалуй, даже и сама исполинская в самом зародыше кокосовая пальма.

20 000 лет подо льдом<br />(Забытая палеонтологическая фантастика. Т. XXIII) - i_050.jpg

Не отстает от растительного и царство животное. Горячее болото производило все новые и новые виды: червяки с красной кровью, жаждущие другой крови, пиявки, трубковидные голотурны, трепанги, употребляющиеся китайцами в еду, звездовидные слизняки, медузы и пр. Между ними вдруг появился рак. Он одной ступенью выше перечисленных водяных жителей и потому отваживается выходить на сушу.

Рождение этих более совершенных видов уже более не происходит явно. Дно озера совсем скрыто от глаз наблюдателя. Там, где кончается стена осоки, бамбукового и сахарного тростника, закрывают поверхность воды широкие листья нимф и кувшинчиков, а за ними тянется желтовато-красный ковер из цветов уртикулария. Свободна лишь самая середина, где озеро достигает наибольшей глубины.

20 000 лет подо льдом<br />(Забытая палеонтологическая фантастика. Т. XXIII) - i_051.jpg

Все происходящее теперь там, под водой, — тайна. Но вдруг до моего уха долетает первый звук из нового животного мира: кваканье лягушки.

Не успели замелькать в воздухе первые мухи, как уже начали сверкать на траве серебристые паутинки, а вокруг засуетились муравьи, собирая семена про запас.

Чу! раздается какое-то странное щелканье — из-под земли неуклюже выползает своеобразная тварь длиной и толщиной в руку. У нее гладкое, голое, черное тело, местами украшенное красными пятнами. Она похожа на змею с тупым хвостом. Под самой головой две ноги, а с боков головы — висячие розовые уши.

Что это за животное? Саламандра, тритон, сирена, амфибия или смесь всего этого вместе?

Это загадочное существо является всегда только в одиночку. Никогда не видывали его парой и не находили его яиц. Оно вполне безобидно, и никто не знает, откуда оно берется, чем живет и как размножается.

Каждый день представлял мне что-нибудь новое.

Однако, воздух начал все более и более переполняться миазмами от разлагавшихся организмов, и пребывание в нем становилось для меня опасным.