Но вот у нее начался новый усиленный припадок чиханья и фырканья. Поняв, наконец, что это действует так возбуждающе на ее дыхательные органы непривычная ей атмосфера, в которую она попала, моя умница забралась на малахитовую глыбу и с ее вершины следила за моими действиями. Выходило великолепное гигантское пресс-папье: полярный медведь, весом в три центнера, на подставке тяжелее в три с половиной раза!
Обогащенный опытом, я возобновил работу уже осторожно. Взяв два лома, я ими широко раздвигал слои глины; при этом вырывавшийся наружу газ лишь постепенно опускался и, вместо того, чтобы сгущаться внезапно внизу, понемногу смешивался с наличной атмосферой.
После шестичасовой работы мне удалось освободить шесть кусков горной пробки, стиснутой между глиной и известняком. Каждый кусок был диаметром в полтора метра, а толщиной в двадцать пять сантиметров.
Сначала я произвел опыт с небольшим кусочком, величиной в ладонь. Я бросил его в озеро, но он, чуть-чуть погрузившись, немедленно поднялся на поверхность и поплыл.
Теперь оставалось только составить из шести плиток плот. Веревки у меня были, багор тоже имелся — более ничего и не требовалось.
Сам-то я, конечно, мог отлично переправиться через озеро на этом плоту, но я сомневался, вынесет ли он еще тяжесть тех орудий, которые я хотел взять с собой.
Когда плот был устроен, я выбрал на берегу отлогое место и с него спустил мое произведение; оно тихо раскачивалось на синей поверхности, не выказывая ни малейшего поползновения опуститься на дно.
Когда я сложил на плот свои пожитки, которые могли весить около двадцати пяти килограммов, он погрузился в жидкость на семь сантиметров. Я вместе с топором и ломами весил килограммов семьдесят пять — эта тяжесть заставит плот погрузиться настолько, что на поверхности останется его всего шесть сантиметров. Это немного, но все же достаточно.
Бэби я никак не мог взять с собой. Я объяснил ей, что скоро возвращусь, и попросил терпеливо ожидать меня. Она поняла меня, проворчала что-то и, улегшись поудобнее, сунула голову между передних лап.
Призвав имя Божье, я пустился в путь.
Надо было проплыть метров триста, по крайней мере.
Будь у меня руль, дело было бы пустячное. С помощью его я погнал бы плот прямо поперек озера и остановился бы как раз против расщелины. Но имея под рукою только багор, я должен был окружить весь берег, цепляясь за его выступы, причем следовало соблюдать величайшую осторожность, чтобы не перевернулся плот.
Лишь с большим трудом скользил я этим путем, по временам наталкиваясь на выдающиеся из жидкости массивные куски красной меди.
Моя маленькая лампочка освещала лишь небольшое пространство, а зажигать магниевую проволоку мне не хотелось.
После долгих усилий я, наконец, достиг того места, где виднелась прельщавшая меня горная расщелина. Под нею находился выступ, шириною приблизительно в пятьдесят сантиметров. По нему я надеялся докарабкаться до отверстия. Плот я спокойно мог оставить: не было ни ветра, ни течения, которые могли бы унести его от берега.
Поднявшись на выступ, я оглянулся. Волшебная тронная зала вся была окутана мраком; лишь там и сям виднелось мерцание самосветящихся камней, этих звезд подземного мира. Все они отражались в зеркально-гладкой поверхности темно-синего озера.
Взвалив на плечи весь свой багаж, я прошептал молитву и проворно взобрался в расщелину.
Предо мною, как я и ожидал, была новая пещера.
Я смело двинулся по ней вперед, но, не успев сделать и десяти шагов, остановился как вкопанный. До моего слуха донеслось глухое рычание, и вслед за тем я увидал какое-то чудовище, идущее ко мне навстречу…
Смело полагаю, что ни один человек никогда еще не видал такого рода животных и потому он не удостоился еще чести попасть на страницы ученых сочинений Кювье, Бюффона или Окена. Чудовище это было вышиной 6 1/2 футов, и шкура его отличалась великолепнейшим васильковым цветом! Зверь поистине баснословный! Может быть, это царь подземных гномов, и для него устроена та роскошная тронная зала?..
Ворча и рыча, это страшилище приближалось ко мне, крепко прижимаясь к стене.
Ужас и изумление совершенно сковали меня. Неподвижно устремив глаза на чудовище, я вытянул пред собой руку с лампочкой, точно эта маленькая штучка могла спасти меня от страшной опасности! Оружия у меня не было с собой, а мои ломы этот дикий зверь наверняка перешибет лапой с одного удара. Яркого света лампы он тоже нисколько ни боится — преспокойно продолжает подвигаться ко мне все ближе и ближе…
Вот это ужасное чудовище приблизилось ко мне почти вплотную… Холодный предсмертный пот выступил у меня на лбу и лице… Я закрываю глаза и поручаю душу свою Богу… И вдруг слышу радостный визг, а затем чудовище толкает меня в бок носом…
Я открываю глаза и… узнаю свою милую Бэби!
Точно желая помочь мне разрешить загадку относительно цвета ее шкуры, она отряхивается, так что в мою физиономию летит целый ливень купоросных брызг.
Появление ее объяснилось очень просто.
Заметив, что я стремлюсь к противоположному берегу, бедная медведица прыгнула в купоросное озеро, переплыла его прямым путем и потому обогнала меня. Вот она и очутилась тут так неожиданно предо мною, выкрашенная в чудный васильковый цвет. Странно только, что я вовсе не слыхал шума, когда она барахталась в озере!
Должно быть, ей было стыдно своего нового, непривычного для нее наряда, почему она и терлась возле стены, надеясь, очевидно, стереть с себя эту прелестную краску. Ну, да трись — не трись, а от этой краски не скоро избавишься!
Но как мне теперь ответить перед природой за то, что по моей милости животный мир обогатился новым видом? Ведь теперь, пожалуй, может развестись племя медведей василькового цвета!
Бедная Бэби! Ее привязанность ко мне была просто даже трогательна!
VIII
Рождение базальта
Подземный коридор, открывшийся предо мной, образовался из двух лежащих одна над другой каменных пород — диорита и дилорита; последний, видимо, старался вытеснить первый. Пока что, соединение этих двух минералов образовывало тот коридор или, вернее, длинную узкую пещеру, тянувшуюся горизонтально, но со множеством извилин.
Эта пещера то и дело прерывалась поперечными пещерами разных величин. Некоторые из них шли вглубь, так что мне в моем движении вперед приходилось то опускаться, то вновь подниматься.
Дружба Бэби приходилась мне и вообще-то очень кстати, а тут и подавно. Утомившись прыганьем и лазаньем, я сел к ней на спину и указывал ей направление.
С замечательной быстротой и ловкостью карабкалась она со мной на скалы, спускалась с них опять вниз и перепрыгивала глубокие пропасти. Все время я освещал путь магниевой проволокой.
Таким образом она в час промчала меня через такое пространство, которое я пешком одолел бы только в день.
Наконец я захотел отдохнуть и поесть. Мы устроили привал.
Бэби отказалась есть. Быть может, она поняла, что мои консервы состоят из медвежьего мяса!
Известно, что медведи едят сразу помногу, а потом могут голодать долгое время: их питает собственный слой жира в несколько центнеров весом. Это — верблюды ледовитых пустынь и прямо были бы незаменимы при путешествиях по их холодному царству.
В промежуточных пещерах я не видел ничего особенно интересного.
Одно только поражало меня: чем дальше я подвигался вперед, тем сильнее опускалась ртуть в термометре. Наконец, она стала показывать только четыре градуса над нулем.