Порезанный палец. Хватанул ножом по пальцу. Не перочинным, которым играл в «ножички» с мальчишками, а кухонным. А им перед этим сырое мясо резали. И он теперь умрет от заражения крови. И страх лихорадочный, пронзительный. Ну, надо же успеть сделать хоть что-то, чтобы не умереть. И йод — полпузырька йоду не кажется избыточным, не кажется и достаточным. Но — счастье — пронесло. Почему во рту солоно, когда палец порежешь? Это какими законами химии объясняется?

Страх, что сейчас кто-нибудь изнутри подъезда откроет дверь, а он лизнул железную ручку подъездной двери по наущению старших ребят. На морозе. И язык примерз — прилип. Что делать? Водой отливать? А вода откуда возьмется? Мальчишки не принесут, а перед взрослыми стыдно ужасно, они не должны увидеть. И вот — лихорадочным собачьим дыханием он согревает здоровенную ручку и рвет язык. И успевает отпрянуть, прямо перед тем как сосед толкает дверь. Взрослые не узнали.

Удар поддых рулем велосипеда. Падение. Он вскакивает и поднимает велосипед. Зачем? Чтобы никто не заметил. Чтобы не спросили, что случилось. А то приставать начнут, спрашивать. В душу лезть. Он не позволит. Он сам оклемается. Вдохнуть не получается, перед глазами темнота. Сесть, сесть скорее на траву. И велосипед бросить все-таки. Это взрослый дорожный велосипед «Украина». У детей тогда были взрослые велосипеды. А что? Они ведь быстро растут, дети, не менять же велосипеды. Денег не напасешься.

А еще — он прыгает с бетонного пандуса на стройке. Все мальчики прыгнули, а он — нет. Они кричат снизу: «Давай, слабо, что ли?» Нет. Не слабо. И губа разбивается об коленку. Опухает и без того большая, обкусаннная вся изнутри и выпяченная по-утиному путинская губа.

Долго так громоздилось-городилось в голове. Но почему, скажите, почему не улыбки и не победы? Почему тайная боль? Секретные поражения? И радость в воспоминаниях только одна — никто не узнал, взрослые не узнали, ругать не будут, мы никому не скажем… Почему так? Говорят, память избирательна. Говорят, плохое забывается. Но он помнит все свои секреты, все свои сокровенные тайные поражения. И при воспоминании о прошлом именно эти фантазмы наползают впереди. Может, надо подождать. Тогда следом придут и светлые воспоминания? И он засыпал и просыпался. И снова засыпал. И перестал понимать, когда спит, когда нет. Только вот еда два раза в день напоминала о времени суток. В четыре часа утра носили завтрак. В десять утра — обед. Он же и ужин.

Почва, Звезда Карьеры и Долголетия, по-прежнему несет поддержку, но в знаках появляется аспект Ямской Лошади, поэтому возможны резкие движения, перемещения. Основная тема дня: преодоление Чиновников. В цикле установлений это Определение: тяжбы и разбирательства, путешествия — к несчастью, хорошо нанимать на работу новых людей, заниматься конструктивной деятельностью. Хороший день для Совершенномудрого.

Сон пришел посреди марева полудремы. Старый знакомец сон. Питерский еще сон. Из лихих девяностых годов. Он идет домой. От машины. Сам еще машину тогда водил. Подходит к парадному. Взводит газовый пистолет — полная копия бельгийского браунинга. Тяжеленький. Уютно лежит в руке. В правом кармане. Думает: «Пора уже настоящим обзавестись». Но ведь некогда все. Ничего. Этим браунингом, в случае чего, можно и в зубы дать. Потом, кто на меня может напасть? Кому я нужен? А вот и запросто может статься, что нужен, — 20 тысяч долларов во внутреннем кармане. Две пачки. Две «котлеты». Не первые две его «котлеты». Но одни из первых. А счетов в загранбанках еще не было у него тогда, оффшорок не было, фондов лихтенштейнских ни одного не было, понимаете? Он срубал денежку и носил домой во внутреннем кармане. А дома считал. Раскладывал на кровати. Эстетически наслаждался. Нейро-сенсорно наслаждался. Проверял каждую, не фальшивая ли. Держал левой рукой за уголок, а правой проводил, чуть касаясь, чтобы почувствовать рельеф стодолларовой купюры. Поддельных, по правде говоря, и не нашел ни разу, но ни за что бы не согласился отказаться от ритуала проверки — чувственного проникновения-пропитывания себя и собой этой пачки. Тактильные и визуальные ощущения дополнялись шелестом и… запахом. Посчитанные деньги он проводил под носом — вдыхал. И они пахли. Долларами пахли. Пахли прерыванием заклятья. «В поте лица своего будешь…» — человеконенавистнически заклял мстительный бог. Так хрен же тебе. И подсчитывание, и пересчитывание, и вдыхание денег было богоборческим подвигом сына человеческого. Маленьким праздником секретного хакера боговалютной матрицы, Нео-Путина, Томаса Путина, Владимира Андерсона, сумевшего вырвать свой кусок территории свободы у бесчеловечного бога-программы Архитектора. Только без соплей! Это новый Нео. У него бы не было сомнений по поводу Тринити. Не любовью оборяется божественнная матрица, где человек проклят навсегда. Любовь — тоже выдумка программы Пифии. Любовь — это способ богопрограмм крутить нами, людьми, и решать свои разводки. К черту кобылицу Тринити! Будем при бабках, не таких себе телок заведем! Новый НеоПутин знает — суть в том, чтобы самому создать матрицу. Пусть маленькую, пусть крошечную даже. Но — свою. Ту, где он станет тайным Архитектором, ту, где он разрушит Сион. А уж он его разрушит, поверьте. А может быть, он был Агентом? Нео, начисто лишенный человеческих привязанностей, это ли не Агент? Агент Путин-Смит? Восставший против Архитектора, Пифии, Бога-машины? Только не говорите об этом Путину. Ему не понравится быть Агентом. Он такого сорта Агент, который не афиширует своей сути в отличие от хвастунишки Смита. Ему бы хотелось, чтобы мы сравнивали его с Нео.

И вот он идет — вход в парадное, рука правая в кармане, сжимает тяжелую точную копию бельгийского браунинга. Но это газовый пистолет. Он купил его за двести долларов у приятеля. Первая дверь. Тяжелая, коричневая, шершавая. Вторая — снаружи коричневая, внутри — салатовая. Он идет по лестнице. Навстречу, сверху — человек, мужчина. Лицо — никакое, через пять минут не вспомнишь. Поравнявшись почти, мужчина резко двигает правой рукой — пистолет в руке. Путин скользит левой ногой левее линии атаки, отталкивается посильнее и перемещается на внешнюю сторону протянутой руки с пистолетом. Он правой рукой берет нападавшего за запястье и дергает вниз. Это прием. Сумиатоши называется? Он ушел, проскользнул с линии нападения и столкнул противника вниз по лестнице. И тот стал падать. Выстрел сделал, в пол. Путин заломал ему руку, сел поверх спины мужчины, прижал руку — без пистолета уже, пистолет рядом, на кафеле — и стал бить. Кулаками. В затылок и в виски. Много раз, часто и глубоко дыша. На каждый резкий выдох по удару. Мужчина скоро стонать перестал. Голову положил на бок. На левый бок. Хорошо пришелся под правый кулак теперь правый висок. И Путин еще поработал — на каждый резкий сиплый выдох — удар. Висок не проламывался никак. А хотелось. Потому что это был сон. А, во сне хоть бы, очень хотелось проломить висок своему страху в образе мужчины с пистолетом. Потом он встал. Пистолет врага поднял газетой — откуда-то взялась газета. Подсунул ему к руке поближе. Потом обхватил его рукой рукоятку, повозился-изловчился, приладил пальцы как надо и расстрелял тело его же рукой. «Так лучше, так не встанет, так — узнают пидоры, что к нему не надо присылать, он в штаны не наложил, он и еще грохнет, кого пришлют, сколько убийц пришлют, столько он и грохнет. Давайте, присылайте, суки!» Потом он засунул руку в карман, нащупал снова свою газовую копию бельгийского браунинга и заулыбался. Он ему не понадобился, скажете вы? То-то и оно, что понадобился. Газовый пистолет был символом постоянной готовности, а постоянная готовность очень даже помогла в этом сне.

Сон этот снился ему раз пятьдесят, не меньше. Подробности почти не менялись. Иногда только снилось, что телевидение он вызывает. А иногда, что труп прячет. А иногда, что он уходит в свою квартиру и никому не говорит, что это ЕГО гость был. Но всегда — он убивал свой кошмар, свой ужас. Он побеждал его убийством. Слава богу, наоборот ни разу не приснилось.