— Че сказать? Присутствует, место занимает. Никому не нужная. Списать ее надо! Интересовался, никого она не интересует. Совсем. Но, алюминий можно сдать, в плане такая позиция есть.

— Видел! — Соломоныч показал ему кулак. — Вот, Виктор Иваныч заинтересовался. Идите на склад, покажи ему эту «единичку».

— Не, Соломоныч! Идите, товарищ Энгельсон, подготовьте изделие к транспортировке, ты недослушал. Эту балду надо установить на «МиГ». Понимаешь… — и я рассказал ему о проблеме.

— Ты же инженер от бога, давай перемоторим. — завершил я повествование.

— Ты знаешь, Виктор, меня за яйца повесят за такие дела. И понадобится шесть — восемь месяцев, чтобы пробить эти переделки в МАПе. Это я уже проходил, по молодости, и больше в такие игры не играю. Схлопотал выговор, с занесением в личное дело, и инженером полка меня так и не поставили. Плавали, знаем.

— Твои предложения?

— Забыть об этом и не отсвечивать.

— Слушай, а если не сам двигатель менять, а только компрессор?

— Что это даст?

— Минус, примерно, сорок — шестьдесят килограммов по весу, и скачок мощности. — вошел Энгельсон, который притащил двигатель к мотористам. Доложился. — Пойдем, глянем!

— Только ради тебя, Витенька. — зампотех натянул хлопчатобумажные перчатки, и вышел из каптерки за Энгельсоном. Я двинулся за ними. Движок лежал на боку, рядом с ним лежал АМ-35А, стандартный для наших машин. По размеру они сильно отличались, как и по внутреннему объему.

— Этого малыша в имеющееся моторное пространство не поставить, требуется удлинять моторную раму. Никто этого не позволит. Пустая затея. Здесь требуется мощная конструкторская проработка и море испытаний.

— А я вот об этой безделушке, которую надо прикрутить вот сюда, вместо этой «дурищи». «Дурищу» снять и заглушить отверстие привода.

— Слушай, здесь — дюймы, а у нас — метрическая система, они — несовместимы.

— Соломоныч! Какие дюймы? Требуется соединить метрическими болтами вот это отверстие со всасывающим коллектором, а вот эту дырку — с выхлопным. Вот сюда подать и отвести масло, лучше отдельно и охлаждать его. И вот эти тяги провести в кабину, лучше под правую руку.

— Они — слева.

— Ну, значит, под левую, но за РУД или на панель. С вырезами под три положения.

— Как закрепить?

— Ну вот же есть точки крепления, а вот там вот — какие-то площадки и отверстия с резьбой. Закрепить за них.

— И шо мне с этого будет?

— Ты читал, что в Архангельск пришел первый конвой от союзников?

— Читал, конечно.

— И что он привез?

— Танки, каучук и «Харрикейны».

— А это — «Харрикейн». — Инженер хищно улыбнулся.

— И если мы приспособим ЗиП от него к «МиГу»…

— То Государственная премия будет лежать у тебя в кармане, Соломоныч!

— Витенька! Завтра ты полетишь на такой машине!

— Мою под это дело пока не разбирать, взять у учебной, облетаем, все проверим, после этого переставим. Усек?

— Ты считаешь меня глупым? Заметано!

Я еще не успел выйти из капонира, когда было объявлено по громкой связи, что требуется прибыть в Чернецкое для построения. Успел добежать в землянку. Сунул кое-какие бумажки в планшет и успел на «последний самолет»: ГАЗ-АА, отходивший в сторону села. Он тормознул, и я успел прыгнуть на ступеньку.

Хохлова я еще не видел с момента взлета, было несколько не до него, занимался с технарями. За что и получил, Дима — он, конечно, свой, но армия есть армия.

— Младший лейтенант Суворов! Почему не прибыли на доклад?

— «Ласточку» свою дефектовал, тащ командир, она в ремонт ушла, практически перебит привод руля глубины.

— Еще минус один! Сколько?

— Еще два прибавил.

— Один — видел, а второй когда?

— В зависимости от того, которого видели, я его с вашего хвоста снял, товарищ старший политрук.

— Этого я видел.

— Ну, а первый выше, ведущий у «охотников, он сзади зашел на нашу группу.

— Понятно. Комкор летит, через пару минут сядет.

Комкора привез «Як-7», сам он не летает. Пару минут принимал доклад от Хохлова, затем подошел к строю эскадрильи, вытащил из планшета бумажку и стал читать приказ по корпусу, поздравлявший эскадрилью с успешным боевым вылетом и представление о награждении отличившихся. Так как читал по бумажке, то, автоматом прочел и подпись под приказом: «командующий» корпусом и комиссар корпуса. Мы откричали «Ура», и после этого я поднял руку:

— Что у тебя?

— Дополнение к приказу и представлению, товарищ полковник!

— Давай сюда! — настроение у него было бодрым, веселым. Я принес ему его приказ, переклеенный на бланк, в котором говорилось о запрещении вылетов. И выписку из книги приказов по эскадрилье, где приказа на вылет от корпуса просто не существовало.

— А это здесь причем? — громко спросил полковник.

— Это имеет непосредственное отношение к двум крайним вылетам эскадрильи. Позавчера вы нам запретили полеты. И приказа на вылет из штаба корпуса нам не поступало. Какое корпус имеет отношение к этому? Нас поднял по тревоге «Паркет», а не «Дубрава». Никто из штаба корпуса нами не руководил. Какое вы имеете отношение к моим семи сбитым? И к пятидесяти восьми сбитым нашей эскадрильей? Требую приобщить это к представлению.

— Пять суток ареста!

— Есть, товарищ полковник! — я снял ремень и протянул его комкору. Он побагровел, и тут пришлось вызывать наших медиков.

«Губы» у нас оборудовано не было, меня поместили в казарму учебной эскадрильи, где уже никто не жил. Поставили часового, а комкора увезли на машине. До него дошло, что я не остановлюсь, и этот приказ и мой рапорт будет доведен до командования. На следующий день меня освободил новый командир корпуса. Климов принял особую группу и отбыл на юг. Корпусом теперь командовал однофамилец нашего командира. Бывший начштаба. Точнее, исполнял обязанности.

Он вошел в мою «камеру», внимательно ее осмотрел:

— Нехило пристроился! Курорт просто!

— Еще бы жену пустили, тогда был бы полный курорт, а так…

— Давай на чистоту: зачем ты это сделал?

— Ну, на чистоту, так на чистоту. Вы были начштаба, и, наверняка, знали, что нас хотели расформировать. Было?

— Да. Имелось такое мнение.

— Ну вот, этим все и обусловлено. Расформировать нас просто: полков в корпусе столько, что по одному в каждый сунуть, и нет эскадрильи. Так?

— Так.

— И инициатором всего был Комаров, младший. Я в курсе, что он — просто однофамилец, и комкор, который предложил решить проблему с «управлением» кардинально. Так?

— Положим.

— Да вы от ответа не уходите, товарищ полковник. Иначе результата не будет. Вы же в курсе того, что в академии вам говорили, что основой ВВС служит звено, более точно, пара, еще раз звено и эскадрилья. К вам пришла, случайно, слетанная боевая эскадрилья, с очень солидным совместным счетом. Если бы мы не потеряли своего командира в последнем бою в составе 67-го полка, то хрен бы вам такой подарок обломился. Был бы нормально переформирован 67-й. Согласны?

— Согласен.

— Но прикрыть от зенитки, четырехствольной, мы его не смогли, а он по ней промахнулся. Это бывает, у каждого. Три боя назад я промахнулся по «мессеру». Я потом его сбил, но позже. Но я не об этом. Мы прекрасно знали, что последует за этим приказом от 30-го сентября, и показали, что драться мы умеем не только в воздухе, но и на земле. Хотите иметь боевой полк?

— Хочу.

— Ищите майоров Рудакова и Ильина, и будет у вас два таких полка. Рудаков сейчас где-то в Москве, его награждать должны завтра. Где Ильин, бывший командир 67-го, я не знаю.

— А сам себя как видишь?

— Старшим летчиком и возмутителем спокойствия. Терпеть не могу, когда кто-нибудь примазывается. А их — много.

— Вот твое оружие и ремень. Свободен. Но мы еще не раз поговорим на эту тему, не для того, чтобы тебя наказать. Москву атакуют, держать дальше эскадрилью без работы не могу. Давай в строй и настрой людей. Ты меня понял?