Колли работала как одержимая по десять часов в сутки на нещадно палящей августовской жаре. По вечерам она составляла отчеты, формулировала гипотезы, изучала и зарисовывала артефакты, стараясь успеть, пока их не увезли в Балтимор. У нее была своя комната, всю обстановку которой составляли спальный мешок на полу, письменный стол с лампой, купленный на блошином рынке, ее портативный компьютер, гора ее заметок и виолончель.

У нее было все, что нужно.

Она почти не заглядывала в общую гостиную внизу, заподозрив, что против нее сложился небольшой заговор. Уж больно удобно все складывалось. Большинство членов команды предпочитало проводить вечера в городе или на раскопках. Рози тоже с завидной регулярностью куда-то исчезала. Таким образом Колли оставалась наедине с Джейком. Как будто это был их общий дом. Как раньше, когда они вместе снимали квартиру или комнату в мотеле.

Ее чувства к нему залегали куда глубже и в то же время были гораздо ближе к поверхности, чем она готова была признать. Оказалось, что она так и не переболела Джейкобом Грейстоуном.

Увы, он был любовью всей ее жизни.

Сукин сын.

Он предложил ей свою дружбу. Дружбу в его понимании. С Джейком никогда и ни в чем нельзя было быть уверенной заранее. То он доводит тебя до бешенства, то вдруг поцелует, то погладит по головке, как малого ребенка. Это было нечто новенькое, раньше они по этой дорожке не ходили. Колли невольно задумалась о том, что стало бы с ней и с Джейком, если бы они испробовали этот путь раньше, если бы удосужились подружиться, узнать друг друга поближе, вместо того чтобы самонадеянно предполагать, что им и так все известно.

Один-единый миг мог изменить весь ход жизни. Теперь ей это было известно из первых рук. Если бы в момент последней ссоры, когда они обвинили друг друга во всем, начиная с глупости и кончая неверностью, когда дошли до страшного слова «развод» и он ушел, хлопнув дверью, если бы тогда они сумели выстоять… Если бы они прошли через тот трудный момент вместе, если бы пытались спасти свой брак, может быть, сейчас все было бы иначе.

Однозначного ответа у нее не было, но она размышляла об этом, строила гипотезы, как размышляла и строила гипотезы о племени, населявшем деревню, как размышляла о возможных поворотах своей судьбы, о том, как сложилась бы ее жизнь, если бы она выросла в семье Каллен.

Если бы они с Джейком пережили трудный момент вместе, если бы продолжали бережно снимать поверхностный слой, постепенно погружаясь в глубину, может быть, они и нашли бы нечто ценное, достойное спасения: брак, семью, партнерство, да хотя бы даже и дружбу, которую он твердо вознамерился выковать на этот раз.

Она ему не доверяла – теперь она созрела для того, чтобы это признать. Особенно когда речь заходила о других женщинах. У него сложилась репутация неотразимого любимца женщин, намного опережавшая реальность. Закрепившееся за ним прозвище Джейк-Пробойник Колли услыхала еще до личного знакомства. Ее это не волновало, пока она сама в него не влюбилась. А потом, признавалась себе Колли, это засело у нее в мозгу, как заноза, которую она так и не смогла извлечь и забыть.

Она не верила, что он ее любит. Что любит так же сильно, как и она его. Это сводило ее с ума. «А все почему?» – подумала она со вздохом. Да потому, что, если она любит его больше, чем он ее, это дает ему преимущество. Власть над ней. И она давила на него, полная решимости заставить его доказать, что он ее любит. И всякий раз, когда у него не находилось доказательств, она давила еще сильнее. А разве можно ее за это винить? Этот скрытный сукин сын ни разу не признался ей в любви. Напрямую, просто и ясно. Заветные слова так и не были сказаны.

Слава богу, повод для развода подал он. Он один во всем виноват.

Придя к такому выводу, Колли почувствовала себя лучше и вернулась к работе. Через полчаса ей захотелось есть, и она спустилась вниз – посмотреть, чем бы поживиться. Такие полуночные рейды она совершала регулярно.

Она не стала зажигать свет. Лунного света было вполне достаточно, а в том, что касалось добывания пищи, у нее развилось прямо-таки сверхъестественное чутье. Бесшумно ступая на цыпочках босыми ногами, Колли прошла в кухню и направилась прямо к холодильнику. В тот самый миг, когда она взялась за ручку, в кухне вспыхнул свет.

Сердце у нее в груди подпрыгнуло и застряло где-то в горле, из которого вырвался сдавленный крик. Она сумела на полпути превратить его в ругательство.

– Черт бы тебя побрал, Грейстоун! – воскликнула она, поворачиваясь к нему. – Ты что, совсем сдурел? Зачем ты это сделал?

– А ты зачем рыщешь тут в темноте?

– Я не рыщу. Просто стараюсь соблюдать тишину, чтобы никого не побеспокоить, пока ищу что-нибудь поесть.

– Ах, да, – он бросил взгляд на часы, – десять минут первого. По тебе можно время проверять, Данбрук.

– Ну и что?

Заметив на полке фирменный пакет «Выпечки Сюзанны» с хрустящим печеньем, Колли обошла холодильник и схватила его.

– Эй, это я его купил!

– Пришли мне счет, – проговорила она с набитым ртом.

Открыв холодильник, Колли вытащила кувшин апельсинового сока. Джейк выждал, пока она налила себе стакан и запила первую горсть печенья.

– Слушай, это убийственное сочетание. Почему ты не пьешь молоко?

– Терпеть его не могу.

– А ты через «не могу». Дай сюда печенье.

Она собственническим жестом прижала к себе пакет.

– Я завтра куплю тебе другое.

– Дай сюда это чертово печенье!

Джейк отнял у нее пакет, запустил в него руку. Зажав одно печенье в зубах, он вытащил из холодильника молоко, наполнил низкий широкий стакан толстого стекла. На Джейке были только черные боксерские трусы. Колли решила по этому поводу промолчать и не жаловаться. Даже бывшая жена имеет право насладиться зрелищем. «Все-таки сложен он, как бог, – подумала она. – Тонкая кость и крепкие мышцы. И несколько шрамов, спасающих красоту от слащавости».

Было время, когда она не смогла бы удержаться: в минуту вроде этой она бросилась бы на него и впилась бы зубами в любое подвернувшееся место. А потом они занимались бы любовью. На кухонном столе, на полу, ну а если бы вспомнили, что они как-никак цивилизованные люди, дотащили бы друг друга до кровати.

Сейчас она всего лишь отняла у него пакет, сунула в рот еще одно печенье и поздравила себя с поразительным самообладанием.

– Идем, я тебе кое-что покажу, – бросил он, выходя из кухни. – Захвати печенье.

Ей не хотелось идти с ним, находиться рядом посреди ночи, когда он практически голый, а его запах кружит ей голову. Но, сделав ставку на свое поразительное самообладание, Колли все-таки последовала за ним в его комнату.

Джейк соорудил себе импровизированный стол из листа фанеры, лежащего на козлах. Другой лист фанеры, поставленный вертикально, служил ему стендом для фотографий, этюдов и карт. Бросив беглый взгляд на стенд, Колли убедилась: по крайней мере в том, что касается работы, ход его мыслей знаком ей не хуже, чем ее собственный. Но ее внимание привлек рисунок на столе, расправленный при помощи пустой бутылки из-под пива и куска кварца.

На основе их рабочей сетки, разбившей участок на квадраты, а также сделанной ими схемы вертикального среза и географической карты Джейк нарисовал деревню на бумаге цветными карандашами.

Знакомое шоссе исчезло, поле стало шире, многочисленные деревья росли по обоим берегам ручья. Вокруг предполагаемых границ кладбища он воздвиг низкую каменную стенку. В западной части деревни сгрудились хижины, в мастерской каменотесов под открытым небом были сложены горками каменные орудия труда. Дальше простиралось зеленевшее всходами поле.

Но больше всего рисунок оживляли люди. Мужчины, женщины, дети, занятые своими повседневными делами. Небольшой отряд охотников направлялся в лес, старик сидел у дверей хижины, молодая девушка протягивала ему неглубокую, выдолбленную из древесины чашу. Женщина кормила грудью ребенка, мужчины занимались изготовлением орудий труда и оружия. Группа детей, сидевших на земле, играла в какую-то игру при помощи прутиков и камешков. Один мальчик лет восьми смеялся, запрокинув голову к небу.