Иван Михайлович пригладил свой седой всклокоченный чуб и, усмехнувшись, проговорил:

– Хорошо иметь своего корреспондента: если соврет, так всегда под рукой, высечь можно…

Соколов выпустил из рук карандаш и задумался. Опровергать в заметке было нечего, однако письма о подтверждении фактов тоже не посылали. Спиглазов расстегнул воротник вышитой рубахи и сумрачно насупился. Пальцев, торопливо закуривая, устремил серые удивленные глаза на Агафона, словно выискивая в своем бухгалтере особые приметы. Ян Альфредович торжествующе приосанился, а Глаша радостно и откровенно улыбалась, как будто статью написал не этот высокий угрюмый парень, а она сама. Улыбка явно выдавала ее личную заинтересованность. Опытный глаз Хоцелиуса заметил это и прищурился.

Агафон продолжал говорить кратко и скупо, теперь уже без особого напряжения доказав свою правоту, выставив поведение Варвары в очень курьезном и неприглядном виде.

– Садись, – когда Агафон закончил, сказал Соколов и попросил присутствующих высказаться.

Все молча призадумались, слова никто не просил. Было что-то тревожное, нехорошее в этом тягостном молчании. Люди словно первый раз в жизни встретились с обнаженной правдой и устыдились ее наготы. Наконец слова попросила Глаша Соколова. Розовая от волнения, слегка смущаясь, она встала, взялась за спинку стула, немного запинаясь, проговорила:

– Вы все знаете, что я, конечно, молодой член партии и в партийном бюро тоже недавно и, наверное, еще рано меня выбирать, чтобы решать такие вопросы… Но я скажу, что думаю. Варя – моя подруга, мы вместе учились и еще в колхозе работали в одном звене. Она была звеньевой и хорошо справлялась. О ней в газетах писали, хвалили, выдвинули ее председателем сельского Совета, избрали районным депутатом…

– Нам биография Голубенковой очень хорошо известна, – прервал Глашу Спиглазов.

– В сущности, Роман Николаевич, ты сегодня всем мешаешь высказываться, – рассерженно сказал Соколов, проклиная в душе всю затею с этим персональным делом, которое вылилось черт знает во что.

– Мы разбираем поступки Чертыковцева, а не Голубенковой, – не сдавался Спиглазов.

– Дайте, наконец, говорить человеку! – властно и резко бросил Молодцов. Это было как-то совсем на него не похоже.

– Я напомнила о делах Вари потому, что мне очень жаль ее, и не только как подружку. В депутатах и председателях она не удержалась, потому что быстро загордилась, стала грубой с народом, и ее потом уже не избрали. Ну сельпо, конечно, дело нужное, я ничего не говорю. Но Варя стала не та. Уж мне-то хорошо известно, как она вела себя с жильцом. Он еще не все здесь сказал… и правильно сделал. Стыдно такое слушать. Мне кажется, что никакого здесь персонального дела Чертыковцева нет, его придумали. А уж если честно разбирать, так надо поговорить с ней самой, спросить, как она с мужем живет и вообще…

Глаша села и поправила белый, ажурный сползший с головы платок.

– Хорошие слова при скверной истории. Разрешите мне два слова сказать! – Ян Альфредович поднял руку. – Вы очень порядочный человек, Глафира Соколова: первой взяли слово и сказали правду. А мы, старые коммунисты, как Иван Михайлович и я, именно хотели вас послушать – молодую, скажу не жалея слов, прекрасную коммунистку. Присоединяюсь к вам и говорю, что дела никакого нет, а есть персональная глупость. Мы плохо работаем с молодежью, а она вон какая! – кивая на Агафона, продолжал Хоцелиус. – Влепил нам за транспорт, а мы ему тут же дело фабрикуем. Стыдно! Товарищ Спиглазов, если бы гражданин Чертыковцев в тот день, когда я, уезжая в больницу, оставил его вместо себя, принял эту рухлядь, о которой вы так жалеете, я бы все убытки целиком отнес за его счет и завел бы самое справедливое персональное дело. Он защищал государственный интерес, как вы этого не понимаете? Вместо того чтобы сказать ему спасибо, сняли его с работы. Акт не составил? Мы без акта знаем, что это за тарантас!

– А главный инженер вот тоскует… – недобро заметил Молодцов.

– Я еще немножко скажу, если вы мне разрешите, – продолжал Ян Альфредович. – Еще одно ужасное преступление совершил Агафон Чертыковцев – на тракторе пахал. Как вы думаете, плохо это или хорошо? По-моему, очень хорошо! Если бы в мое время к своей бухгалтерии мне прибавить знание сельхозмашин, я бы стал самым лучшим главным бухгалтером на свете. Мы ведь заперли работников учета в четырех стенах и не выпускаем их на свежий воздух. Я думаю, что придет время, когда бухгалтер сможет заменить тракториста, а тракторист иногда с удовольствием постоит у счетного табулятора или другой умной машины. Уже наступает такое время, товарищ Спиглазов. Вот нам, старикам, скоро уходить на пенсию, я думаю, нас с успехом заменят такие энергичные молодые люди, которые самовольничают и рушат наши устарелые порядки… Наперед скажу, что от них спокойной жизни не будет…

После Хоцелиуса слово взял Молодцов. Он сказал, что все дело выеденного яйца не стоит, и в заключение добавил:

– Не обижайтесь, товарищ Чертыковцев, принесите на сегодня в жертву ваше самолюбие, как пожертвовал на благо доярок и птичниц своим кабинетом наш уважаемый Захар Петрович. Для всех нас это поучительный пример коммунистического отношения…

– Погодите! – с каким-то страстным ожесточением остановил директора Захар Петрович. – У меня есть заявление…

– Тебя что, шилом укололи? – видя его горячность, спросил Соколов.

Пальцев отшагнул от окна, которое затемнял своей широкой фигурой. По белым скатеркам обеденных столов с уютными плошками цветов ласково запрыгал солнечный луч, и в комнате вдруг стало заметно светлее.

– Не желаю, чтобы меня насквозь прокалывали, – ответил Пальцев. – Тут Иван Михайлович сказал насчет примера…

Прикусив кончик уса, свисавшего с толстой поджатой губы, Захар Петрович на секунду умолк. Собравшись с мыслями и пересилив свое казацкое упрямство, продолжал:

– Как говорится, не согрешишь – не покаешься. А не покаявшись, и души не спасешь… Так вот, я каюсь. Вы меня похваливаете за эту столовку, а идейка и все остальное – его работенка!.. – Пальцев указал на Агафона. – Обвел меня этот экономист, как дуреху невесту вокруг аналоя, и еще протокол благодарности от комсомольцев подсунул…

Под хохот присутствующих управляющий рассказал, как было дело.

На этом и кончилось все. Уезжая из отделения, Молодцов погрозил Агафону кулаком, сказал полушутливо:

– Ты, парень, сегодня всех нас раздел. Смотри, теперь крепче держи ошкур, а то и тебя высекут…

– Да я уж битый, не страшно, Иван Михайлович, – настороженно и замкнуто ответил Агафон.

Роман Спиглазов отчужденно стоял в сторонке, молчал.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Володя Лигостаев выехал из Дрожжевки ни свет ни заря, с намерением быть дома к десяти утра. Полусонная Варвара, ехавшая с ним за товаром для магазина, почти всю дорогу ворчала на такую рань, а ему хоть бы что. Он вчера вечером сговорился с зоотехником Галей встретиться на Чебакле, чтобы вдоволь наглядеться, как цветет нынче крушина…

В городе, около складов оптовой базы райпотребсоюза, скопилось много запыленных грузовиков. В ожидании погрузки водители машин и возчики пароконных подвод сидели в тени, покуривали, закусывали и делились дорожными впечатлениями.

Володя погрузил товары одним из первых: ожидая Варвару, с нетерпением поглядывал на часы.

Стрелка безжалостно тянулась к десяти, а Варька ушла на рынок и пропала. Володя сидит у открытой дверцы кабины, на приступке, и с досадой посматривает на старую торговую площадь. От рынка туда и обратно густо идет народ с сумками и сетками, наполненными разной снедью.

Толпу пересекли парни и девушки, наверное, десятиклассники, а может быть, студенты техникума, с рюкзаками и сумками и скрылись за углом. Вихрастый большелобый мальчишка лихо прогнал поперек площади металлический обруч и едва не накатил его на высокую, броско одетую в пестрый костюм женщину с желтым пузатым чемоданчиком в руках. Испуганно посторонившись, она остановилась, поставила на землю чемодан и начала расспрашивать о чем-то мальчишку, извлекавшего из канавы свой обруч. Выслушав ее, он указал рукой на стоявшие возле склада грузовики и покатил дальше. Женщина перебросила на левую руку огненного цвета плащ, каких Володя отродясь не видывал, подняла свой чемоданчик и направилась прямо к машине. Подойдя ближе, спросила, как проехать в Чебаклинский совхоз и не будет ли туда попутной машины.