— Держи меня в курсе, — он развернулся и ушёл.

Я бегло просмотрела отчёт о вскрытии, и меня охватило неверие. Мой взгляд сосредоточился на трёх предложениях, которые не имели совершенно никакого смысла.

«Чтобы извлечь сердце из тела, убийца сломал третье, четвёртое и пятое рёбра. Метод, которым он совершил это, остаётся неясным. Нет никаких признаков того, что он использовал для этого какие-либо приспособления».

То есть, что… несуб сломал ей рёбра голыми руками?

Я отложила отчёт о вскрытии, нахмурившись. Убийца должен быть необычайно сильным мужчиной. Он должен быть огромным. Наверняка занимается каким-то физическим трудом. Но как это стыковалось с остальным психологическим портретом?

Да никак. Пока что нет. Мне нужно больше сведений.

Я пролистала бумаги, ища номер Грейси, криминалиста. Я взяла трубку стационарного телефона и набрала номер.

— Алло? — в её голосе слышалась усталость.

— Грейси? Это Кассандра, агент ФБР.

— О! Чем я могу вам помочь?

— Я хотела спросить по поводу анализа ДНК. Вчера у вас возникли проблемы. Вы их решили?

— Я… пока нет, — сказала она. — Думаю, образцы чем-то загрязнены. Другого объяснения не существует. Я послала образец в лаборатории НКА. Может, их оборудование даст лучшие результаты, не знаю.

— О, — отозвалась я. — Эм… понятно.

— Это и отпечатки… Это дело сводит меня с ума, — в её голосе слышались слёзы.

— А что с отпечатками? — я опять покосилась на фотографию символа за ухом. Что всё это значит?

— Я сумела снять отпечатки пальцев с коробки с сердцем. Так вот, отпечатки пальцев имеют несколько узоров. Некоторые распространены, некоторые более редки. Самый распространённый узор — это ульнарная петля. Далее завиток, радиальная петля, дуга…

— Да, я знаю, — мы всё это изучали в ФБР.

— Так вот, а отпечатки этого убийцы не имеют всех этих узоров.

— Не имеют? Тогда что там за узоры?

— Один отпечаток пальца выглядит как… пятна. А на другом сплошные крестики, точно кто-то раз за разом оставлял на нём шрамы от ножевых порезов.

— Вы думаете, что убийца каким-то образом маскирует свои отпечатки пальцев? Сжёг их химикатами?

— Тогда остался бы индивидуальный узор из шрамов. А тут я понятия не имею. Может, пришельцы. Или вампиры, — она издала глухой смешок. — У вас есть версии получше?

— Не особенно. Но пришельцы — это не моя юрисдикция.

— Слушайте, Кассандра, мне нужно возвращаться к работе. Вам ещё что-то требуется?

— В данный момент нет, спасибо.

— Ладно. Я дам вам знать, если что-нибудь найду, хорошо?

— Конечно. Спасибо, Грейси, — я повесила трубку и отрешённо уставилась на телефон.

У нас есть два дня, чтобы найти убийцу. А это дело вызывало лишь больше и больше вопросов.

***

Я стояла перед белой доской в комнате для совещаний и смотрела на пункты списка, написанного мной, пока слова не начали утрачивать всякий смысл. Джемма находилась в состоянии психоза, но её речь по-прежнему была логически связной. Она говорила о воде и королях, и о том, что Кэтрин была жертвоприношением. Она выжгла жутковатую татуировку воды со своей руки и говорила о мужчине, который походил на бога — возможно, обладал экстраординарной силой и харизмой.

Я хотела ещё раз поговорить с ней, но я смогу получить более чёткие ответы после того, как ей выпишут лечение.

— Что ты делаешь? — неожиданный голос заставил меня подпрыгнуть. Я повернулась и увидела на пороге Габриэля с двумя кружками чая в руках.

— Просто пытаюсь разобраться, — я показала на белую доску. — Инспектор Вуд сказал, что я могу разместиться в комнате для совещаний. Тебе она нужна?

— Нет, я искал тебя. Заварил вот чаю.

Он шагнул в комнату и протянул мне одну кружку. Я с благодарностью сделала глоток. Я предпочитала добавлять в чай побольше молока, но напиток был крепким, и это всё, что в данный момент имело значение.

— Итак… — Габриэль кивком головы показал на белую доску. — Что у нас имеется на данный момент?

Я сосредоточилась, пытаясь выстроить в голове начальный психологический портрет.

— Мы знаем, что он очень сильный мужчина. Он сумел сломать жертве рёбра голыми руками. Необычайно сильный. Думаю, это будет очевидно при взгляде на него; он должен быть огромным. Как бык.

— Ты говоришь как-то неуверенно.

— А сколько лично ты знаешь мужчин, похожих на быка? И вдобавок он наверняка очарователен и обладает недурной внешностью, раз убедил Кэтрин пойти с ним. Она добровольно пошла с ним, с незнакомцем, которого она только что повстречала. Не думаю, что она бы вот так запросто пошла с мужчиной, который выглядит физически устрашающим. Мне показалось, что она вела хорошую жизнь.

Я походила туда-сюда по краю комнаты, затем повернулась и прошла обратно, теребя маркер в руках.

— Он кажется холодным и расчётливым. Убийство Кэтрин представляло собой тщательно реализованный план. Но мне кажется, что Джемма имеет к этому какое-то отношение. Отсылки к воде, к королю, заявление о том, что Кэтрин была жертвоприношением… и это означает, что его план опирался на психически нестабильную женщину, которой он никак не мог доверять. Это не имеет смысла.

— Может, он знал, что может ей доверять, — предположил Габриэль.

— А ты сам доверился бы Джемме? И вот ещё что. Он явно гонится за славой — подражает Потрошителю, совершает убийства как можно более омерзительным способом. Но половина газет обвиняет в убийстве иммигрантов, и он не утруждается поправлять их. Он посылает записку полиции, ведёт какие-то ментальные игры, но ничего не посылает репортёрам. Похоже, он вполне доволен тем, что газеты ворошат ксенофобную ярость. Почему?

Габриэль пожал плечами.

— Может, ему нравится хаос.

Я резко развернулась к нему, просияв.

— Да! Хаос!

Я написала в центре доски слово «Хаос» и обвела его в три кружка.

— Вот к чему он стремится! Он не гонится за славой. Он стремится к хаосу!

— Ладно, — Габриэль шагнул поближе к белой доске. — Зачем?

Я покачала головой.

— Я пока не уверена. Это нетипичный мотив для серийного убийцы. Это слишком… масштабно. Как будто он старается подорвать общество ради более крупной цели.

— Точно, — Габриэль на мгновение задумался. — Давай предположим, что нет улик, указывающих на обратное. Какой бы психологический портрет убийцы ты составила теперь?

Я на секунду прикрыла глаза, пытаясь привести мысли в порядок.

— Убийце от двадцати пяти до тридцати пяти лет, он образован, силен и красив. Он обладает раздутой самоуверенностью и предполагает, что все люди будут делать то, что он им скажет. Он внимательно относится к деталям и помешан на страхе и хаосе. Он холост, имеет машину и живёт возле Лондонского Сити. Я бы сказала, в пределах пяти километров.

Габриэль приподнял брови.

— Это весьма подробный портрет.

— Да, — я позволила себе лёгкую довольную улыбку.

— Объяснишь, как ты пришла к таким выводам?

— Конечно. Ему где-то 25–30 лет, потому что он должен быть достаточно молод, чтобы обладать явной физической силой, но он не может быть слишком молод, иначе Кэтрин не пошла бы с ним. Он достаточно спокоен, чтобы убивать женщин в крайне оживлённых местах, что говорит о высокой уверенности. Но его самоуверенность опасно раздута до такой степени, что она уже влияет на его суждения. Его легко могли увидеть и поймать.

— Может, он подсознательно хочет, чтобы его поймали.

— Это всего лишь миф о серийных убийцах, — сказала я. — На самом деле они никогда не хотят быть пойманными. И знаешь почему?

Он отпил глоток чая.

— Почему?

— Потому что им слишком нравится убивать. И они не ощущают настоящего чувства вины, так зачем тогда останавливаться?

Габриэль почесал свою щетину на подбородке.

— Пока что я с тобой согласен. А откуда взялось предположение о том, что он ожидает от людей послушания?