1

Айна родилась в замке. Верней, на скотном дворе при замке Берг.

Не самое худшее место в мире, если вдуматься... даром что вонь и грязь, зато сытно и спокойно.

Замок был старый и надежный: его дальнюю стену возвели над крутым скальным обрывом, уходящим к лесу, а другие окружал глубокий ров. Вот только уже много лет обитателям маленькой крепости в северном захолустье не приходилось думать о защите – времена пришли мирные и спокойные. Ров обмелел и зарос тиной, с верхушки главной башни никто не высматривал врагов, а на воротах для приличия стоял один лишь стражник. Да и тот чаще подремывал на солнце, не зная, чем себя занять.

Айна любила подниматься на стену, к которой лепились постройки Грязного двора. Там, стоя между старыми зубцами, она чувствовала себя такой свободной... Казалось, еще миг – и небо стремительно рванется к ней, подхватит и унесет вдаль от земли. Ветер лохматил ее темно-русые волосы, наполнял сердце легкостью, и можно было представить, будто на самом деле она – вовсе не дочка скотницы, маленькая невзрачная Айна-щепка, Айна-вонючка с вечно серыми от пыли, спутанными вихрами, пятнами на одежде и занозами на ладонях... На стене ей казалось, что она – хозяйка замка. Сильная, уверенная в себе, дерзкая и красивая...

– Айна, дрянь такая, где тебя демоны носят?!

Голос матери донесся с Грязного двора и вернул на землю быстрей, чем камень прилетает из рогатки. В одно мгновение Айна оттолкнулась от края стены и подбитой птицей спорхнула вниз, на внутренний каменный переход под зубцами. Она съежилась за выступом кухонной крыши, откуда ее было не разглядеть, и с тоской попыталась вспомнить, что не доделала с утра. Все обычные дела были справлены, как полагается – не понятно, чего матери вздумалось искать ее сейчас.

Айна знала, что после таких воплей по-доброму ее не встретят, и потому не особенно спешила на зов. Минутой раньше, минутой позже... Какая разница? Она запрокинула голову и снова посмотрела на небо. Оно было таким пронзительно синим, каким бывает только в начале лета, и белоснежные облака плыли по нему, будто огромные комки бесценной заморской пряжи. Айна видела такую однажды. «Точно волосы короля», – сказала тогда тетка Сана и еще что-то начала брехать про монарший облик, но Айна не особо слушала. Запомнила только, что прапрабабкой короля была, вроде как, настоящая небесная посланница. Но кто же в такое верит?

– Айна! Найду – все патлы повыдергаю! Ну-ка быстро спускайся, поганка!

Скотница отлично знала, где искать свою негодную дочь. Айна вздохнула и встала. Ну и ладно. Все равно сидеть на камнях стены еще холодно, не то что в разгар лета.

Оплеуха ей досталась крепкая. Мать от души приложила тугой мокрой тряпкой по затылку и велела немедля идти на кухню – там кто-то из работников перевернул ведро с молоком, и надо было по-быстрому убрать.

Потирая голову, Айна направилась к кухне, а мать шла за ней следом и без конца костерила то работника, то дуру-помощницу, которая поставила ведро посредь прохода, то саму Айну, мол, не дозовешься ее вовремя.

– Вот Диша и убирала бы, раз не доглядела, – пробурчала Айна, но тихо, так, чтобы мать не услышала. В гневе скотница была горяча на расправу, и к дочери она снисхождения не имела. Скорей уж наоборот.

Убедившись, что «негодная поганка» взялась за тряпку, главная хранительница скотины ушла к коровнику, глянуть на телку, что родилась прошлой ночью. Айна проводила ее недобрым взглядом из-под косо постриженной челки и плюнула себе под ноги.

Она ненавидела скотный двор.

И мать иногда тоже.

По вечерам, накрывшись с головой одеялом, Айна предавалась мечтам о том, как однажды удерет из замка и будет жить без вечной работы по хозяйству и упреков. Одной в городе, конечно, трудно, да и кому там нужна тощая девчонка, едва разменявшая двенадцатую зиму? Разве что в блудный дом возьмут (упаси боги!). А, вот, если уйти с бродячими артистами... Она ведь сильная, хоть и выглядит «как недоносок», если верить словам матери. И ловкая. Никто из замковых детей не мог догнать и схватить ее, когда они играли в догонялки на стене... Айна залезала выше всех, цепляясь за самые крошечные трещины и выступы. Жаль, что после смерти Оги, эту забаву они оставили: сын конюха упал и разбился по-глупому, но взрослые наложили на игру строгий запрет.

По хитроватому и грубому Оги Айна вовсе не грустила, хоть и жалела его отца: конюшонок не был ей близким другом. Хороших друзей у нее вообще не имелось. Ну... кроме Рина. Пока тот не уехал.

Когда Рин научил ее читать, остальные дети из зависти прозвали Айну чернильной тряпкой и все реже стали звать в свои игры. Да она и сама к тому моменту не больно-то хотела разделять из забавы – бить голубей из рогатки, плевать в коз, меряться, кто сильней разозлит Кривого Дуба... Чем старше Айна становилась, тем больше ей нравилось тихо сидеть вдали от всех, глядя на небо, собирать цветы и ягоды в лесу или читать украдкой, если случалось самое чудесное, и Рин приносил ей настоящую книгу. Вот только год от года ей все реже выпадала возможность «бездельничать»: мать считала своим долгом поручить «этой блажной витунье» побольше дел – чтоб неповадно было жить в глупых грезах. При этом большой ласки от родительницы Айна не видала, а потому была убеждена, что скотница Мира считает ее самым бесполезным человеком в замке. С раннего детства она все время слышала о своей никчемности, да о том, что лучше бы вместо нее родился еще один парень. Как будто в семье Миры было мало парней... Вон их сколько, четверо – один другого выше. И сильней... Когда Айна была маленькой, они часто катали ее на плечах, не замечая птичьего веса.

А потом, один за другим, ушли в город, да нанялись в стражу. Им там хорошо платили.

Сыновей мать любила, а дочь терпела. По малолетству Айна этого не понимала, думала, что все у них, как у других, обычно. Просто мама уж очень строга и вспыльчива. Да только все равно ведь любит. Но пару месяцев назад Айна подслушала разговор, который разом все изменил.

«И чего ты, ма, так ее гоняешь, а? – спросил тогда Фед, самый старший из братьев, приехавший из города на пару ночей. – Ну, она ведь хорошая девчонка. Умная, добрая... работает хорошо. Вырастет – еще порадуешься на старости лет».

«А то ты не знаешь...», -– стоя за дверью их домишка, Айна не видела лица матери, только руки, устало теребившие шесть.

«Ну знаю... – обронил Фед. – Так и что? Она ж не виноватая».

«А я и не виню, сынок... Только всякий раз как на нее смотрю – рожу эту гнусную вижу. Ай, да тебе не понять! Ты сам, небось, такой же!»

Мать бросила пряжу и вышла из дома, не заметив Айну, замершую под дверью.

Тогда она все и поняла.

Поняла, почему не похожа на братьев. Почему мать так странно смотрит на нее порой. И почему другие бабы в замке иногда шушукаются о чем-то и вдруг затихают, если видят дочку скотницы.

Айна не была дурой. Знала, откуда берутся нежеланные дети.

Именно в тот день она решила уйти. Вот, только дождаться бы подходящего случая... В замок почему-то давно не заезжали никакие бродячие музыканты и артисты. Поговаривали, господин граф изрядно поплохел здоровьем и уже ничему не радовался. Правда это или нет, Айна не знала, да и не шибко ее волновали проблемы хозяина. Но вот без музыкантов и прочих акробатов было скучно... Она любила, когда эти дорожные люди заполняли своим скарбом замковый двор и давали представления не только в главной зале, но и на кухне для простолюдинов.

После того, как молоко было старательно вытерто с каменного пола просторной замковой кухни (сколько же добра пропало!), а тряпка прополоскана и вывешена на специальную жердь, Айна с грустью посмотрела на крепостную стену. Вновь подниматься туда она уже не хотела – все равно скоро обед, а значит, надо помогать тетке Сане сначала накрыть на стол, а потом все собрать. И упаси боги не явиться в срок.