Медвежонок представил гостей своей матери, они обменялись дежурными любезностями, после чего нас наконец-то пригласили в дом. Мы с Джен как-то внезапно оказались в хвосте процессии, потому что отец Горацио, явно чувствуя себя в своей тарелке, увлек и Дани, и госпожу Боро в разговор о церковных делах и новостях, как-то ловко заняв место между ними. Почему-то я сразу поняла, что он раскусил нашего Медвежонка — даже если сугубо на уровне инстинктов. Потому что, будь тот альфой, тем более в будущем выше его по званию, священник бы вел себя совсем иначе. Йон же шел с другой стороны от омеги, словно готовый защитить его в случае необходимости. Не думаю, впрочем, что такая необходимость бы возникла.

— Что ни говори, а против биологии не попрешь, — с легкой досадой пробормотала Джен, качая головой. — Ты посмотри, какой он с этой госпожой любезный. Едва из сутаны не выпрыгивает.

— Поверь мне на слово, никакая омега не сравнится с желанием альфы утереть нос другим альфам, — пробурчала я.

Мы переглянулись, вдруг обретя друг в друге самых понимающих и благодарных слушателей, и как-то одновременно вздохнули.

— Все будет нормально, малышка, — тепло улыбнулась Джен, впервые позволив себе приобнять меня за плечи и легонько потереться носом о мои волосы. — По крайней мере, мы с тобой есть и всегда будем друг у друга. Это не идеальный вариант, но, кажется, тоже неплохо.

— Да, — совершенно искренне согласилась я. — Это очень неплохо.

На этот раз встреча проходила в другой гостиной, которую я про себя назвала голубой. В оттенках небесно-синего здесь было выполнено все, начиная от обоев и заканчивая обивкой мебели — как всегда, на изящных витых ножках, словно еще вчера стоявшей в каком-нибудь французском дворце. Здесь уже был накрыт небольшой стол с закусками, и я до сих пор ощущала присутствующих в комнате призраков горничных, которые его собирали — пусть даже от них самих не осталось даже запаха, что, вероятно, считалось в таких домах признаком хорошего тона.

Госпожа Боро элегантно опустилась в одно из кресел, сложив аккуратные белые руки на коленях и кротко взирая на отца Горацио из-под едва тронутых тушью светлых ресниц. Ее кроткость, правда, казалась мне обманчивой — не более чем тонкий лед, припорошенный снегом, готовый разломиться от одного-единственного неосторожного шага.

Когда разговор, какое-то время неловко покрутившись около этой темы, наконец непосредственно зашел об Обществе Оймаха, старшая омега мгновенно заявила, что никогда о нем не слышала, а немного позже — что предпочла бы и вовсе не слышать. Конечно, идея о том, чтобы Дани во всем этом участвовал, была безоговорочно принята ею в штыки.

— И речи быть не может! — категорично заявила госпожа Боро. — У Дани сейчас очень непростой период, и ввязываться в подобную грязную историю, связанную с еретиками, это последнее, что ему нужно. Его отец спит и видит поймать его на чем-то подобном, чтобы с позором прогнать из лона Церкви, лишить сана и всех привилегий.

— В этом и проблема, — возразил Йон. — Вы слишком зависите от решений и мнения нового Иерарха. Он позволил Дани возвыситься, потому что у него не было иного выхода, но по факту ваш сын по-прежнему в его власти. Единственный способ избавиться от угрозы и необходимости столь тщательно выверять каждый свой шаг — это избавиться от самого Боро. Я понимаю ваши опасения, госпожа, но сейчас то самое время, когда нужно рискнуть. Ставки высоки, но и выигрыш может обернуться джекпотом.

— А может лишить нас всего, — резонно возразила она, нахмурившись и поджав губы. — Нет, я решительно против. Нам это не нужно. Это слишком рискованно.

— Мама, через неделю я надену кардинальскую мантию, — негромко и вдумчиво проговорил Дани, не глядя ни на нее, ни на кого из нас. — Я знаю, как много усилий ты приложила, чтобы добиться этого — чтобы подготовить меня и научить всему, что нужно знать. Но если я стану кардиналом Восточного города, то не смогу и дальше прятаться за твоей юбкой и постоянно ждать твоих подсказок.

— Почему не сможешь? — почти искренне удивилась она, и Джен не сдержала гортанного смешка, похожего на застрявший в горле кашель. Старшая омега метнула на нее неодобрительный взгляд, а Медвежонок посмотрел почти с интересом, словно впервые сознательно выделив для себя мою подругу среди прочих своих гостей. Они смотрели друг другу в глаза несколько неприлично долгих секунд, и я была вынуждена ущипнуть Джен за бедро, потому что от того, как ярко и сочно полыхнул мускатом ее запах, у меня закололо в висках и перехватило дыхание.

— Мама, я ценю твое мнение, и я благодарен за все, что ты сделала, но с этой минуты и впредь я собираюсь жить своим умом, — наконец проговорил Дани, усилием воли отведя взгляд от альфы и кротко улыбнувшись матери. — И принимать те решения, которые сочту нужным.

— Вот это слова, достойные будущего кардинала, — подхватил отец Горацио, улыбнувшись и одобрительно кивнув. Если он и заметил, как наша с ним общая подруга реагировала на Дани, то предпочел не подавать виду и никак это не акцентировать. Я же, наблюдая за ними троими, пришла к неожиданному выводу, что именно какая-нибудь готовая на эксперименты и не слишком закомплексованная омега могла бы (или мог бы) стать решением их с Джен проблемы. Стать тем самым клеем, необходимым буфером между ними, которого сейчас так не хватало в их отношениях. Стоило намекнуть об этом подруге, когда мы в следующий раз останемся наедине и заговорим на эту тему.

— Хана, я хочу послушать тебя, — добавил Медвежонок, переводя взгляд на меня. — Что ты думаешь об этих бестиях? Им можно верить? Чего они хотят?

— Я не могу отвечать за всех, — ответила я, чуть помолчав. — Меркурио, с которым я общалась больше всех, ратует за перемены. Он признает, что заключение оймахистов под землей слишком затянулось, и ему совсем не нравится то, в каком направлении они движутся сейчас. Гвин, их нынешняя глава, настроена на силовое решение проблемы, но мы с ним оба считаем, что это ни к чему не приведет, кроме множества ненужных и бессмысленных жертв.

— Я им не верю, — вклинился Йон. — Мы почти ничего о них не знаем. Однако их идеи могут стать отличным рычагом давления на Боро.

— Вы об этой ереси касательно первородства людей? — уточнила госпожа Боро, не скрывая гадливости и отвращения в голосе. — Даже ради того, чтобы поквитаться с Фердинандом, я не готова принимать в этом участие. Сама мысль об этом кажется мне кощунственной!

— Мысль о том, что мы не божественные создания, а просто ошибка природы? — спросила я, сама поразившись тому, как легко это соскочило у меня с языка. Старшая омега вспыхнула, и, если бы взглядом можно было испепелять, от меня бы точно вмиг ничего не осталось.

— Всему есть пределы, барышня, — ледяным, словно зимний ветер, тоном проговорила она. — Если имя Дани окажется связано с этой богопротивной идеей, ему уже никогда от этого не отмыться. Вы хоть представляете себе, с какой жадностью и каким восторгом набросятся на эту новость таблоиды всех мастей? У моего сына уже есть одна непосильная тайна, второй ему… не нужно. — Последние два слова она выдохнула едва слышно, вдруг осознав, что сказала куда больше, чем собиралась, и метнувшись растерянным, умоляющим взглядом к отцу Горацио.

— Все нормально, — поспешно успокоил ее он. — Тайна вашего сына в безопасности. Я бы никогда себе не позволил злоупотребить вашим доверием.

Она кивнула, все еще немного нервно, но с достоинством женщины, готовой вверить свою самую большую тайну в руки чужого благородства.

— Я согласен с идеей провести генетическую экспертизу, — меж тем снова заговорил Дани, до того словно бы тщательно обдумывавший все имеющиеся у него варианты. — После того, как я официально вступлю в сан кардинала, то получу доступ ко всем печатям и смогу санкционировать подобное исследование. Конечно, неофициально.

После его слов в гостиной воцарилась тишина, словно бы парой своих фраз Медвежонок провел жирную черту между нашим прошлым и нашим будущим. Кажется, он и сам это осознавал, потому что мне вдруг показалось, что паренек слегка дрожит. Его ясные голубые глаза, так красиво гармонировавшие с интерьером гостиной, сверкали от переполнявших его эмоций, и я вдруг пожалела, что сижу слишком далеко, а потому не могу взять его за руку.