— Я тебе уже говорил, что мы созданы друг для друга? — подмигнул мне он, передав мне шлем.

— Может, упоминал пару раз, — расплылась в улыбке я, урвав себе вкусный долгий поцелуй, прежде чем сесть позади него.

И хотя я не собиралась сразу хвататься за него, но когда мотоцикл достаточно резво сорвался с места, меня так мотнуло назад, что единственным вариантом, чтобы не свалиться вовсе, было как можно плотнее прижаться к сидящему впереди альфе. Было немного досадно, что из-за шлема я не могу прикорнуть щекой на черной коже его куртки, но, наверно, подобный опыт стоило оставить для другого раза — и более пустой дороги.

И хотя Йон ехал достаточно быстро, я совершенно не испытывала страха — даже его легкого отголоска. Может быть, потому что где-то в глубине души знала, что если мы попадем в аварию, то, скорее всего, погибнем оба и одновременно. Немного жутковато было осознавать, что я боюсь не смерти, а одиночества — одиночества, которое не сможет утолить весь мир, если в нем не будет его.

«У Джен все нормально? — раздался голос альфы у меня в голове. — Кадо сказал, что она приехала с вещами».

«Они с отцом Горацио вчера… в общем она пока поживет у нас. — Мне не хотелось обсуждать с ним подробности случившегося вот так на ходу. — Я поселила ее в одну из пустых квартир под нами. Ты не против?»

«Нет. Я так и понял, что вчера что-то произошло. Между тобой, ней, Дани и святым отцом. Мне ведь… не стоит волноваться из-за этого?»

«Ты имеешь в виду, стоит ли тебе ревновать?» — уточнила я.

«Если бы я думал, что мне стоит ревновать, я бы вмешался еще вчера, — почти ласково заметил он. — Нет, я о том, не помешает ли это нашим планам? Все и так слишком сложно, не стоит примешивать сюда еще и личные конфликты».

«Я… не думаю, что…» — Я запнулась, на мгновение вообразив ситуацию, при которой отец Горацио мог бы действительно увидеть в Дани соперника. На фоне всего остального данный расклад был, конечно, просто абсурдно неуместен.

«Я могу с ним поговорить», — предложил Йон, видимо, без лишних слов уловивший направление моих мыслей.

«Я думаю, это лишнее. Это их личные дела и… Мне хочется верить, что все они достаточно взрослые, чтобы не превращать постельные разборки в повод для… каких-то необдуманных и глупых поступков, последствия которых затронут далеко не их одних».

«Я уже говорил тебе, что ты слишком хорошо думаешь об окружающих, маленькая омега? Если бы все вокруг были такими совестливыми, осознанными и разумными, как ты думаешь, мы бы и вовсе не оказались в этой ситуации».

«Хочешь, чтобы я начала переживать по этому поводу?» — почти угрожающе поинтересовалась я.

«Пожалуй, что нет, — тут же пошел на попятную Йон. — Но я на всякий случай буду приглядывать за нашим святым отцом. И Медвежонку посоветую быть начеку. Зверь ее дери, не будь твоя подруга альфой, этой идиотской ситуации бы не сложилось».

«Да… наверное», — не стала спорить я, снова погрузившись в глубокую задумчивость о сути нашей природы и ее определяющей роли в течении и событиях нашей жизни.

Психиатрическая клиника, где последние десять с лишним лет жила мать моего альфы, располагалась в горах, с одной стороны почти вплотную прижавшись к отвесному скалистому склону, накрывавшему ее территорию густой прохладной тенью вскоре после полудня. Это было относительно небольшое частное учреждение с закрытой от посторонних территорией. Но, судя по всему, Йон уже позаботился о пропусках для нас обоих, потому что после его короткого разговора с охраной по интеркому, нас без проблем пропустили за ворота. Около входа в здание лечебницы нас встретила миниатюрная девушка в светло-розовой униформе. Представившись, она сказала, что пациентка Гу сейчас находится в классе живописи и освободится немного позже и что мы пока можем подождать ее в холле.

— В классе живописи? — искренне удивился Йон, услышав об этом. — Разве она… Я думал, что она… Ну знаете, не в том состоянии, чтобы… — Он абстрактно повел рукой.

— Нет, что вы, она неплохо справляется, — вежливо улыбнулась девушка. — Очень здорово, что вы наконец-то решили навестить ее. У нее с конца весны не было посетителей и… — Она запнулась. — Мы начали беспокоиться. Хотя ее пребывание здесь оплачено до конца года, все равно было немного странно, что ее прежний опекун так резко прекратил всяческие контакты с ней.

— Прежний опекун? — Мы с моим альфой переглянулись, и у меня вдруг возникло нехорошее предчувствие.

— Ну да, — бесхитростно подтвердила сотрудница клиники. — Вы разве не в курсе?

— Мы с моей матерью давно не поддерживали связь, — неохотно признал Йон. — Думаю, мне стоит поговорить об этом с вашим главврачом.

— Да, конечно, — с готовностью кивнула она. — Я передам ему ваше пожелание и уточню, есть ли у него свободное время. Извините.

Она коротко поклонилась нам обоим и отошла, оставив нас с альфой в некоторой растерянности относительно только что состоявшегося разговора.

— Ты думаешь, это мог быть… — начала было я.

— И думать не хочу! — возмутился тот, бросив на меня такой взгляд, словно, просто озвучивая очевидно напрашивающуюся догадку, я оскорбляю его и его мать. — Он бы не стал. Он даже не помнил ее! С какой стати ему тратить деньги на кого-то вроде нее?

— Мы… могли чего-то не знать, — помолчав, произнесла я. — О нем, о ней, о том, что тогда случилось.

— Ты в самом деле хочешь, чтобы я поверил, что Сэм, этот насквозь прогнивший сукин сын, для которого в жизни не существовало ничего важнее денег и собственной задницы, мог… — Йон задохнулся, не в силах заставить себя продолжить. — Он сказал, что не помнит ее! Он…

У него подогнулись колени, и альфа буквально рухнул на кушетку для посетителей, уронив лицо на ладони. Его запах горчил, иногда вспыхивая жгучей остротой, от которой у меня почти щипало в носу, но я все равно опустилась рядом с ним, осторожно положив ладонь ему на плечо.

— Он был мерзавцем, Йон, — тихо проговорила я. — Бандитом и ублюдком, использующим других в своих интересах. Даже если он все это время заботился о твоей матери, это не отменяет того факта, что он сделал с ней. Или что сделал с другими на своих фермах. Он заслуживал того, что ты с ним сделал.

Альфа не ответил, но когда я, решив, что ему нужно побыть одному, попыталась подняться, он крепко сжал мою руку, а потом прижал меня к себе, вдыхая запах моих волос. Его сердце, которое я теперь так отчетливо ощущала рядом, билось как сумасшедшее, и я могла лишь легонько похлопывать его по спине, успокаивая как чересчур крикливого птенца, который только сегодня осознал, как огромен и страшен мир за пределами его родного гнезда.

— Господин Гу? — снова услышали мы голос медсестры. — Ваша мама освободилась. И я уточнила у главврача, он сможет с вами пообщаться после того, как вы с ней повидаетесь.

— Хорошо, — тяжелым, почти лишенным выражения голосом отозвался Йон, и, когда мы поднимались с кушетки, мне почудилось, что он ощутимо на меня опирается.

Мина Гу ждала нас в оранжерее — сейчас почти пустой и наполненной лишь стрекотом птиц и гудением насекомых. Она сидела в плетеном кресле, глядя сквозь высокие окна на силуэты дымно-зеленых гор, и я бы, наверное, даже не поняла, что эта женщина была не в себе, если бы не ее больничная форма и не легкая, задумчивая полуулыбка на ее губах.

Увидев ее, Йон замер на пороге, сжав мой локоть так сильно, что я беззвучно поморщилась от боли.

«Я не хочу, — всплеском раздался его голос у меня в голове. — Хана, я не хочу. Пожалуйста, это было ошибкой. Давай просто вернемся домой».

«Не бойся, я с тобой, — так же мысленно ответила я, гладя его побелевшие от напряжения пальцы на моей руке. — Она ничего тебе не сделает. Она больше никогда ничего тебе не сделает».

Мы приблизились, и, привлеченная звуком наших шагов, Мина Гу повернула к нам голову, и тогда я смогла рассмотреть ее лицо полностью. Когда-то она была очень красива — и так похожа на Йона, что у меня немного закружилась голова. Но теперь ее лицо высохло, осунулось, словно не помещаясь в свою прежнюю привычную оболочку, отчего кое-где кожа свисала, а иные черты обтягивала так плотно, словно вот-вот могла лопнуть.