Дело было и не в тюремщиках. Обшитые металлом коридоры и камеры-склепы Камити-Соны патрулировали Сервиторы — полулюди, полумашины — и Сестры в отделанных бронзой доспехах. Силу они применяли только при необходимости, быстро, сокрушительно и совершенно безжалостно, но всегда с понятной целью.

И не в кошмарах.

В часы сна на комплекс опускалось абсолютное безмолвие. Когда умолкал скорбный плач, когда прекращалось насилие и уходили тюремщики, воцарившейся бесшумной пустотой овладевали кошмары.

Узнику являлись образы череполиких дознавателей с заплетенными бородами и желтоватыми глазами, беспощадно вторгавшихся к нему в разум. Он вспоминал, как вопил и ходил под себя от страданий, как ему в голову непрерывно вгоняли одни и те же вопросы, подобные раскаленным гвоздям, — вопросы, на которые у него не имелось ответов.

Против узника выдвигали одно и то же обвинение. «Малефикарум».

Снова и снова, как бесконечные удары молотом.

«Малефикарум. Малефикарум. Малефикарум. Малефикарум».

Эти существа, их вопросы, оскорбления и пытки сломили узника. Его лишили чувства собственного достоинства, превратили в нечто меньшее, чем человек.

Но в какой-то момент мучения прекратились. Допросчики удовлетворились тем, что узник открыл все, известное ему; что из него вырвали все до последнего секреты.

И, когда дознание закончилось, пленник возблагодарил палачей.

Полюбил их за то, что они перестали терзать его.

Но даже кошмары о боли и созданиях в накидках из волчьих шкур были не худшей частью жизни в Камити-Соне.

Хуже всего оказалась беспримесная ненависть, переполнявшая узника.

Ненависть к тому, но чьей вине он попал сюда.

К Азеку Ариману.

Бёдвар Бъярки, более поджарый, чем его братья по Влка Фенрика, был на полголовы ниже шагавшего рядом с ним легионера в броне без знаков различия. Крючковатым носом и ясными глазами он напоминал орла.

— Ты из воинов ярла Жиллимана, йа? — спросил Бёдвар.

— Уже нет, — ответил другой космодесантник.

Следуя за Цезарией Лавентура и ее громоздкими боевыми роботами, воины прошли через адамантиевые ворота. За ними начинался длинный коридор с ребрами жесткости и темными стенами, которые влажно блестели, словно только что воздвиглись со дна океана.

Бъярки кивком показал на смертного бойца в лакированных доспехах и с отлично сбалансированным мечом. Сопровождаемый воинами-трэллами из железа и плоти, он шел возле сестры Цезарии, коротко и расплывчато отвечая на ее вопросы.

— Йасу Нагасена говорит, что тебя зовут Дион Пром.

— Верно.

— Ты похож на каменных людей, которых вышнеземцы ваяют на Фенрисе, — продолжил Бёдвар. — Они миленько смотрятся один сезон, потом рушатся, когда корни земли ослабевают.

— А ты похож на статую Бардила, что высечена над Вратами Цивитас на Макрагге.

— Кто такой Бардил? Один из ярлов Пятисот Миров?

— Нет, варвар, которого лорд Жиллиман одолел в молодости.

Фенрисиец усмехнулся, показав клыки.

— Если он убил Бардила, почему же заказал ему памятник?

— Он не убил, а пощадил Бардила, — объяснил Дион. — Взамен тот поклялся лорду Жиллиману в верности на Пеоническом Собрании. Как видно, даже дикари способны распознавать величие в других.

Космический Волк с деланой ухмылкой обернулся к товарищам.

— Похоже, он только что оскорбил меня.

— Ну так прикончи его, — ответил Свафнир Раквульф на гортанном вургене.

Бъярки кивнул, как будто принимая совет воина к сведению.

— Что он сказал? — поинтересовался Пром.

— Спросил, владеешь ли ты звездным искусством, как я.

Бёдвар понаблюдал за тем, как Дион осматривает его броню — подмечает рунические узоры вокруг сердечной клетки, нагрудный амулет из клыков, талисманы на волчью тематику, свисающие с железных петель на предплечьях.

— Да, я Псайкер, — подтвердил Пром. — Как и ты. Если не ошибаюсь, у вас это называется «рунный жрец»?

— Мне думается, мы оба весьма могущественны, — кивнул Бъярки. — Но здесь? — Он сплюнул на темный металлический пол. — Здесь это ничего не значит. Братьям по вюрду тут приходится несладко.

— «Вюрду»?

Развернувшись на пятках, Бёдвар пошел спиной вперед и лицом к товарищам.

— Фенрис хьольда! — воскликнул он, недоверчиво покачав головой. — Дион Пром не знает о вюрде!

— Он вышнеземец и странствует с железными людьми, а не клановыми братьями, — отозвался Харр Балегюр, враждебно прищурив единственный глаз. — Откуда же ему знать?

Легионеры вошли в высокий зал, стены которого, покрытые резными символами, сходились где-то далеко вверху. Бъярки повернулся обратно к Диону.

— Ты служишь Сигиллиту, верно? Как Йасу Нагасена?

— Я служу Императору, — ответил Пром. Мысленно представив себе Варэстуса Сарило и многих других, он добавил: — Но не как Нагасена.

— Ты убиваешь врагов Всеотца?

— Да.

— Значит, ты служишь Ему, как мы.

— Зачем ты здесь, Бёдвар Бъярки? — спросил Дион.

Из шестиугольных проемов в стенах по обеим сторонам от легионеров вышли и присоединились к группе несколько отделений Сестер Безмолвия. Вораксы и «Урсараксы» настороженно развернулись к ним, но Пром покачал головой.

— А как ты думаешь?

— Следить за мной и казнить, если я окажусь предателем?

— Возможно. А может, и нет, — сказал Бёдвар, постучав пальцем по обгорелому лоскуту клятвенной ленты, прикрепленному к броне восковым кружком с печатью Малкадора. — Нас не радуют такие поручения, но мы исполняем любые приказы Волчьего Короля.

— Я польщен, — отозвался Дион, — однако мне казалось, что ваш господин отправляет наблюдающие стаи только в чертоги своих братьев-примархов.

Фенрисиец нетерпеливо пожал плечами.

— Нет, мы не настоящая дозорная стая. Подобной чести нам не выпало. Но мы все равно наблюдаем, так? Ты, как и я, понимаешь, что наши злейшие враги среди предателей — звездные искусники.

Бъярки посмотрел бывшему Ультрамарину в глаза.

— Мы выучили это на Просперо.

Дион остановился и встретил взгляд Бёдвара. Замыкавшие отряд вораксы зашипели на двоичном коде, недовольные задержкой.

— Ты был там? — спросил Пром. — Сражался против Тысячи Сынов?

Космический Волк кивнул.

— В том бою мы потеряли многих братьев, но перебили отпрысков Демонического Владыки.

— Демонического Владыки?

— Йа, Магнуса. Короля-в-алом, — сказал Бъярки, для наглядности прикрыв глаз ладонью. — Вот он, Свафнир Раквульф, уложил своим чертовски огромным нуль-копьем столько багряных колдунов, что и не сосчитать. А он, Ольгир Виддоусин, единственный из целой стаи выжил в последней битве перед гигантской стеклянной пирамидой.

Затем Бёдвар показал на легионера с бочкообразной грудью, раздвоенной бородой и пощелкивающим красным имплантатом в глазнице.

— Когда вожак чернокнижников наслал на Харра Балегюра гибельный малефикарум, он спасся тем, что вырвал себе глаз.

— Ага, и скальды вечно напоминают мне об этом! — прогромыхал Харр, и Сестры обеспокоенно оглянулись на него. Воин постучал по протезу костяшкой пальца. — Как будто я могу забыть.

— А это, — продолжил Бъярки, указав кивком на легионера, обе ноги и одна рука которого поблескивали некрашеным металлом аугментаций, — Гирлотнир Хельблинд, щитоносец Тра. Он оборонил раненого Виддоусина, когда исчадия Подвселенной хотели перерезать нить воина.

— В нем больше бионики, чем плоти.

Бёдвар наклонился к Диону, будто решив сострить.

— Вот почему мы прозвали его Приглашающим Копья. По-моему, он чрезмерно радуется боли.

— Как и все мы, разве нет? — спросил Пром.

— Лемюэль?

Он поднял голову и заморгал, вглядываясь в полумрак.

Два силуэта. Смутные очертания женщин в дверях его камеры. Узник невольно стиснул в руках керамическую урну, которую бережно хранил на протяжении всех этих лет. Все арестанты знали, что ее лучше не трогать, и даже Сестры Безмолвия, по неведомым Лемюэлю причинам, не стали отбирать у него сосуд.