– Голова у меня болит, – сказал Тень.
– Хороший завтрак – и ты встанешь из-за стола другим человеком.
– Я бы предпочел остаться тем же самым человеком, вот только голову бы другую приставить, – пожаловался Тень.
– Ешь, – сказал мистер Нанси.
Тень стал есть.
– Ну а теперь как ты себя чувствуешь?
– Чувствую, что голова болит по-прежнему. Вот только теперь у меня еще желудок полный, и такое впечатление, что ему это очень не нравится.
– Пойдем со мной.
Рядом с диваном, на котором, укрытый африканским одеялом, Тень провел ночь, стоял сундук темного дерева, очень похожий на пиратский, только несколько меньших размеров. Мистер Нанси открыл висячий замок и отвалил крышку. В сундуке было полным-полно каких-то коробочек.
– Тут есть одно древнее африканское лекарство, чисто растительное, – сказал он. – Из коры полярной ивы, ну и прочие всякие дела.
– Типа аспирина, что ли?
– Ну да, – кивнул мистер Нанси. – Точь-в-точь, ничуть не хуже.
Порывшись в коробочках, он извлек из-под них огромную темную склянку непатентованного аспирина, вытряхнул на ладонь пару белых таблеток и протянул их Тени:
– На, держи.
– Славный сундучок, – сказал Тень. Он сунул в рот горькие таблетки и запил их стаканом воды.
– Мне их сын присылает, – сказал мистер Нанси. – Вообще, он славный парнишка. Жаль, мы с ним редко видимся.
– А я по Среде скучаю, – признался Тень. – Несмотря на все, что он натворил. Все жду, что он вот-вот откуда-нибудь явится. А голову поднимешь – и нет никого.
Он все смотрел и смотрел на пиратский сундук, пытаясь вспомнить, о чем эта вещь ему напоминает.
Ты многие вещи забудешь. Многие потеряешь. Но этого не теряй. Кто ему это говорил?
– Скучаешь по нему? После всего того, что он с тобой сделал? И с нами всеми тоже?
– Да, – ответил Тень. – Скучаю. Как вы думаете, он вернется?
– У меня такое чувство, – сказал мистер Нанси, – что всякий раз, когда два человека сговорятся между собой продать третьему двадцатидолларовую скрипку за десять тысяч долларов, он в каком-то смысле будет рядом.
– Да, но...
– А теперь пойдем-ка обратно на кухню, – сказал мистер Нанси, и лицо у него будто закаменело. – А то мои сковородки самостоятельно мыться не обучены.
Мистер Нанси мыл тарелки и сковороды, Тень вытирал посуду и расставлял ее по местам. Головная боль понемногу начала отпускать. Потом они вернулись в гостиную.
Тень снова уставился на сундук, отчаянно пытаясь вспомнить, о чем тот ему напоминает.
– А если я вообще больше не встречусь с Чернобогом, – спросил он, – что тогда?
– Встретишься, – ровным тоном ответил мистер Нанси. – Может быть, он тебя отыщет. А может, сделает так, что ты сам к нему придешь. Но так или иначе вы все равно с ним встретитесь.
Тень кивнул. Кусочки головоломки начали вдруг складываться во чтото более или менее цельное. Он видел сон, пока висел на дереве.
– Послушайте, – сказал он. – А есть такой бог, у которого голова слоновья?
– Ганеша? Он – индуистский бог. Устраняет препятствия, делает дорогу легче. Кстати, и готовит неплохо.
Тень поднял голову.
– Она в хоботе138, – сказал он. – Я знал, что это важно, только не знал, почему. Я думал, может, он ствол дерева имеет в виду. Но он же совершенно не об этом говорил, правда?
Мистер Нанси насупился:
– Ты меня совсем не слушаешь.
– Она в сундуке, она в багажнике, – сказал он и понял, что докопался наконец до истины. Он еще не совсем понимал, почему все сложилось именно так, как сложилось. Но в том, что сложилось правильно, был уверен.
Тень встал с дивана.
– Мне пора, – сказал он. – Извините, если что не так.
Мистер Нанси поднял бровь.
– А почему такая спешка?
– Потому, – коротко ответил Тень, – что лед тает.
Глава двадцатая
пришла
весна
и
козло
-ногий
шароЧеловек насвистывает
просто и пе
чаль
э. э. каммингс
На взятой напрокат машине Тень выехал из леса примерно в половине девятого утра, скатился под горку, стараясь не превышать скорость в сорок пять миль в час, и въехал в городок под названием Лейксайд через три недели после того, как оставил его, как ему тогда казалось, на веки вечные.
Он проехал через город, удивляясь, сколь немногое здесь изменилось за прошедшие недели, за которые сам он успел прожить целую жизнь, – и припарковался примерно на середине подъездной дорожки, ведущей к озеру. А потом выбрался из машины.
На льду больше не было видно ни рыбацких времянок, ни внедорожников, ни рыбаков, привычно склонившихся над лункой с удочкой в одной руке и банкой пива – в другой. Озеро было темным: ослепительнобелый слой снега исчез, и вода подо льдом была черной, а сам лед – столь прозрачным, что подледная тьма проступала наружу. Под низким серым небом озеро казалось пустым и неприветливым.
Почти пустым.
Одна машина на льду все-таки осталась, неподалеку от моста, так, чтобы каждый, кто едет по городу или через город, не мог ее не заметить. Цвет у нее был грязновато-зеленый: типичная старая ржавая тачка, из тех, какие просто забывают на автостоянках. Движка в ней не было. Представительным символом неизбывного человеческого желания биться об заклад эта доходяга стояла и ждала, когда лед станет слишком тонким, слишком рыхлым и слишком хрупким для того, чтобы она могла благополучно кануть в вечность.
Поперек короткого съезда к озеру была натянута цепь с табличкой, а на табличке – предупреждение об опасности. ЛЕД ТОНКИЙ, гласила основная надпись. Ниже шли нарисованные от руки пиктограммы с зачеркнутыми: человечком, машиной и снегоходом. НА МАШИНАХ И СНЕГОХОДАХ НЕ ВЫЕЗЖАТЬ, ПЕШКОМ НЕ ВЫХОДИТЬ. ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ.
Не обращая на предупреждение никакого внимания, Тень стал спускаться с берега. Склон был скользкий: снег уже успел растаять, превратив землю в грязь, и бурая прошлогодняя трава достаточного сцепления с почвой не давала. Он наполовину сбежал, наполовину съехал с горки к самой кромке воды, осторожно вышел на коротенький деревянный причал, а уже с него спустился на лед.
Слой воды, образовавшийся на поверхности озера из талого снега и талого льда, был глубже, чем то казалось сверху, а лед под ним был куда более гладким и скользким, чем каток, так что Тени пришлось изо всех сил держать равновесие, расплескивая воду, которая тут же залилась ему в ботинки. Ледяная вода. Кожа немеет сразу, едва вступит с ней в контакт. Идя по тонкому льду, он чувствовал себя так, будто это происходило не с ним, а сам он смотрел на все со стороны, из кинозала – но в кинотеатре шла картина, главную роль в которой играл он сам, и фильм, судя по всему, был детективный.
Он шел к драндулету, с тоской отдавая себе полный отчет в том, что лед для подобного рода прогулок и впрямь слишком тонкий, а вода под ним такая холодная, какой только может быть жидкая пресная вода. Но он все шел и шел, оскальзываясь и с трудом восстанавливая равновесие. Несколько раз даже упал.
Он шел мимо разбросанных по льду бутылок и банок из-под пива, шел мимо лунок, вырубленных во льду, видимо, уже перед самой оттепелью, потому что они так и не замерзли, и в каждой чернела вода.
Драндулет стоял от берега гораздо дальше, чем то казалось сверху. Тень услышал громкий треск откуда-то с южной стороны озера, словно переломили палку, и тут же – густой басовый вибрирующий звук – словно на блесну взяла рыба размером с озеро, и катушка тоже размером с озеро, и леска натянулась. По всей своей огромной поверхности лед застонал и затрещал, как старая несмазанная дверь. Тень продолжал идти, изо всех сил пытаясь держать равновесие.
Это же просто самоубийство, прошептал у него внутри голос, и голос был здравый. Может – ну его на фиг, а?
– Нет, – сказал он, вслух. – Я должен все выяснить.
138
Непереводимая игра слов. По-английски trunk – и хобот, и сундук, и ствол дерева, и автомобильный багажник, и человеческое тело.