Среда зажрал.

– Какая прелесть! Просто прелесть! Так они свой гнев изливают на какого-то конкретного президента?

– Он не уточнял, – пожал плечами Тень.

Колеса «Виннебаго» отматывали милю за милей. Тени начало казаться, что они стоят на месте, а мимо на скорости шестьдесят семь миль в час проезжает американский ландшафт. Зимняя дымка скрадывала очертания холмов.

К полудню второго дня пути они были почти на месте.

– На прошлой неделе, – сказал Тень, прервав свои размышления, – в Лейксайде пропала девочка. Когда мы были в Сан-Франциско.

– Ну и? – Среда не проявил к новости особого интереса.

– Элисон МакГоверн. Это не первое исчезновение. Дети исчезали и раньше. И всегда зимой.

Среда поднял бровь:

– Это, конечно, трагично. Все эти детские лица на пакетах с молоком – хотя что-то я не припомню, когда мне в последний раз доводилось видеть подобные пакеты, – или плакаты в зонах отдыха на автострадах. «Вы меня видели?» – спрашивают они. При обычных обстоятельствах вопрос глубоко экзистенциальный. «Вы меня видели?» Сверни на следующем повороте.

Тени показалось, что над ними пролетел вертолет, но облака висели низко и закрывали обзор.

– Почему ты выбрал именно Лейксайд? – спросил Тень.

– Я же говорил. Приятное тихое местечко, где тебя можно было спрятать. Там ты за сценой, вне зоны доступа.

– И зачем это было нужно?

– Нужно было, и все дела. Теперь поворачивай налево, – сказал Среда.

Тень свернул.

– Что за черт? – сказал Среда. – Твою мать. Иисус, блядь, Христос, к велосипежьей матери. Сбавь скорость, но не тормози!

– А в чем, собственно, дело-то?

– Херня начинается. Ты знаешь объездной путь?

– Вообще-то нет. Я первый раз в Южной Дакоте, – сказал Тень. – К тому же я вообще не в курсе, куда мы едем.

За холмом вспыхнул размытый туманом красный огонек.

– Засада, – сказал Среда.

Он пошарил рукой в одном кармане, потом в другом, пытаясь что-то нащупать.

– Может, развернемся и – обратно?

– Не можем мы разворачиваться. Они и сзади нас приперли, – сказал Среда. – Сбрось-ка скорость, миль до десяти-пятнадцати.

Тень посмотрел в зеркальце заднего вида. Примерно в миле за спиной горели фары.

– Ты уверен? – спросил он.

– Как и в том, что яйцо – оно и в Африке яйцо! – фыркнул Среда. – Так сказал один фермер, который взялся разводить индюков, после того, как у него вылупилась первая черепаха. А, вот он! – и он выудил из кармана кусочек белого мела.

Среда стал царапать мелом на приборной доске кемпера, делая какието пометки, будто решал сложную математическую задачку – или, к примеру, подумал Тень, будто некий бомж решил нацарапать для других бомжей длинное послание, зашифрованное тайным бомжиным кодом, типа: осторожно злая собака, опасный город, но есть одна милая женщина и теплая тюряжка, где можно перетоптаться ночку-другую...

– Так-так, – сказал Среда. – А теперь разгонись до тридцати. И не сбавляй.

Одна из машин, ехавших следом, врубила мигалку и сирену и начала набирать скорость.

– Не сбавляй, – повторил Среда. – Они хотят, чтобы мы сбросили скорость на подъезде к кордону.

Чирк. Чирк. Чирк.

Они въехали на гору. До кордона осталось меньше четверти мили. Поперек дороги и на обочинах стояли в ряд двенадцать машин – полицейских легковушек и несколько больших черных внедорожников.

– Приехали, – сказал Среда и сунул мел обратно в карман. Приборная доска «Виннебаго» была сплошь испещрена похожими на руны письменами.

Машина с сиреной, сбросив скорость, ехала прямо за ними.

– Остановите машину! – заорал голос из рупора.

Тень посмотрел на Среду.

– Сверни направо, – сказал тот. – Съезжай с дороги.

– На этой развалюхе по полю далеко не уедешь. Перевернемся.

– Не бойся. Поворачивай направо. Давай!

Тень крутанул руль, «Виннебаго» накренился и подпрыгнул. На секунду Тени показалось, что он был прав и кемпер сейчас перевернется, но мир за ветровым стеклом растворился и замерцал, как подернутое ветром отражение в прозрачной луже.

Облака, туман, снег, дневной свет – все исчезло.

Вместо этого – звезды над головой, пронзающие ночное небо застывшими копьями света.

– Теперь тормози, – сказал Среда. – Оставшийся путь пройдем пешком.

Тень заглушил мотор. Прошел вглубь «Виннебаго», надел куртку, сапоги и перчатки, а потом вышел наружу и сказал:

– Ну ладно. Пошли.

Среда посмотрел на него с видимым удивлением и еще с каким-то не слишком внятным чувством – не то с раздражением, не то с гордостью.

– Ну и почему ты не удивляешься? – спросил он. – Почему ты не вопишь во всю глотку: «А! Так не бывает!»? Почему ты, мать твою, делаешь то, что я говорю, и принимаешь все это как само собой, блядь, разумеющееся?

– Ты платишь мне за то, чтобы я не задавал вопросов, – сказал Тень. – Ну и вообще, после Лоры меня уже ничто не удивляет, – добавил он и, пока договаривал последнюю фразу, понял, что – и в самом деле, именно так и есть.

– После того как она восстала из мертвых?

– После того как я узнал, что она трахалась с Робби. Вот это было больно. Все остальное – одуванчики. Так куда мы идем?

Среда махнул рукой, и они пошли в ту сторону, куда он махнул. Под ногами у них бугрились какие-то гладкие камни, происхождения откровенно вулканического: некоторые были прозрачными как стекло. Воздух был холодный, но морозом не пахло. Они неуклюже, бочком, спустились по неровной тропинке со склона горы. Тень посмотрел вперед.

– А это еще что за хрень? – сказал он, углядев внизу, у подножия холма что-то необычное.

Среда приставил палец к губам и резко мотнул головой: тихо!

То, что увидел Тень, больше всего напоминало медного механического паука размером с трактор, сплошь переблескивающего светодиодными огнями. Паук притаился у самого подножья холма. Позади него ровными рядами лежали человеческие скелеты, и рядом с каждым мерцал огонек, крошечный, как пламя свечи.

Среда подал Тени знак не подходить близко. Но Тень сделал еще один, последний и неосмотрительный шаг: подвернул лодыжку и, подпрыгивая на ухабах, покатился вниз по скользкому откосу. Он успел ухватиться за каменный выступ, и острый обсидиановый край прорезал кожаную перчатку, словно бумагу.

Докатившись до подножия холма, он затормозил как раз между механическим пауком и скелетами.

Он хотел опереться ладонью о землю, чтобы оттолкнуться и встать, но под руку ему попалась бедренная кость, и...

...он стоит, курит и смотрит на часы. Светло. Вокруг – машины, пустые и с людьми. Ему приходит в голову, что он, должно быть, зря выпил ту, последнюю чашку кофе – так жутко хочется отлить, что уже почти невмоготу.

К нему подходит один из местных полицейских – здоровенный коп с длинными, свисающими, как у моржа, заиндевевшими усами. Имя его он не помнит.

– Не понимаю, как мы могли потерять их из виду, – озадаченно, извиняющимся тоном говорит патрульный.

– Это была оптическая иллюзия, – отвечает он. – Природа выкинула с нами фокус. Туман. Нечто вроде миража. На самом деле они ехали по какой-то другой дороге. А нам казалось, что по этой.

Патрульный разочарован.

– Да? А я думал, это типа как в «Секретных материалах», – говорит он.

– Боюсь, все гораздо прозаичнее.

Он периодически страдает от геморроя, и задница у него как раз начинает зудеть, подавая сигнал о грядущем обострении. Работал бы он как раньше, патрульным на кольцевой вашингтонской автостраде, и никаких проблем. Единственное, что ему сейчас нужно, – зайти за дерево: иначе с минуты на минуту может случиться конфуз. Он бросает на дорогу сигарету и растирает ее подошвой о дорожное покрытие.

Патрульный подходит к полицейской машине и что-то говорит водителю. Оба качают головами.

Он достает телефон, входит в меню и пролистывает список, пока не находит адрес с пометкой «Прачечная», которая так его позабавила, когда он вбивал ее в телефон. Поначалу для него это была аллюзия на «Человека из U.N.C.L.E.»88 но, взглянув на нее теперь, он вдруг понимает, что никакой прачечной не было, а была швейная мастерская, и думает, может, это из «Напряги извилины»89: хоть с тех пор прошло столько лет, ему по-прежнему странно и неловко сознавать, что в детстве до него не доходило, что это комедия, и еще ему ужасно хотелось иметь портативную рацию...