Он отломил кусок пирожка:

– Хочешь?

Теперь она стояла прямо у него за спиной.

– Нет, – ответила она. – Ешь сам. Я больше не ем еду.

Он откусил еще. Пирожок был вкусный.

– Я хочу на тебя посмотреть, – сказал он.

– Тебе не понравится.

– Пожалуйста, очень тебя прошу.

Она вышла из-за каменного ангела. И Тень увидел ее при свете дня. Кое-что изменилось, кое-что осталось по-прежнему. Прежними были глаза и оптимистический изгиб у самых краешков губ. Вот только теперь с первого взгляда было понятно: она мертвая, мертвее некуда. Тень дожевал пирожок. Потом встал, вытряхнул крошки из бумажного пакета, свернул его и сунул обратно в карман.

Все-таки время, проведенное в похоронном бюро в Кейро, прошло недаром: теперь в ее присутствии он чувствовал себя куда спокойнее. Вот только совсем не знал, что сказать.

Она взяла его за руку, и он нежно сжал ее пальцы. Тень почувствовал, как сердце заколотилось в груди. Ему стало страшно – страшно от сознания привычной обыденности происходящего. Ему было хорошо оттого, что она рядом, настолько хорошо, что он был готов простоять с ней вот так хоть целую вечность.

– Я скучаю, – признался он.

– Да вот она я, рядом, – сказала она.

– В такие моменты я как раз и скучаю больше всего. Когда ты рядом. Когда тебя нет, когда ты просто призрак из прошлого или сон из другой жизни, тогда легче.

Она сжала его пальцы.

– Ну, как смерть? – спросил он.

– Тяжко. Все тянется и тянется.

Она положила голову ему на плечо, и это едва не отправило его в нокаут.

– Хочешь, прогуляемся немного? – спросил он.

– Давай, – согласилась она, и ее мертвое лицо искривила нервная, неуверенная улыбка.

Они вышли за пределы кладбища и, держась за руки, пошли по дороге в сторону города.

– Где ты был? – спросила она.

– Здесь же и был. По большей части.

– Начиная с Рождества ты куда-то стал пропадать. Иногда я знала, где ты, это длилось несколько часов или несколько дней. Ты был повсюду. А потом ты куда-то исчезал.

– Я был в этом городе, – сказал он. – В Лейксайде. Хороший маленький городок.

– Ну да, понятно, – сказала она.

Лора больше не носила синего костюма, в котором ее похоронили. Теперь на ней было несколько свитеров, длинная темная юбка и высокие бордовые сапоги. Тени они понравились, и он сказал ей об этом.

Лора наклонила голову и посмотрела на сапоги.

– Классные, правда? – улыбнулась она. – Я нашла их в одном обувном магазине в Чикаго.

– А почему ты решила приехать сюда из Чикаго?

– Я в Чикаго была проездом, бобик. Я вообще на юг еду. Не выношу холода. Тебе, наверное, кажется, что холод – это самое подходяшее для меня состояние. Потому что я мертвая. Вот только когда ты мертвый, холод – уже не холод. Это что-то вроде пустоты. И единственное, чего понастоящему боишься, когда ты мертвый, – так это как раз пустоты. Я хочу в Техас. Хочу провести зиму в Галвестоне. Я, наверное, еще с детства привыкла зиму проводить Галвестоне.

– Это вряд ли, – сказал Тень. – Ты никогда об этом раньше не упоминала.

– Да? Может, это был кто-то другой. Не знаю. Я помню чаек – как им кидали хлеб, их было несколько сотен, все небо в чайках, бьют крыльями и хватают хлеб прямо на лету. – Она замолчала. – Если я этого не видела, должно быть, это видел кто-то другой.

Из-за поворота выехала машина. Водитель помахал им рукой. Тень помахал в ответ. Была в этом какая-то восхитительная обыденность – гулять вот так со своей женой.

– Как хорошо, – сказала Лора, будто прочитав его мысли.

– Да, – согласился он.

– Ну, и когда на этот раз я услышала зов, пришлось со всех ног мчаться назад. А я уже почти добралась до Техаса.

– Зов?

Она взглянула на него. На шее у нее блестела золотая монета.

– Это было похоже на зов, – сказала она. – Я сразу стала думать о тебе. О том, что мне очень нужно тебя увидеть. Это как чувство голода.

– Значит, ты знала, что я здесь?

– Да.

Она остановилась, нахмурилась и слегка прикусила синюю нижнюю губу. А потом склонила голову набок и сказала:

– Я поняла. Как-то вдруг, раз – и до меня дошло. Я думала, это ты меня звал, а получается, что не ты.

– Не я.

– Ты не хотел меня видеть?

– Не в этом дело. – Он не решался сказать. – Нет, я не хотел тебя видеть. Это слишком больно.

Снег хрустел под ногами и сверкал в солнечных лучах, как россыпь бриллиантов.

– Да, не так-то это просто – не быть живым, – сказала Лора.

– Ты хочешь сказать, тебе трудно быть мертвой? Знаешь, я, вообще говоря, все еще пытаюсь придумать, как вернуть тебя обратно. И мне кажется, теперь я на верном пути...

– Нет, – сказала она. – Ну, то есть спасибо тебе. Надеюсь, у тебя получится. Я столько всего нехорошего натворила... – Она покачала головой. – Я вообще-то говорила о тебе.

– Я-то живой, – сказал Тень. – Я пока не умер. Помнишь об этом?

– Не умер, – согласилась она. – Хотя я не уверена, что ты живой. Совсем не уверена.

Так разговоры не разговариваются, подумал Тень. Так вообще дела не делаются.

– Я люблю тебя, – бесстрастно сказала она. – Ты мой бобик. Просто когда ты мертвый, все видится яснее. Будто больше никого нет. Понимаешь? Будто ты одна большая сплошная человекообразная прореха в мироздании. – Она нахмурилась. – Даже когда мы были вместе. Мне нравилось быть с тобой. Ты меня обожал, ты бы сделал для меня все что угодно. Но иногда я входила в комнату, и мне казалось, что там никого нет. Я включала свет или, наоборот, выключала, и понимала, что ты тут, сидишь себе в кресле, не читаешь, не смотришь телевизор, вообще ничего не делаешь.

Тут она его обняла, словно желая смягчить резкость сказанных слов, и продолжила:

– Самое лучшее в Робби было то, что он хоть кем-то был. Иногда он был кретином, мог выставить себя на посмешище, а еще ему нравилось, чтобы вокруг были зеркала, когда мы занимались любовью, и он смотрел, как он меня трахает, но при этом он был живой, бобик. Он чего-то хотел. Он заполнял собой пространство. – Она замолчала, посмотрела на него, слегка склонив голову набок. – Прости. Я тебя обидела?

Он боялся, что голос его подведет, и поэтому просто покачал головой.

– Вот и хорошо,– сказала она.

Они подходили к зоне отдыха, где он оставил машину. Тень чувствовал, что надо что-то сказать: «Я люблю тебя», или «Пожалуйста, не уходи», или «Прости меня». Какие-нибудь слова, которыми можно будет спасти разговор, который ни с того ни с сего вдруг зашел слишком далеко. Но вместо этого он сказал:

– Я не мертвый.

– Может и нет, – сказала она. – Но ты точно уверен, что ты живой?

– А ты посмотри на меня повнимательнее, – сказал он.

– Это не ответ, – ответила ему мертвая жена. – Оживешь – сам поймешь.

– Что пойму?

– Ну, вот я с тобой и повидалась. Теперь мне пора обратно на юг.

– В Техас?

– Да без разницы. Туда, где теплее.

– А я вот никуда отсюда деться не имею права, – сказал Тень. – Жду распоряжений от босса.

– Это не жизнь, – вздохнула Лора. А потом улыбнулась – той самой улыбкой, которая всегда выворачивала ему душу наизнанку. И неважно, сколько раз он ее видел, всякий раз, когда она ему улыбалась, был – как самый первый раз.

Он сделал шаг вперед, чтобы обнять ее, но она покачала головой и отстранилась. Его машина тронулась с места и покатилась прочь, а она, присев на краешек занесенного снегом столика для пикника, провожала ее взглядом.

ИНТЕРМЕДИЯ

Война началась, но никто этого даже не заметил. Сгущались тучи, но никто об этом и не подозревал.

В Манхэттене упала строительная балка и перегородила улицу на целых два дня. Она задавила насмерть двоих человек, таксиста-араба и пассажира, который был с ним в такси.

В Денвере было найдено тело водителя грузовика. Он был убит в собственном доме. Орудие убийства, молоток-гвоздодер с резиновой ручкой, лежал на полу рядом с телом. Затылок был проломлен насквозь, но лицо осталось нетронутым. А на зеркале в ванной коричневой помадой было написано несколько слов, непонятными буквами, на неизвестном языке.