— Значит… значит ничего, что все знают, что ты русская? — он напряжённо думал о чём-то своём.
— Я этого никогда и не скрывала, — пожала плечами Женя. И лукаво добавила. — Если спрашивали.
— Понял, — кивнул он.
Алиса ещё ковырялась, а он быстро доел, залпом выпил чашку чая и встал, привычно держась подальше от окон.
— Я побежал.
— Удачи тебе, — пожелала ему вдогонку Женя, но за ним уже закрылась дверь.
ТЕТРАДЬ ДЕВЯТАЯ
Тяжелая жара придавливала город. Днём пустели улицы, умолкали птицы.
В больничном саду, как и везде, жарко и душно. Но тень давала иллюзию прохлады. И на ленч врачи расположились в саду. Хотя до ближайшего бара менее двадцати шагов, но эти шаги надо сделать, надо пройти по солнцепёку. Проще позвонить в бар и заказать всё необходимое. Наценка за доставку неизмеримо меньше страданий при ходьбе.
Против обыкновения ленч проходил в молчании. Жара не располагала к разговорам, даже профессиональным. Они перекидывались редкими репликами, не глядя на собеседников.
— Я ожидал большего наплыва.
— Цветные избегают врачей. Тянут до последнего.
— Да, пока он ходит, он считает себя здоровым. А ведь чего только у такого «здорового» нет.
— Полный букет.
— Ну, о хрониках я не говорю. Те вообще…
— Ну, так все цветные «вааще»…
— Но и живучи они невероятно.
— Да, помните ту драку на станции…
— Расскажите, Невилл, вы ведь там были.
Невилл усмехнулся, покачал стаканом с полурастаявшими кубиками льда.
— Так ведь не о чём рассказывать, коллеги. Я дежурил в полиции и выехал с нарядом. Осмотрел двух раненых… кого остальные не успели утащить и где-то спрятать. Станционный сержант клянётся, что раненых и убитых было не меньше десятка. Но всех унесли. А этих двух не успели.
— И что там было?
— Ножевые проникающие. У одного брюшная наизнанку. У другого грудная снизу. Печень, лёгкие… — Невилл махнул рукой. — Их надо было успеть допросить. Я им закатил по лошадиной дозе анальгетика. Так пока я возился со вторым, первый встал и попытался удрать.
Все расхохотались.
— Его перехватил полицейский, — продолжал Невилл. — И не нашёл ничего лучше как двинуть прикладом. В живот. Я там только кое-как уложил всё и стянул. Ну и повязку лёгкую. Чтоб после допроса уже в стационаре… А тут такой удар. И всё. Было двое, стал один.
— А второй? — после недолгой паузы спросил кто-то.
— Не знаю, — пожал плечами Невилл. — Его увезли в полицию, у них свой врач.
— Да, доктор Форбс.
— Да, я передал ему записку, но не знаю…
Помолчали.
— Ого, — тихо сказал кто-то.
Все обернулись.
— Смотрите, кто пришёл, — усмехнулся Невилл. — Что тебе нужно, индеец?
В десятке шагов от них стоял молодой высокий индеец и смотрел. На них и сразу как бы сквозь них.
— Вход для цветных там, — доктор Моран взмахнул рукой со стаканом, показывая направление. — Иди и жди там. Кто там сегодня дежурит, коллеги?
— Ох, кажется, я, — томно простонал Роджер. — Что там у него?
Индеец попятился, но не ушёл. Его глаза по-прежнему не отрывались от врачей. Доктор Рудерман поймал этот взгляд и встал.
— Ты ко мне?
— Да, сэр, — кивнул индеец.
— Это безобразие! — возмутился Моран. — У нас перерыв. Пусть подождёт, и Роджер им займётся.
— В самом деле, на умирающего он не похож, — усмехнулся Невилл.
Но доктор Рудерман уже подошёл к индейцу.
— Что случилось?
За столом притихли, прислушиваясь.
— Там одному… нашему плохо. Совсем плохо, сэр.
Доктор Рудерман кивнул.
— Он ранен?
— Нет, сэр. Ему плохо, сэр.
— Ну, так тащите его сюда, — вмешался Роджер. — Положите в приёмной и ждите.
— Где он? — доктор Рудерман словно не слышал реплики Роджера.
— На станции, сэр.
— Хорошо. Подожди меня здесь, я сейчас.
— Да, сэр, я буду ждать, сэр.
Рудерман быстро ушёл в дом, а индеец остался стоять. Теперь он стоял, потупившись и словно не видя и не слыша врачей.
— Нет, это хамство! — кипятился Моран. — По такой жаре тащиться через весь город из-за какого-то черномазого!
— Им что, до больницы его тяжело дотащить? Лентяи!
— Просто обнаглели.
— Спорим, ничего там серьёзного нет.
— Стукнули в драке, скорей всего.
— Эй, парень, почему вы так дерётесь?
Индеец никак не отреагировал на вопрос. Он стоял, заложив руки за спину и опустив голову. Губы плотно сжаты, лицо неподвижно, и только ещё ходившая ходуном грудь и блестящая от пота кожа выдавали, что к больнице он бежал.
— Однако, коллеги, — Невилл отхлебнул из стакана и усмехнулся. — Всё-таки прогресс. По-моему, врач им понадобился впервые.
— Вы правы, — Моран, отдуваясь, плеснул себе в стакан воды. — Я думаю, Роджер, вам следует сходить туда и посмотреть. Ведь вы сегодня дежурите по цветным.
Роджер со стоном закатил глаза.
— Может, они его всё-таки принесут сюда… Слушай, индеец, принесите его.
— Он не слышит, — констатировал Невилл. — Не трудитесь, Роджер. Индейцы славятся своим упрямством. Он пришёл за Айзеком, а вы ему не нужны.
— Эта скотина ещё выбирает! — немедленно возмутился Роджер.
— Но я вам советую пойти, — Невилл тоже умел не слышать ненужное. — У старого Айзека есть чему поучиться.
— Два врача?! Слишком много чести черномазым. И зачем это Айзеку? Грязь, вонь, и я уверен, что от платы они увильнут.
— Айзек никому не отказывает, блюдёт заповеди Гиппократа, — Моран подмигнул Невиллу. — А вы должны быть ему благодарны, что он берёт на себя ваши обязанности, доктор Роджер.
Роджер не успел ответить. Доктор Рудерман уже со своим чемоданчиком быстро подошёл к столу.
— Коллеги, прошу прощения, вот моя доля. Доктор Роджер, не беспокойтесь, я всё сделаю сам. — Он выложил деньги за коктейль и сэндвич и кивнул индейцу. — Идём.
— По такой жаре… — Моран сокрушённо покачал головой и налил себе ещё воды.
— Иногда, — красный от злости Роджер перестал владеть собой, — профессиональное рвение неуместно, док.
— Возможно, — Рудерман приподнял, прощаясь, шляпу и пошёл к выходу.
Индеец последовал за ним.
На улице доктор Рудерман обернулся к индейцу и жестом попросил его идти поближе.
— Так что случилось?
— Ему плохо, сэр.
— Ушибся, ударили?
— Нет, сэр. Он… ему нечем дышать, сэр.
— Так, — доктор оглядел залитую солнцем улицу. — Есть короткая дорога?
— Да, сэр.
— Веди. И ещё, все зовут меня доктором. Доктор Айзек. Понял?
— Да, сэр. Хорошо, доктор Айзек. Вот сюда…
Они свернули в проулок.
Когда эти белые стали говорить, что должен идти другой, белоглазый, Эркин испугался. Он сам вызвался сбегать за врачом, и всё поначалу было удачно. У входа для цветных он встретил Дашу, а может, и Машу — разбираться было некогда, — и она ему показала, где сидят на ленче врачи. И доктора Айзека он узнал и смог вызвать. А потом… Эркин даже оглянулся пару раз, проверяя, не идёт ли белоглазый следом.
Рудерман искоса поглядывал на индейца. Ну что ж, шрам уже не так выделяется, асимметричность прошла. Выцветшая тенниска аккуратно зашита и заправлена в джинсы. Чистый, даже пахнет от него чистотой. Женя следит за ним. Всё-таки очень красив. Понятно, что Женя не устояла. Будем надеяться, что он ценит эту заботу. Хотя… у Жени вид счастливой, любимой и любящей женщины. Значит, всё в порядке? Понимают ли эти дети, как они рискуют? Ведь если что и не дай бог… его же просто убьют. А с ним и Женю, и девочку.
Рудерман переложил чемоданчик из руки в руку.
— Я помогу, сэр?
— Спасибо, он не тяжёлый. Так как это случилось?
— Мы грузили, сэр, извините, доктор. Он вдруг захрипел и упал. Мы отвалили мешок, но ему всё равно… он… ну будто его душат. И холодный стал. Мы его в тень хотели перенести, но его как тронешь, ему хуже… Ну, мы и подумали… ну, я побежал в больницу… Я работал там и знаю где что.