— Не знаю. Но я хочу получить оружие лучше, чем то, что у меня есть сейчас.

— Тогда попробуем, — колдун пожал плечами. — Сегодня же и начнём.

* * *

Плеть Фраата была создана во времена рассвета Джумара, когда Прошлая Империя рухнула перед ордами кочевников, идущих из южных пустынь, откуда их гнали демоны. В те годы теургия уже получила признание в учёных кругах, и книжники, полагавшиеся раньше на гоэтию, старались искать новые направления в магии. Искал их и Фраат, тогда бывший одним из магов-исследователей в лабораториях при крепости Фец.

Каждый маг сам выбирал направление, в котором собирался работать. Наставники могли советовать, но не приказывать: особым указом архагета для книжников Фец устанавливалась полная свобода в выборе, и указ этот действовал и по сей день. Фраат задался целью создать эффективное боевое заклинание, для которого не требовалась бы огромная магическая мощь — это позволило бы применять его и мужчинам, и женщинам. Платой стала высокая сложность. Не каждый теург даже на пятом звене мог его освоить.

Вообще говоря, не существовало единой формулы плети Фраата, да и сама Плеть была вовсе не боевым заклинанием — теург просто разработал способ сплетать потоки разлагающей магии в один жгут, и каждый маг сам выбирал, что именно он хочет использовать. Именно это было главной сложностью техники Фраата. Маг должен был не просто уметь мгновенно вплетать в формирующийся поток самые разные сущности, но и так же быстро оценивать ситуацию. Дерево, металл, ткань — всё это требовало разных подходов. Лишь последняя нить в плетении, разложение плоти, всегда оставалась неизменной.

Альма быстро ухватила суть метода, но оказалось, что её собственные способы разлагать вещество мало подходили для создания Плети. Пришлось начать с малого — с уничтожения незащищённой плоти. С жгута из двух нитей: одна разлагала верхний слой кожи, другая — то, что находилась под ней.

По отдельности это далось норне быстро. Альма вообще схватывала всё на лету, достаточно было один раз объяснить, и уже через полчаса она без труда выжигала кожу и мясо с куска неразделанной свинины, который некромант позаимствовал на кухне. Но вот когда потребовалось сделать это одновременно, одним ударом, получилось далеко не сразу.

Метод Фраата требовал работать очень быстро, превращая разные потоки силы в один, и только так достигался нужный эффект. Альма же сперва создавала одну нить, и только затем — другую, иногда и вовсе уже после того, как первая достигла цели.

— Это нормально, — сказал Магнус на следующий день, когда Альма в бешенстве превратила мясо в белёсую слизь — увы, не тем способом, как того желал бы Фраат. — Ученикам обычно требуется около недели, чтобы научиться создавать Плеть более-менее правильно, и ещё очень долго они отрабатывают её так же, как фехтовальщик отрабатывает сложный финт. Ты и без того справилась с первым этапом гораздо быстрее, чем я думал. Правда, раньше я обучал в основном мужчин.

— И что мне делать? — норна обречённо посмотрела на то, во что превратилась её мишень.

— Возьми на кухне ещё свинины и продолжай.

И она продолжала, раз за разом пытаясь плести расползающийся жгут. Это было сродни попыткам стоять на руках: сотни раз пытаешься удержать равновесие, сотни раз падаешь, но после каждого падения получается всё лучше и лучше. Медленно, но верно.

Она продолжала, изводя кусок за куском. И после каждого куска получалось лучше.

* * *

Путь через Андредский лес оказался куда тяжелее, чем казалось Гите. Нет, она прекрасно понимала, что после иттриевых кандалов да с незажившей раной в боку быстро ехать не сможет, но вышло ещё хуже.

Спасало только то, что вдоль всего тракта располагались постоялые дворы — Тостиг позаботился о том, чтобы путешественники могли передвигаться по Хельвегу без проблем. Цепь эта разорвалась лишь в одном месте, где Гита наткнулась на сгоревшие руины.

— Занятно, — сказала она, останавливая коня. После целого дня пути рана уже откровенно горела, и Гита надеялась на тёплую постель, но, видимо, зря. Пожар полностью уничтожил здание, лишь чудом не перекинувшись на ближайшие деревья.

О причинах сомневаться не приходилось — у ворот лежал иссечённый труп лакета. Должно быть, во время нападения кто-то обходил двор с факелом, и от удара ящеролюда тот отлетел к дому. А тушить пожар вскоре стало некому. И лакерты — не те ли самые, что напали на лагерь Проклятых? Сколько их выжило, десятка три? Четыре? И наверняка после этого они пошли искать новую кровь. Вот и нашли.

Ночевать в развалинах Гита не собиралась, но, на её счастье, совсем рядом обнаружился путевой камень — он отмечал развилку, указывая, что в конце уходящей в лес дороги лежит хутор. И оставалась надежда, что туда лакерты не добрались — или получили отпор.

Гита направила коня туда, и через час наткнулась на деревянную ограду.

Её долго не хотели впускать. Хозяин хутора имел все основания опасаться: одинокая женщина, верхом, почти ночью — предполагать можно было что угодно. Лишь когда Гита сдалась и, наконец, сказала, что она — норна, хозяин открыл ворота. Его сомнения растаяли как летний снег, и вскоре колдунья поняла, почему.

— Простудился давеча, вот и думаем, помрёт али нет, — рассказывал он, ведя Гиту в дом. — Совсем плох, и жаром пышет, как печка. Ездил в Андред, в бурю попал, и вот теперь лежит.

— Лечение в обмен на ночлег. Неплохо, — Гита вздохнула. А что, если это не простуда? Она могла купировать жар и поддержать магией больного, чтобы тот смог пересилить болезнь, но никогда не считала себя целителем. Конечно, можно было просто сбить симптомы и позволить парню прожить на пару дней больше, но Гите не хотелось лгать. Даже в обмен на возможность не ночевать в морозном лесу, рискуя остаться в нём навсегда.

Но когда хозяин открыл дверь в тёмную каморку и она увидела больного, стало ясно: здесь ещё можно побороться. Например, потому, что львиную долю его страданий обеспечили домочадцы, и по крайней мере от неё Гита могла избавиться.

— Идиоты! — прошипела она, сдёргивая одеяла. Юноша — ему, кажется, было лет шестнадцать, не больше — скользнул по ней взглядом и тяжело задышал. Норна положила руку ему на лоб — горячо. Но если он до сих пор жив, то ещё не всё потеряно.

— Но ведь… — начал было хозяин.

— Никаких одеял. Тепло в комнате, много воды, и никаких одеял! — обернувшись к нему, Гита сверкнула глазами. — У вас есть лекарственные травы?

Травы нашлись, но благодаря не хозяину, а его жене — та принесла всё, что хуторяне заваривали и пили холодными вечерами. Гита немедленно выбрала шиповник и цветки бузины, отодвинув всё остальное: в народе считалось, что жар может сбить чуть ли не любой полевой цветок, но ведьма хорошо знала, что это не так. Да и этот сбор тоже не очень-то помогал без обработки магией — именно ею она и собиралась заняться.

Затребовав ступку и пестик, Гита истолкла всё в порошок, который немедленно бросила в котелок с кипятком. Теперь требовалось преобразовать сырьё, дав ему нужные свойства. Для этого существовало заклинание-песня, и память не подвела — Гита прекрасно помнила все куплеты на древнем полузабытом языке. Часть слов она знала, часть — нет, общий смысл текста ускользал от понимания, но несомненным было одно: это работало.

Помешивая варево, она запела — медленно, тягуче, стараясь не сбиваться с ритма. Руки привычно отозвались теплом, странным, колдовстким теплом, совершенно не похожим на жар от котелка. Когда-нибудь, наверное, она раскроет и эту тайну. Выяснит, как работают слова, звучавшие в Хельвеге тысячи лет назад, и отбросит их, оставив лишь чистую магию. Незачем повторять то, чего не понимаешь, если можно пойти другим путём.

Но сейчас она этого пути не знала, и приходилось идти знакомой проторенной тропинкой: петь над котелком, из которого исходило подрагивающее в такт словам сияние. Наверное, со стороны это смотрелось глупо, во всяком случае, Гита считала именно так. Но хозяева хутора смотрели на неё с благоговением, а мечущемуся в лихорадке юноше и вовсе был безразличен весь мир.