Посланцы «Сотника», пытаясь заставить его вызвать Ольгу, перестарались. Лицо — огромный фиолетовый кровоподтёк. Рука висит плетью, правый глаз залит кровью.

«Крепкий мужик, — с уважением, несмотря на трагичность момента, подумал он, — не продал дочку. А вот то, что мать не вытащили, признак плохой. Похоже, в живых её уже нет, да и отца не выпустят. Зачем им свидетель?»

Оля, увидев, во что превратилось лицо отца, вскрикнула и бросилась к нему. Но, встреченная пинком тощего, отлетела в угол и завыла уже в голос.

«Суки, да лучше пять раз на гранате подорваться, чем такое видеть. Может, стоило тогда, на горке, «духам» сдаться? — Мелькнула бестолковая мысль, — они бы только меня замучили».

— Оленька. — Сипло выдохнул отец и вдруг крикнул, повернувшись в сторону соседней комнаты. — Будьте вы прокляты.

— Из распухших щелей, в которые превратились его глаза, потекли слезы, оставляя две дорожки на запёкшейся крови.

«Лось» — мелкий, парашного вида урок, синими от наколок пальцами ухватил его за сломанную руку и, повалив на пол, прижал лезвие к горлу.

— Ну, давай, не тяни. — Бросил он Петру, в нетерпении пританцовывая на месте.

— Слышь, подруга, сейчас мы чуть побалуем, а ты, если хочешь, чтоб папаша жив остался, примешь.

Обрюзгшие щеки, исчерченные мелкими багровыми сосудами, покрылись испариной. Браслеты зацепились, и он никак не мог совладать с ними. Тогда, выхватив ключ, насильник расстегнул наручники и придавил жертву своим телом.

Почувствовав, что руки освободились, она рефлекторно попыталась защититься. Новый удар по лицу сломил сопротивление. Но тут отец, не вынеся муки, схватил рукой лезвие ножа и попытался отобрать его. Кровь из рассечённых пальцев обильно брызнула на пол. «Лось» дёрнулся, вырывая клинок. Отточенное жало финки скользнуло и легко, словно ломоть сала, рассекло плоть. Захрипев перерезанным горлом, отец забился в конвульсиях.

Глаза её захлестнула багровая пелена. Из глубины сознания поднялась неодолимая волна. Ненависть к убийцам, боль от потери и бог знает, что ещё сплелось в ней. Но главное, все знания и навыки, весь опыт профессионального «дивера», выплеснулись на поверхность и намертво вплелись в естество.

Незряче, на инстинктах, Ольга выдернула из кармана ручку и вонзила её в глаз насильнику. Пробив зрачок и глубоко уйдя в мозг, пика навечно успокоила бандита.

А она, выскользнув из?под тела, молнией кинулась к Лосю. Хлёстким круговым ударом достала висок убийцы.

Тот закатил глаза и, выронив нож, завалился в сторону.

«Кострома», увидев, с какой стремительностью жертва вырубила подельников, метнулся на выход, но успел только развернуться. Подхватив нож, Ольга махнула рукой. С хрустом вспоров ткань, клинок вошёл под лопатку. После такого добивать не требуется. Страшная, с безумным взглядом, она работала как автомат. Подойдя к лежащему, вырвала нож и развернулась к оглушённому Лосю.

Сколько времени продолжалась обеспеченная изощрённым знанием диверсанта месть? Временами, даже Лехино, тренированное к тягостным сценам, сознание словно выключалось». Она не подарила изуверу лёгкой смерти.

Умер тот, когда её тоска стала нестерпимой. Поняв, что так её не унять, и добив то, что осталось от мокрушника, Ольга склонилась над отцом.

«Странно, Алексей замечал, как смерть меняет людей. Одни вдруг приобретают благообразность, другие наоборот её теряют. Он лежал совершенно такой же, как был при жизни.

Смешной венчик пегих волос, чуть заметная лысина.

Леха даже засомневался, «неужели опыт меня обманул, и он жив». Но рана оказалась смертельной. Просто, сделав всё, чтобы спасти дочь, он не потерял себя. Не знаю, какой был в жизни, но в том, как умер, была любовь.

Она сидела, обняв его голову, слепо глядя в пустоту. Но безумия не было. Девочка говорила с отцом, а он говорил с ней. Она уже знала, что её мать, не выдержав пытки, умерла, что соседку даже не били, а лишь припугнули.

— Не сердись на неё, Оленька, — попросил отец. — Она уже наказана. Не плачь, попросил на прощанье. Его душа уносилась куда?то, в ту даль, где Лехе ещё только суждено было оказаться.

И тут Алексей понял. — «Теперь она знает о нём всё. Их души, расплавленные вспышкой эмоций, слились в единое целое.

Леха шептал какие?то слова утешения. Но они были не нужны, девочка изменилась. Боль из её сердца не ушла, но появилась способность рассуждать. Просто, словно мы сто лет знакомы и близки, она спросила — Алёша, и как теперь жить? Скажи?

— Оля, побудь с отцом. Я всё сделаю. Держись.

— Хорошо, — беззвучно прошептала она, и Алексей осознал, что опять один.

Канитель с милицией, протоколами, допросами, очными ставками, продлилась насколько дней.

Кто знает, смогла бы она перенести армейскую простоту наших Ментов, заботы о похоронах и прочие тягостные мелочи. Наконец, признав самооборону, отцепились.

Беглых уголовников списали на боевые потери. Поудивлялись, как девчонке удалось совладать с ними, и только.

Её сознание вернулось в день похорон. Она стояла над двумя холмиками со свежеструганными крестами и молчала. Молчал и Алексей.

Каждый думал о своём. Леха знал, о чем думает Оля. Она слышала его мысли. Всё кончается, кончился и этот день.

Прошло ещё несколько. Она понемногу оживала. Иногда спрашивала о чем то, иногда он задавал ей вопрос. Странное существование не тяготило. Алексей уступил ей право распоряжаться телом и вновь ушёл в воспоминания.

Но, всё это время невысказанным вопросом давило понимание того, что ничего ещё не закончено. Расправившись с исполнителями, она не решила проблем. И вот настал день решающего разговора.

Однако, никаких споров и сложностей не возникло.

«Ты специалист, — коротко прошелестели её мысли, — тебе и выполнять. Я даю тебе это право».

Вот и всё, девочка повзрослела. Но чего ей это стоило?

Дальнейшие поступки были почти автоматическими. Он столько раз проходил этот путь в мыслях, что действовал не задумываясь. Билет в Москву на чужой паспорт. Ни к чему давать врагам время. Загримировать её, постаревшую от горя, оказалось куда проще, чем после памятного бегства с Останкино.

И, продремав три часа в бизнес–классе, она спускалась в промозглую тьму московского тумана.

Осень выдула листву с деревьев, холодные лужи масляно блестели в свете фар спешащих машин.

— Начнём завтра. — Коротко произнёс я, начав отсчёт перед последним броском.

Глава

8 Разбор полётов

Приехав в Москву, Алексей поразился, насколько тяжёлый город для психики — столица нашей Родины. Мегаполис, на подсознательном уровне, говорит: «Ты чужой, не место здесь тебе. В этом мире успешных и самодостаточных людей».

Лехе вспомнилась интересная методика, которую внушал работавший с ними психолог. — «Главное — не противопоставлять себя окружающему пространству. Китайский принцип взаимопроникновения един во всех проявлениях. Стоит подумать, что ты одинок и затерян во враждебной среде, и она, эта среда, тут же начнёт отторгать тебя. Примется, словно разумный организм, бороться с чужаком. В чем беда и проблема эмигрантов? Они приезжают в чужой мир. В новую обстановку нужно входить, словно возвращаешься в давно оставленный, прочно позабытый, но родной мир. Не важно, что ты здесь никогда не был. Важно твоё отношение.

И, ни в коем случае, нельзя сравнивать новое место с тем, откуда человек ушёл. Противопоставление неконструктивно.

Приходят к этим простым и несложным истинам, как правило, интуитивно. Разработчики спецметодичек не стремятся к широкой известности. Это может показаться смешным и в чем?то несерьёзным разглагольствованием. Однако, почти всё в этом мире смешно и несерьёзно. Самые сложные и закрученные события и хитросплетения политики, бизнеса имеют в основе одну, максимум две изначальных причины. Остальное — камуфляж и сбивающая с толку маскировка».

Леха всё не мог успокоиться и, пользуясь каждой свободной минутой, словно боясь не успеть, пичкал её сознание всё новой и новой пищей.