Прозвучавшее имя изумило Верлена.

— Персиваль Григори — ее дедушка?

Он даже не пытался скрыть ошеломление.

— Да, — ответила Габриэлла. — И внучка Персиваля Григори сегодня утром спасла вам жизнь.

Розовая комната, монастырь Сент-Роуз, Милтон,

штат Нью-Йорк

Эванджелина ввезла инвалидную коляску Селестины в Розовую комнату и остановила ее у длинного деревянного стола для переговоров. За ним сидели девять старших сестер с седыми волосами, выбивающимися из-под накидок, и спинами, сгорбленными от возраста. Среди них обнаружилась и мать Перпетуя, серьезная полная женщина в таком же современном одеянии, как и Эванджелина. Они с интересом смотрели на Эванджелину и Селестину: несомненно, сестра Филомена сообщила им о событиях прошедших дней. Как только Эванджелина заняла место, Филомена встала и с большим воодушевлением заговорила. Опасения Эванджелины возросли, когда она увидела, что Филомена положила перед сестрами письмо Габриэллы.

— Информация, лежащая передо мной, — сказала Филомена и вытянула руку, приглашая сестер взглянуть на письмо, — поможет нам одержать победу, которой мы так долго ждали. Если лира спрятана у нас, надо быстро ее найти. Тогда у нас будет все, что нужно, чтобы продвигаться.

— Пожалуйста, поясните, сестра Филомена, — сказала мать Перпетуя, с сомнением глядя на Филомену, — в какую именно сторону продвигаться?

— Я не верю, — ответила Филомена, — что Эбигейл Рокфеллер умерла, не оставив точных сведений о местонахождении лиры. Пришло время узнать правду. Мы должны знать все. Что вы скрывали от нас, Селестина?

Эванджелина тревожно глянула на Селестину. За последние сутки ее состояние значительно ухудшилось. Лицо покрылось восковой бледностью, руки сводило судорогой, и она так сильно сгорбилась, что едва не выпадала из коляски. Эванджелине не хотелось привозить Селестину сюда, но, узнав правду обо всем, что произошло — о посещении Верлена и письмах Габриэллы, — Селестина настояла на своем.

— Мне известно о лире столько же, сколько и вам, Филомена, — слабым голосом заговорила Селестина. — Много лет я, как и вы, ломаю голову над тем, где она может находиться. Хотя, в отличие от вас, я научилась умерять свое желание отомстить.

— В своем желании найти лиру я руководствуюсь не местью, — возразила Филомена. — Но сейчас настало время. Если мы не найдем ее, это сделают нефилимы.

— Пока они ее не нашли, — заговорила мать Перпетуя. — Думаю, еще сколько-то они пробудут в неведении.

— Ну хватит. Вам пятьдесят лет, Перпетуя, вы слишком молоды, чтобы понять, почему мне не нравится бездействие, — заявила Филомена. — Вы не видели, какие разрушения приносят эти существа. Вы не видели, как горит ваш любимый дом. Вы не теряли сестер. Вы не боялись каждый день, что они могут вернуться.

Селестина и Перпетуя посмотрели друг на друга со смесью беспокойства и усталости, словно уже много раз слышали подобное от Филомены.

— Мы понимаем — то, что вы пережили во время нападения сорок четвертого года, подогревает ваше стремление бороться, — сказала мать Перпетуя. — Вы видели сестер, беспощадно уничтоженных нефилимами. Трудно одобрить бездействие, помня о подобном ужасе. Но мы когда-то проголосовали за поддержание мира. Пацифизм. Нейтралитет. Секретность. Вот принципы нашего существования в Сент-Роузе.

— Пока местонахождение лиры неизвестно, нефилимы ничего не найдут, — добавила Селестина.

— А мы найдем, — ответила Филомена. — Мы вплотную приблизились к разгадке.

Сестра Селестина подняла руку и заговорила так тихо, что сестра Бонифация, сидящая напротив, прибавила громкости в слуховом аппарате. Селестина ухватилась за поручни инвалидной коляски, костяшки пальцев побелели от усилия. Она едва удерживалась, чтобы не упасть.

— Все верно: сейчас время конфликта. Но я не могу согласиться с Филоменой. Я считаю нашу позицию мирного сопротивления священной. Не нужно бояться поворота событий. Вселенная позволяет нефилимам подниматься и падать. Наш долг — сопротивляться, и мы должны быть готовы к этому. Но самое важное — нельзя превращаться в низменных предателей, подобно нашим врагам. Мы должны достойно хранить наше наследие. Сестры, давайте не забывать идеалы наших основателей. Оставаясь верными традициям, со временем мы победим.

— Время — это как раз то, чего у нас нет! — отчаянно выпалила Филомена, ее лицо исказила злая гримаса. — Скоро они будут здесь, как и много лет назад. Разве вы не помните омерзительную, убийственную кровожадность этих существ? Не помните о печальной судьбе матери Инносенты? Нас уничтожат, если мы не будем действовать.

— Наша миссия слишком важна, чтобы допускать опрометчивые действия, — сказала Селестина.

Ее лицо вспыхнуло, и Эванджелина смогла представить себе серьезную молодую женщину, прибывшую в монастырь Сент-Роуз пятьдесят пять лет назад. Но яростный спор утомил Селестину. Поднеся дрожащую руку ко рту, она закашлялась. Казалось, она рассматривает свою немощность с беспристрастным вниманием, отмечая, что ее разум ясен, даже когда тело одряхлело.

— Ваше здоровье не дает вам думать ясно, — сказала Филомена. — Вы сейчас не в том состоянии, чтобы принимать важные решения.

— Инносента считала точно так же, — проговорила мать Перпетуя. — Многие из нас помнят ее преданность идее мирного сопротивления.

— И посмотрите, чем для нее обернулось мирное сопротивление, — возразила Филомена. — Ее безжалостно убили.

Она обратилась к Селестине:

— Вы не имеете права скрывать, где находится лира, Селестина.

— Вы не знаете самого главного о лире и об опасностях, которые ее сопровождают, — проговорила Селестина так тихо, что Эванджелина едва расслышала.

Селестина положила ладонь на руку Эванджелины и шепнула:

— Нет смысла спорить дальше. Мне надо кое-что вам показать.

Эванджелина вывезла коляску Селестины из Розовой комнаты в коридор и покатила к хлипкому лифту. В кабине Эванджелина зафиксировала колеса. Двери закрылись с негромким металлическим лязгом. Когда она потянулась, чтобы нажать кнопку четвертого этажа, Селестина остановила ее. Протянув трясущуюся руку, она нажала кнопку, на которой не было никакого обозначения. Лифт рывками стал опускаться. Он остановился где-то внизу, и двери, визжа, открылись.

Эванджелина ухватилась за поручни коляски и выволокла ее в темноту. Селестина щелкнула выключателем, ряд тусклых лампочек осветил пространство. Когда глаза привыкли к свету, Эванджелина поняла, что они в монастырском подвале. Она услышала доносящийся сверху шум посудомоечных машин и плеск сточных вод в трубах, значит, они находятся прямо под столовой. По указанию Селестины Эванджелина повезла инвалидную коляску через подвал, пока они не оказались в самом его конце. Там сестра Селестина оглянулась, чтобы убедиться, что они одни, и указала на обычную деревянную дверь. Она была незаметной, непримечательной, Эванджелина подумала, что за ней — кладовая, где хранятся метлы.

Селестина достала из кармана ключ и дала его Эванджелине. Девушка вставила его в замок. Несколько безуспешных попыток — и дверь наконец поддалась.

Эванджелина потянула за шнур возле дверного проема, лампочка осветила узкий кирпичный проход, резко уходящий вниз. Удерживая коляску Селестины, чтобы она не сорвалась, Эванджелина осторожно пошла вперед. Свет становился все слабее. Наконец они оказались в каком-то помещении. Воняло плесенью. Эванджелина потянула за второй шнур — она бы не заметила его, если бы он не скользнул по щеке. Шнур был тонкий, как паутинка. Старинная лампа вспыхнула с шипением, словно готова была в любой момент лопнуть. На стенах росла плесень, на полу валялись стулья. Вдоль стен лежали куски разбитого витражного стекла и несколько плит молочного мрамора, точно такого же, из какого был сделан церковный алтарь, — остатки после строительства церкви Девы Марии Ангельской. Посреди комнаты высился ржавый бойлер, покрытый паутиной и пылью, давным-давно заброшенный, ненужный, как змее старая кожа. Здесь не убирали много десятков лет, если вообще когда-то убирали.