Разумеется, это не единичные случаи, и я в точности воспроизвела их на бумаге, потому что это типичные примеры из повседневной жизни, которые мне доводилось наблюдать десятки раз, пока я исследовала тему очередей. Описанные модели поведения имеют один общий знаменатель, регулируются одним совершенно очевидным неписаным правилом: если вы ведете «честную игру» и открыто признаете право на первоочередность тех, кто стоит перед вами — или великодушно уступаете им это право в условиях некоей неопределенности, — тогда эти люди мгновенно избавляются от своих параноидных подозрений, отказываются от тактики «пассивной агрессии» и тоже «играют с вами по честному» и даже проявляют по отношению к вам доброжелательство.

В основе механизма соблюдения очереди лежит принцип справедливости. Как указывает Майкс, «человек, стоящий в очереди, — это человек справедливый. Он не вмешивается в чужие дела, живет сам и дает жить другим; он не тянет одеяло на себя, исполняет свой долг и терпеливо ждет своей очереди, чтобы осуществить свои права; он делает почти все, что важно для англичанина».

Очередь как волнующая драма

Наверно, иностранцев наши сложные неписаные правила соблюдения очереди приводят в замешательство, но для англичан они — вторая натура. Мы подчиняемся всем этим законам неосознанно, даже не думая о том, что следуем каким-то установлениям. И, несмотря на все явные противоречия, нелогичность и откровенную нелепость того, что я только что описала, мы весьма искусны в умении соблюдать очередь, и это признает весь мир. Правда, весь мир, отмечая этот наш талант, не делает нам комплимент. Об умении англичан соблюдать очередь люди обычно говорят с усмешкой, подразумевая, что только скучные, нудные, покорные, как овцы, существа могут гордиться своей способностью терпеливо стоять ровными рядами. («Англичанам очень бы подошло коммунистическое правление, — смеются они. — Вы так здорово умеете стоять в очередях».) Наши критики — или те, кто хвалит нас так, что не поздоровится, — охотно признают, что человек, стоящий в очереди, — это справедливый человек, но при этом говорят, что его не назовешь яркой или выразительной личностью.

А все потому, что они не присматривались к английским очередям со всем вниманием. Это все равно что наблюдать за муравьями или пчелами. Невооруженному глазу английская очередь и впрямь представляется скучной и неинтересной — аккуратная колонна людей, терпеливо ожидающих своей очереди. Но, разглядывая английскую очередь через социологический микроскоп, вы обнаружите, что каждый стоящий в ней человек — это отдельная мини-драма. Не просто «комедия нравов», а интереснейшая жизненная история, где есть все — интриги и козни, глубокие нравственные дилеммы, благородство и альтруизм, предательство, угрызения совести и борьба за спасение престижа, гнев и примирение.

А для меня очередь, например в билетную кассу на Кланам джанкшн, — это целый роман, ну, если и не «Война и мир», то, во всяком случае, нечто более сдержанное и английское, скажем, «Гордость и предубеждение».

Дань памяти по-английски

Когда погибла принцесса Диана, в числе многого другого меня особенно удивило то, как освещали ее гибель средства массовой информации. Журналисты с неизменным изумлением отмечали «неанглийскую» реакцию общественности на трагедию, говоря о «беспрецедентном проявлении всенародного горя» и «беспрецедентном выражении всенародных чувств» наряду с нелепыми заявлениями о том, что это необычайное всеобщее растормаживание[66] ознаменовало «коренной перелом» в английском характере, что надменная верхняя губа задрожала, что мы все теперь утратили хладнокровие, что прежними мы уж никогда не станем и так далее и тому подобное.

И как же конкретно проявлялось это «беспрецедентное выражение всенародных чувств»? Взгляните на фотографии и видеоматериалы, на которых запечатлены толпы англичан. Что делают все эти люди? Стоят в очереди. Стоят в очереди, чтобы купить цветы; стоят в очереди, чтобы возложить цветы; стоят в растянувшихся на целые мили очередях, чтобы оставить запись в книгах соболезнований; часами стоят в очередях на автобусы и поезда, чтобы вернуться домой после долгого дня стояния в очередях. Потом, по прошествии недели, стоят в очередях на автобусы и поезда, чтобы поехать на похороны; всю ночь стоят в очереди, чтобы занять удобное место, откуда можно наблюдать за процессией; стоят в очередях, чтобы купить еще цветов, напитки, флаги, газеты; часами терпеливо стоят вдоль дорог, ожидая, когда проедет кортеж; затем опять выстраиваются в очереди на автобусы, метро и поезда. Стоят ровными рядами — спокойно, дисциплинированно, с достоинством.

Конечно, были и слезы. Но мы не рыдали в голос, не завывали, не рвали на себе одежду, не посыпали голову пеплом.

Посмотрите видеоматериалы. Вы услышите, как кто-то один или раза два тихо всхлипнул, когда катафалк выехал из дворцовых ворот, но плач тут же прекратился, поскольку это считалось неподобающим. Все наблюдали за процессией в молчании. На следующий день после гибели Дианы некоторые англичане принесли к ее дому цветы. Это было подобающе, поэтому все последующие посетители тоже приносили цветы. После похорон несколько человек стали бросать цветы вслед проезжающему катафалку, и опять все остальные последовали их примеру. (Разумеется, никто не бросал цветы под ноги лошадям, везшим гроб с Дианой: при всей беспрецедентности нашей неанглийской реакции мы понимали, что нельзя пугать лошадей.)

Итак, были слезы и цветы — в общем-то, абсолютно нормальная реакция на тяжелую утрату или похороны. В остальном англичане почтили память Дианы в самом, что ни на есть английском стиле, делая то, что у нас получается лучше всего, — стоять в очередях.

Автомобили

Есть несколько «универсалий», относительно которых следует внести ясность, прежде чем мы начнем рассматривать неписаные социальные нормы, касающиеся владения и пользования автомобилями. Во всех культурах у людей складываются своеобразные и сложные взаимоотношения с автомобилями. В данном контексте в первую очередь необходимо подчеркнуть, что автомобиль для нас не просто средство передвижения. Если кто-то сочтет мое утверждение слишком уж смелым, поясню: наши отношения с автомобилями имеют мало общего с тем обстоятельством, что автомобили доставляют нас из пункта «А» в пункт «Б». Это поезда и автобусы доставляют нас из пункта «А» в пункт «Б», а автомобили — часть нашей личной территории, часть нашего «я» — как отдельной индивидуальности, так и общественной личности. Автобусы возят нас в магазины и обратно, но в них мы не чувствуем себя как дома и не воспринимаем их как свою собственность. В поездах мы ездим на работу, но это почти никак не характеризует нас с социальной и психологической точек зрения.

Это международные универсалии — самые существенные и довольно очевидные реалии, устанавливающие взаимосвязь между людьми и их автомобилями. Но теперь мы можем сразу перейти к обсуждению особенностей английской культуры, потому что англичане более других народов склонны не признавать и даже яростно отрицать существование, по крайней мере, одной из этих основных реалий.

Правило отрицания значения социального статуса

Англичанам нравится думать, и зачастую они на том упорно настаивают, что при выборе автомобиля они не принимают в расчет свой социальный статус. Даже в те дни, когда все яппи[67] с ума сходили по BMW, стремящиеся подняться по социальной лестнице английские служащие, например, заявляли, что автомобиль этой марки они купили, потому что это отличная немецкая машина — и по конструкции, и по дизайну, что ею легко управлять, что она удобна, надежна, развивает большую скорость, имеет эффективную тормозную мощность, хороший крутящий момент, низкий коэффициент лобового сопротивления и еще целый ряд существенных и несущественных достоинств.