Как только первоначальные формальности соблюдены, всегда наступает период неловкости, обычно продолжающийся пять — десять минут, но порой длящийся все двадцать минут. В течение этого времени отдельные участники встречи или все стороны в полном составе, опасаясь проявить невоспитанность, умышленно оттягивают начало «делового разговора» и старательно делают вид, будто они пришли на дружескую вечеринку. Вместо того чтобы сразу перейти к обсуждению деловых вопросов, мы из вежливости говорим о погоде, интересуемся друг у друга, кто как доехал, обязательно жалуемся на пробки на дорогах, хвалим хозяина за умение объяснять маршрут, подшучиваем над теми, кто заблудился, и бесконечно суетимся по поводу чая и кофе. Все это сопровождается стандартными «спасибо» и «пожалуйста», одобрительными репликами гостей и шутливо-уничижительными извинениями хозяев.
Я всегда с трудом сохраняю невозмутимость во время таких ритуалов «промедления из вежливости». Ведение бизнеса — для нас процесс, вызывающий дискомфорт и неловкость, поэтому, чтобы снять стресс, мы оттягиваем начало переговоров, исполняя массу никчемных ритуалов.
И горе тому, кто посмеет прервать наши терапевтические процедуры пустой болтовни и мелочной суеты. Один канадский бизнесмен жаловался: «Хоть бы кто предупредил меня об этом заранее. На днях я присутствовал на деловой встрече, где все примерно с час только тем и занимались, что без толку мельтешили, болтали о погоде и шутили по поводу движения на М25[78]. Я предложил приступить к обсуждению контракта, и на меня так посмотрели, будто я воздух испортил! Словно спрашивали, как можно быть таким идиотом?» Еще один бизнесмен поведал мне, что он работал в Японии, где его часто приглашали на чайную церемонию. «Но там вы либо пьете чай, либо ведете бизнес. В отличие от вас здесь, японцы не делают вид, что деловая встреча — это на самом деле чайная церемония».
Табу на разговоры о деньгах
«Но почему, — недоумевал еще один озадаченный иностранец, иранский иммигрант, с которым я обсуждала ритуалы «промедления из вежливости», — именно так они себя и ведут? Причем могут тянуть до бесконечности. Меня это с ума сводит. Только не пойму, зачем им это? Какой в том резон? Почему сразу не перейти к делу?»
Хороший вопрос, на который, боюсь, нет разумного ответа. Для англичан «ведение бизнеса» — неприятный процесс, вызывающий дискомфорт и неловкость, по крайней мере, отчасти из-за того, что в нас глубоко укоренилось необъяснимое отвращение ко всяким разговорам о деньгах. А на том или ином этапе деловой встречи разговор непременно заходит о деньгах. Если не принимать в расчет присущую нам от природы скованность, можно сказать, что мы чувствуем себя вполне комфортно при обсуждении почти всех остальных аспектов бизнеса. Пока не требуется прибегать к хвастовству проявлению излишней серьезности, мы достаточно непринужденно обговариваем все детали проекта или проблемы, связанные с производством и сбытом продукции, обсуждаем поставленные цели, решаем практические вопросы — например, что необходимо сделать, каким образом, где, кто это должен сделать и т. д. Но когда дело доходит до так называемой грязной темы денег, мы становимся косноязычными и теряемся. Некоторые прячут свое смущение за шутками, другие сбиваются на повышенный тон, прямолинейные высказывания, а то и вовсе ведут себя агрессивно, третьи начинают возбужденно тараторить, четвертые проявляют чрезмерную учтивость и принимают виноватый вид, либо раздражаются и занимают оборонительную позицию. Но вы редко увидите, чтобы англичанин сохранял полнейшее самообладание при обсуждении денежных вопросов. Некоторые держатся развязно и самоуверенно, но это зачастую такой же признак смущения, как нервные шутки или виноватый вид.
Одна раздосадованная иммигрантка из Америки поведала мне, что она «наконец-то поняла, что переговоры по финансовым вопросам лучше всего вести с помощью переписки или по электронной почте. Англичане просто не способны говорить о деньгах при личных встречах, им приходится делать это в письменной форме. Переписка их вполне устраивает: не нужно смотреть друг другу в лицо, произнося вспух все эти «непристойные» слова». Как только она это сказала, я вдруг осознала, что сама именно таким образом всегда умудряюсь решать данную проблему. Во всем, что касается денег, я щепетильна, как всякая типичная англичанка. И если нужно договориться о сумме гонорара за консультационные услуги или найти средства на какой-то проект, «грязные» слова — «деньги», «стоимость», «цена», «гонорар», «оплата» и т. д. — я всегда стараюсь довести до противной стороны в письменной форме, а не при личной встрече или по телефону. (Честно говоря, я даже писать их не люблю и обычно пытаюсь переложить переговоры на плечи своего многострадального содиректора, ссылаясь на то, что я не сильна в математике.)
Будучи англичанкой, я всегда считала, что уклонение от разговора о деньгах — это нормальное явление, что всем проще обсуждать запретную тему в письменной форме, но один мой много путешествующий информатор твердо заявил, что эта проблема существует только у англичан. «Нигде в Европе я с подобным не сталкивался, — сказал он. — О деньгах все говорят совершенно открыто. Никто не стыдится и не смущается. Это абсолютно нормальный разговор, никто не пытается обойти денежные вопросы, не считает, что он зачем-то должен извиняться или отделываться шутками. А у англичан тема денег неизменно вызывает нервные смешки и нелепые остроты».
Шутки, конечно, это еще один вариант защитной реакции, наш излюбленный способ противостоять всему, что нас пугает, смущает или расстраивает. Табу на разговоры о деньгах не могут игнорировать даже влиятельные банкиры и брокеры из Сити — люди, которым приходится вести разговоры на эту тему целыми днями. Сотрудник одного коммерческого банка сказал мне, что некоторые типы сделок и переговоров проходят совершенно безболезненно, потому что задействованы «не деньги как таковые», но, когда речь идет о его собственных гонорарах, он смущается и теряется, как все остальные. Другие финансисты из Сити подтвердили его слова и объяснили, что, как и все англичане, финансисты при обсуждении денежных вопросов справляются с неловкостью с помощью шуток. Если что-то не ладится, сказал мне один из них, «вы говорите: «Надеюсь, вы не вычеркнули нас из списка адресатов рождественских поздравлений?»
Если честно, табу на разговоры о деньгах, хотя сама я неукоснительно его соблюдаю, приводит меня в недоумение. Самоанализ не помог мне выяснить природу отрицательного отношения англичан к разговорам о деньгах на работе. Запрет на разговоры о деньгах в повседневном общении это устоявшаяся норма: вы никогда не спрашиваете у людей, сколько они зарабатывают, никогда не сообщаете свой собственный доход; никогда ни у кого не спрашиваете, сколько они заплатили за какую-то вещь, никогда не сообщаете стоимость собственных приобретений. Применительно к социальному контексту, табу на разговоры о деньгах имеет некую «внутреннюю логику», во всяком случае, в какой-то мере оно соотносится с основными правилами «английской самобытности», регулирующими установки на скромность, неприкосновенность частной жизни, вежливый эгалитаризм и прочие формы лицемерия. Но распространение данного запрета на сферу труда и бизнеса — это, мягко выражаясь, извращение. Несомненно, должно быть исключение из этого правила — область, в которой, из практических соображений, мы забываем про свою дурацкую щепетильность и «разговариваем по-деловому», как все нормальные люди. Но тогда это означало бы, что англичане ведут себя рационально.
И раз уж я решила быть столь безапелляционно честной, мне следует признать, что я несколько покривила душой, когда заявила, что табу на разговоры о деньгах имеет некую «внутреннюю логику». Да, совершенно очевидно, что данный запрет связан, так сказать, «грамматически», с правилами скромности, неприкосновенности частной жизни и вежливого эгалитаризма, но ведь именно таким образом антропологи объясняют наиболее диковинные, противоречащие здравому смыслу верования или нелепые обычаи племен, которые они изучают. Пусть какое-либо верование или некий обычай на первый взгляд нам представляются неразумными (в иных случаях откровенно глупыми или жестокими), но, доказываем мы, во взаимосвязи с другими элементами системы верований, обычаев и ценностей изучаемого племени или общины они кажутся абсолютно обоснованными. Используя этот умный трюк, мы можем найти «внутреннюю логику» в любой безумной или непонятной идее или традиции — от колдовства и танцев-заклинаний для вызова дождя до женского обрезания[79].