Крокодилами или акулами её на этом пляже пугать и самим-то смешно. Между берегом и рифом коралловое мелководье, на фоне которого не заныкаться ни крокодилу, ни акуле – дозорные ещё на дальних подступах их засекут и сами же первыми обстреляют. Мы и сами, конечно, и искупаемся с удовольствием, и позагораем – на курорте мы или не на курорте, в конце-то концов? А потом надо будет в самом деле вдоль всего этого пляжа пройтись, да скорлупу тутошних жопастых орехов поискать. Содержимое свежего ореха, кстати, довольно безвкусное, нормальный кокос вкуснее, так что немного теряют те, кто в качестве чудодейственной панацеи растёртой в порошок скорлупой пользуется. Уж всяко не хуже используемого таким же манером носорожьего рога, а ущерба для экологии всяко меньше. В Индии знают наверняка, и к бабке не ходи, а вот интересно, знают ли в Луже?

Хрен знает, удастся ли развести эту пальму в Вест-Индии. В нашем реале никто этой задачи не осилил, а вот насколько настойчивы были попытки, известная нам история дипломатично умалчивает. Может, не особо-то рьяно и пытались? Если по одному ореху сажали, то понятно, что обломились – пальмы-то разнополые. Да и медленный рост тоже как-то энтузиазма не прибавляет. А нам ведь сейчас и просто катастрофически не до того. Поважнее дела есть…

– Слоны идут на север, – сказал я по-финикийски купцу, ничем среди тутошних торгашей не выделявшемуся, если не считать бронзового перстня на пальце с характерной львиной мордой – ага, тарквиниевской, хрен спутаешь с местными, если в курсе.

– Упрутся в море и повернут обратно, – произнёс тот условный отзыв, разглядев такого же тарквиниевского льва на моём пальце.

Я небрежно перебрал несколько выложенных на прилавок безделушек – дрянь, типа, а не товар, агент Арунтия понимающе кивнул, поручил торговлю помощнику, а нас пригласил вглубь лавки под навес. На восточных базарах так обычно и бывает – никто не выложит самый ценный товар на открытый прилавок, где его легко может скоммуниздить ушлый вор. Серьёзный товар – внутри, куда и приглашаются серьёзные покупатели.

Я не упоминал ещё, что восточные финики, то бишь собственно финикийские, давно уже говорят по-гречески? Давно – это со времён Филиппыча, разрушившего после взятия приступом старый финикийский Тир и продавшего в рабство всех его уцелевших жителей, кто не успел спастись на карфагенских кораблях. И хотя во вновь отстроенном Тире поселились не только греки, но и финики из окрестностей, и таких там большинство, город ведь строился как греческий, с греческим начальством, благоволящим грекам или грекоязычным, так что и финики нового Тира намёк поняли. Поняли его и финики прочих городов, от Филиппыча не пострадавшие, но новый порядок просёкшие. Финикийского не забыли, богам в своих храмах на нём молятся, с деревенской роднёй тоже на нём говорят, но городским светским языком в эллинистической Финикии стал греческий, и не первое уже поколение фиников-горожан говорит на нём как на родном. Поэтому на греческом я и представился агенту тестя, когда мы скрылись в его лавке от лишних глаз и ушей.

Восток – дело тонкое, и сразу о делах большие и уважаемые люди не говорят, а сперва вопросами вежливости обменяются, и это может затянуться не на одну минуту, а в особо тяжёлых случаях – и не на пять. Тут и напитком каким-никаким местным угостят, и изволь его продегустировать, дабы хозяина не обидеть. Хвала богам, китайский чай здесь в употребление ещё не вошёл, а иначе ведь пришлось бы и его вливать в себя, да ещё и не одну чашку – ага, вот в эту субэкваториальную жару! Слабенькое и с кислинкой вино из каких-то местных фруктов, принесённое слугой купца из погребка – совсем ведь другое дело. Правда, пришлось ещё и о погоде поговорить, и об общих знакомых. Не люблю эти китайские церемонии, но во-первых, если я зять и доверенное лицо его нанимателя, это не значит, что надо немедленно выстроить нижестоящего в две шеренги на подоконнике. И на Востоке таких начальничков не очень-то уважают, хоть и вида не покажут, а нам с этим человеком работать, и работать не для галочки, а на результат. Пусть видит, что работать с нами нормально можно, не как с блатными и распальцованными макаками. А во-вторых, раз уж так на Востоке принято, и иначе серьёзные дела на нём не ведутся, то надо и самим привыкать. И оказалось, кстати говоря, что не только тот этруск из окружения тестя, что на контакт с ним выходил и о нашем прибытии его предупреждал, наш общий знакомый, а ещё и некий Ганнибал Барка, с которым – в бытность его на службе у Антиоха – сидящий сейчас перед нами человек успел плодотворно посотрудничать.

Например, не без его помощи была раздобыта та самая древняя гречка, которой не только не питаются, но и вообще её не знают древние греки. До верховьев Инда за ней человек дотянулся, когда другие только в устье его торгуют, да и банановая рассада тоже через его руки прошла. С тростником вот только сахарным облом вышел, потому как и он тоже не всемогущий. И хотя это не единственная причина, по которой нас принесло сюда, но в числе прочих задач будем решать и эту. Мы же не через Птолемеев гребипетских, а с юга прибыли, сами ни разу не греки и не финики, так что с нами, если сами глупостей не наделаем, и разговор у индусов тутошних уже немного другой должен получиться.

Мани, сын офиникиевшего перса от наложницы-индуски, строго говоря, тоже к птолемеевским торгашам прямого отношения не имеет, просто спалился уже на связях с людьми, прибывшими оттуда, вот и не может теперь доказать индусам, что не работает на Птолемея Очередного и здесь. Тапробана эта, как я уже упоминал – международный центр торговли жемчугом, а уж о том, как он вырастает в цене по дороге с неё в Александрию, я ведь тоже упоминал? Стоит ли удивляться паранойе тех, кто зарабатывает себе на масло к хлебу вот этими жемчужными спекуляциями? А так-то его семья из тех фиников, которые при захвате Финикии сирийским Антиохом не эмигрировали в Александрию для ведения привычной торговли через Красное море, а остались в теперь уже сирийском Тире, сменив и подданство, и торговый маршрут. И в какой-то мере даже выгадали от этого. В какой-то мере, поскольку были и явные минусы. Караванный путь к Евфрату, спуск вниз по реке и фрахт местного морского судна в её устье, не говоря уже о куда более трудном подъёме по Евфрату против течения на обратном пути – всё это и затрудняло сам путь, и повышало путевые издержки. Но зато выход в Персидский залив позволял обойти юг Аравии с этими натыканными вдоль всего её берега таможнями бармалеев, а каботаж вдоль берега Ирана, разведанный ещё Неархом, выводит прямо к устью Инда. Ну, если пиратам конкурентов южноаравийских не попадёшься, которые стремятся к установлению в торговле с Индией своей полной монополии. Но флот Селевкидов своё дело знает и уплачиваемые пошлины обычно отрабатывает.

Вот к югу от Инда и вдоль Малабарского берега – там уже местные раджи море контролируют, и башлять приходится уже им, дабы защитили от бармалеев. Им и порядок в своих водах желателен, дабы никто и не смел пиратствовать кроме них самих, и отрезок пути до бармалейских портов в свои руки перехватить хотят, оставить самим бармалеям их Аденский залив с проливом в Красное море, а торговлю с Персидским заливом отжать у них полностью. Грекам же с финиками приходится или тем башлять, или этим, смотря по чьим водам маршрут проходит. И товары-то ведь ценнейшие, но как тут разбогатеешь с таким рэкетом? И естественно, все зарабатываюшие на нём князьки с бандюками вовсе не горят желанием лишиться своих традиционных доходов. А возле Тапробаны ещё же и эта паранойя жемчужная тоже спокойной обстановке не способствует.

Из-за неё, собственно, наша встреча с Мани и была назначена в этой Тамманаве на месте будущего современного Путталама в одноимённой лагуне. Подальше и от банок, где жемчуг этот добывается, и от устья реки Аруви, ближе к верховьям которой нынешняя столица расположена – Анурадхапура. В ней, естественно, весь официальный жемчужный рынок, но если местный жемчуг интересует, а не привозной, то его норовят купить прямо у начальства ловцов в устье реки, так дешевле, но если спалишься на этом, то смерть. Есть кому и заложить горе-контрабандиста, и хорошо ещё, если это просто местный шантажист окажется, которому не гибель твоя нужна, а подзаработать на тебе. Хуже, если тебя спалят конкуренты – местные, малабарские или бармалеи. Поэтому – на хрен, на хрен.