— А ну-ка! — крикнул Дигори, отступая от дядюшки. — Держись от него подальше, Полли. Подойди, стань со мной. Я вас предупреждаю, дядя, стоит вам подойти еще на один шаг, и мы с Полли исчезнем.

— Исполняй немедленно, что тебе приказано! Ты крайне недисциплинированный и неблаговоспитанный мальчишка!

— Я вас не боюсь, — отвечал Дигори. — Мы хотим задержаться тут и посмотреть. Вы же интересовались другими мирами. Разве не здорово очутиться в одном из них самому?

— Здорово? — воскликнул дядюшка. — Обрати внимание на мое состояние, юноша. Эти лохмотья еще недавно были моим лучшим плащом и лучшим фраком!

Вид у него и впрямь был кошмарный. Оно и неудивительно — ведь чем наряднее одежда, тем меньше смысла выползать из разломанного кэба, а потом падать в ручей с илистым дном. «Я отнюдь не утверждаю, — добавил он, — что эта местность лишена познавательного интереса. Будь я помоложе… и если б мне удалось прислать сюда какого-нибудь крепкого молодца, из охотников на крупную дичь, чтобы он, так сказать, расчистил эти места… из них можно было сделать нечто достойное внимания. Климат великолепен. Никогда не дышал таким воздухом. Он, несомненно, пошел бы мне на пользу… при более благоприятных обстоятельствах. Жаль, весьма жаль, что мы не располагаем ружьем».

— О каких это вы ружьях, хозяин? — с упреком сказал извозчик.

— Я, пожалуй, пойду искупать лошадку. Этот зверь, между прочим, умнее многих людей. И он направился к лошади, издавая особенные звуки, хорошо известные конюхам.

— Вы что, до сих пор думаете, что этого льва можно застрелить? — спросил Дигори. — Той железной штуковины он даже не заметил.

— При всех ее недостатках, — оживился дядюшка Эндрью, эта весьма сообразительная молодая особа поступила крайне правильно.

Он потер руки и похрустел суставами, снова начисто забыв, как ведьма его страшила, пока была рядом.

— А по-моему, отвратительно, — сказала Полли. — Что он ей сделал?

— Ой! А это что такое? — Дигори рванулся к какому-то небольшому предмету шагах в трех от себя. — Полли, Полли! Иди-ка сюда, взгляни!

Дядюшка тоже увязался за девочкой, не из пустого интереса, а потому, что хотел держаться к детям поближе и при случае стянуть у них колечки. Но когда он увидал, в чем дело, его глазки загорелись. Перед ними стояла точнехонькая маленькая копия фонарного столба, длиной около метра, которая на глазах удлинялась и толстела, иными словами, росла на манер дерева.

— Примечательно, весьма примечательно, — пробормотал дядюшка.

— Даже я никогда и мечтать не смел о таких чарах. Мы находимся в мире, где растет и оживает все, включая фонарные столбы. Остается загадкой, из каких же семян произрастают эти последние?

— Вы что, не поняли? Здесь же упал тот брусок, который она сорвала с фонарного столба. Он в землю погрузился, а теперь из него из него вырастает молодой фонарный столб.

Столб, между прочим, был уже не такой молодой — он успел вырасти выше Дигори.

— Вот именно! Ошеломляющий феномен, — дядя еще сильнее потер руки. — Хо-хо! Над моей магией потешались. Моя глупая сестра считает меня сумасшедшим! Что вы теперь скажете, господа? Я открыл мир, переполненный жизнью и развитием! Отовсюду слышишь — Колумб, Колумб. А кто такой Колумб, и чего стоит его Америка по сравнению с этим миром! Коммерческие возможности этой страны воистину беспредельны. Достаточно привезти сюда железного лома, закопать его в землю, и он тут же превратится в новехонькие паровые машины, военные корабли, что угодно! Затрат никаких, а сбыть все это добро в Англии за полную цену — раз плюнуть. Я стану миллионером. А климат! Я уже чувствую себя на двадцать лет моложе. Здесь можно устроить курорт, вот что. Санаторий. И драть с пациентов тысяч по двадцать в год. Конечно, придется кое-кого посвятить в тайну… но главное, главное — пристрелить эту зверюгу!

— Вы совсем как та ведьма, — сказала Полли. — Вам бы только убивать.

— Что же касается лично меня, — продолжал мечтать Эндрью, — подумать только, до каких лет я тут могу дожить! В шестьдесят лет об этом приходится думать! Потрясающе! Край вечной юности!

— Ой! — вскрикнул Дигори. — Край вечной юности? Вы и вправду так думаете? — Конечно же, он вспомнил тетин разговор с гостьей, которая принесла виноград, и его снова охватила надежда.

— Дядя Эндрью, — сказал он, — а вдруг здесь действительно найдется что-то такое, чтобы мама выздоровела?

— О чем ты? — удивился дядя. Это же не аптека. Однако, как я только что сказал…

— Вам начихать на маму, — возмутился Дигори. — Я-то думал… я думал, она же вам сестра, она не только мне мама… Ладно. Раз так, то я пойду к самому льву. И спрошу его. — Повернувшись, он быстро зашагал прочь. Полли, чуть помешкав, отправилась вслед за мальчиком.

— Эй, стой! Вернись! Мальчишка сошел с ума, — заключил дядюшка. Подумав, он тоже пошел за детьми, хотя и на приличном расстоянии. Ведь кольца, как-никак, оставались у них.

Через несколько минут Дигори уже стоял на опушке леса. Лев все еще продолжал свою песню, но она снова изменилась. В ней появилось то, что можно бы назвать мелодией, но при этом сама песня стала куда безудержней, под нее хотелось бежать, прыгать, куда-то карабкаться, громко кричать. Дигори, слушая, разгорячился и покраснел — его одолевало желание бежать к людям, и не то обниматься с ними, не то драться. Песня подействовала даже на дядюшку Эндрью, потому что Дигори услыхал его бормотание: «Одухотворенная девица, да. Жаль, что столь невоздержанного нрава, но прекрасная женщина несмотря ни на что, прекрасная». Но куда сильнее, чем на двух людей, подействовала песня на новорожденный мир перед ними.

Можете ли вы представить, как покрытая травой поляна кипит, словно вода в котле? Пожалуй, лучше я не смогу описать происходившего. Повсюду, куда ни глянь, вспухали кочки самых разных размеров — одни с кротовый холмик, другие — с бочку, две

— в целый домик. Кочки эти росли, покуда не лопнули, рассыпая землю во все стороны, и из них стали выходить животные. Кроты, например, вылезли точно так же, как где-нибудь в Англии. Собаки принимались лаять, едва на свет появлялась их голова, и тут же начинали яростно работать лапами и всем телом, словно пробираясь сквозь дыру в заборе. Забавней всего появлялись олени — рога у них высовывались прежде остального тела, и Дигори поначалу принял их за деревья. Лягушки, появившись близ реки, тут же с кваканьем принялись шлепаться в воду. Пантеры, леопарды и их родичи сразу же стряхивали землю с задних лап, а потом точили когти о деревья. С деревьев струились настоящие водопады птиц. Порхали бабочки. Пчелы поспешили к цветам, как будто у них не было ни одной лишней минуты. А удивительнее всего было, когда лопнул целый холм, произведя нечто вроде небольшого землетрясения, и на свет вылезла покатая спина, большая мудрая голова и четыре ноги в мешковатых штанах. Это был слон. Песню льва почти совсем заглушили мычанье, кряканье, блеянье, рев, рычание, лай, щебет и мяуканье.

Хотя Дигори больше не слышал льва, он не мог отвести глаз от его огромного яркого тела. Животные не боялись этого зверя. Процокав копытами, мимо Дигори пробежала его старая знакомая, лошадь извозчика. (Воздух этих мест, видимо, действовал на нее так же, как на дядюшку Эндрью. Земляничка бодро переставляла ноги, высоко подняла голову и ничем уже не напоминала заезженное, несчастное существо, которым она была в Лондоне.) И тут лев впервые затих. Теперь он расхаживал среди животных, то и дело подходя к какой-нибудь паре — всегда к паре — и трогая их носы своим. Он выбрал пару бобров, пару леопардов, оленя с оленихой. К некоторым зверям он не подходил вовсе. Но те, кого он выбрал, тут же оставляли своих сородичей и следовали за ним. Когда лев, наконец, остановился, они окружали его широким кругом. А остальные звери понемногу начали разбредаться, и голоса их замолкли в отдалении. Избранные же звери молча смотрели на льва. Никто не шевелился, только из породы кошачьих иногда поводили хвостами. Впервые за весь день наступила полная тишина, нарушаемая только плеском бегущей реки. Сердце Дигори сильно колотилось в ожидании чего-то очень торжественного. Он не забыл про свою маму, только знал, что даже ради нее он не может вмешаться в то, что перед ним совершалось.