— Третья шутка, третья шутка, третья шутка! — заверещала галка в полном восторге.
— Все равно я думаю, что это дерево, — настаивал кабан.
— Если это дерево, — предположил другоq медведь, — то в нем может быть пчелиное гнездо.
— Я уверен, что это не дерево, — сказал барсук. — По-моему, оно пыталось что-то сказать перед тем, как упало.
— Ни в коем случае, — упрямился кабан, — это ветер шелестел у него в ветках.
— Ты что, всерьез думаешь, что это — говорящий зверь? — спросила галка у барсука. — Он же ни слова толком не сказал!
— Все-таки мне кажется, что это зверь, — сказала слониха. — Ее мужа, если вы помните, вызвал к себе совещаться Аслан. Вот на этом конце белое пятно — вполне сойдет за морду. А эти дырки за глаза и рот. Носа, правда, нет. Но, с другой стороны, зачем же быть узколобыми? Многие ли из нас могут похвастаться настоящим носом? — И она с простительной гордостью прошлась глазами по всей длине своего хобота.
— Решительно возражаю против этого замечания, — рявкнул бульдог.
— Слониха права, — сказал тапир.
— Вот что я вам скажу, — вступил ослик, — наверное, это обычный зверь, который просто думает, что умеет разговаривать.
— А нельзя ли его поставить прямо? — вдумчиво спросила слониха. Она обвила обмякшее тело дядюшки Эндрью хоботом и поставила вертикально, к несчастью, вниз головой, так что из его карманов вывалились два полусоверена, три полукроны и монетка в шесть пенсов. Это ничуть не помогло дядюшке. Он снова повалился на землю.
— Ну вот! — закричали другие звери. — Никакое это не животное. Оно совсем неживое.
— А я говорю, животное, — твердил бульдог, — сами понюхайте.
— Запах — это еще не все, — заметила слониха.
— Чему же верить, если не чутью? — удивился бульдог.
— Мозгам, наверное, — застенчиво сказала она.
— Решительно возражаю против этого замечания! — рявкнул бульдог.
— В любом случае, надо делать что-то, — продолжала слониха. — А вдруг это Лазло? Тогда его надо Аслану показать. Пускай решает большинство. Что это такое, звери, — животное или растение?
— Дерево, дерево! — закричал десяток голосов.
— Отлично, — сказала слониха, — значит, надо его посадить в землю. Давайте-ка выкопаем ямку.
Два крота быстро справились с этой задачей. Звери, правда, долго не могли согласиться, каким же концом сажать дядюшку Эндрью, и его едва не запихали в яму вниз головой. Кое-кто из зверей считал, что его ноги — это ветки, а значит, серая пушистая штука на другом конце (то есть, голова) должна быть корнями. Но другие сумели убедить их, что его раздвоенный конец длиннее другого, как и полагается корням, и земли на нем больше. Так что в конце концов его посадили правильно. Когда яму засыпали землей и утрамбовали, он оказался погруженным в нее до колен.
— У него жутко вялый вид, — отметил ослик.
— Разумеется, оно требует поливки, — отвечала слониха. — Я никого не хочу обидеть, но мне кажется, что в данном случае именно нос вроде моего мог бы очень пригодиться.
— Решительно возражаю против этого замечания! — это опять отозвался бульдог. Но слониха знай себе шла к реке. Там она набрала в хобот воды и вернулась, чтобы позаботиться о дядюшке Эндрью. С завидным усердием слониха продолжала свои прогулки взад-вперед, покуда не вылила на дядюшку несколько десятков ведер воды, так что вода стекала по полам его фрака, будто дядюшка в одетом виде принимал душ. В конце концов он пришел в себя и очнулся. Что это было за пробуждение! Но мы должны отвлечься от дядюшки. Пускай подумает о своих гадостях, если может, а мы займемся вещами поважнее.
Земляничка с Дигори на спине скакала все дальше, покуда голоса других зверей совсем не стихли. Аслан и несколько его помощников были уже совсем рядом. Дигори не посмел бы прервать их торжественное совещание, но этого ему делать и не пришлось. Стоило Аслану что-то промолвить, как и слон, и вороны, и все остальные отошли в сторонку. Спрыгнув с лошади, Дигори оказался лицом к лицу с Асланом. Признаться, он не ожидал, что лев будет таким огромным, таким прекрасным, таким ярко-золотистым и таким страшным. Мальчик даже не решался взглянуть ему в глаза.
— Простите… господин Лев… Аслан… сэр, — заикался Дигори, — вы не могли бы… то есть, вас можно попросить дать мне какой-нибудь волшебный плод из этой страны, чтобы моя мама выздоровела?
Мальчик отчаянно надеялся, что лев сразу же скажет «Да», и очень боялся, что тот ответит «Нет». Но слова Аслана оказались совсем неожиданными.
— Вот мальчик, — Аслан глядел не на Дигори, а на своих советников, — тот самый мальчик, который это сделал.
«Ой, — подумал Дигори, — что же я такого наделал?»
— Сын Адама, — продолжал лев, по моей новой стране, по Нарнии, бродит злая волшебница. Расскажи этим добрым зверям, как она очутилась здесь.
В голове у Дигори мелькнул целый десяток оправданий, но ему хватило сообразительности сказать чистую правду.
— Это я ее привел, Аслан, — тихо ответил он.
— С какой целью?
— Я хотел отправить ее из моего мира в ее собственный. Я думал, что мы попадем в ее мир.
— Как же она оказалась в твоем мире, сын Адама?
— Ч-чародейством.
Лев молчал, и Дигори понял, что надо говорить дальше.
— Это все мой дядя, Аслан. Он отправил нас в другой мир своими волшебными кольцами, то есть, мне пришлось туда отправиться, потому что сначала там оказалась Полли, и она прицепилась к нам до тех пор, пока…
— Вы ее встретили? — Аслан говорил низким, почти угрожающим голосом, сделав ударение на последнем слове.
— Она проснулась, — Дигори выглядел совсем несчастным и сильно побледнел. — Это я ее разбудил. Потому что хотел узнать, что будет, если зазвонить в колокол. Полли не хотела, это я виноват, я с ней даже подрался… Я знаю, что зря. Наверное, меня заколдовала эта надпись под колоколом.
— Ты так думаешь? — голос льва был таким же низким и глубоким.
— Н-нет, — отвечал Дигори, — не думаю… я и тогда притворялся только.
В наступившем долгом молчании Дигори подумал, что он все испортил, и никакого лекарства для своей мамы теперь ему не дадут.
Когда лев заговорил снова, он обращался не к мальчику.
— Вот, друзья мои, — сказал он, — этому новому и чистому миру, который я подарил вам, еще нет семи часов от роду, а силы зла уже вступили в него, разбуженные и принесенные сыном Адама.
— Все звери, даже Земляничка, уставились на Дигори так, что ему захотелось провалиться сквозь землю. — Но не падайте духом. Одно зло дает начало другому, но случится это не скоро, и я постараюсь, чтобы самое худшее коснулось лишь меня самого. А тем временем давайте решим, что еще на многие столетия Нарния будет радостной страной в радостном мире. И раз уж потомки Адама принесли нам зло, пусть они помогут его остановить. Подойдите сюда.
Свои последние слова он обратил к Полли и извозчику, которые уже успели подойти к звериному совету. Полли, вся обратившись в зрение и слух, крепко сжимала руку извозчика. А тот, едва взглянув на льва, снял свою шляпу-котелок, без которой никто его раньше никогда не видел, и стал куда моложе и симпатичней — настоящий крестьянин, а не лондонский извозчик.
— Сын мой, — обратился к нему Аслан, — я давно знаю тебя. Знаешь ли ты меня?
— Нет, сэр, — отвечал извозчик. — Не могу сказать, что знаю. Однако, извините за любопытство, похоже, что мы все-таки где-то встречались.
— Хорошо, — отвечал лев. — Ты знаешь куда больше, чем тебе кажется, и со временем узнаешь меня еще лучше. По душе ли тебе этот край?
— Чудные места, сэр, — отвечал извозчик.
— Хочешь остаться здесь навсегда?
— Понимаете ли, сэр, я ведь человек женатый. Если б моя женушка очутилась тут, она, я полагаю, тоже ни за какие коврижки не вернулась бы в Лондон. Мы с ней оба деревенские, на самом-то деле.
Встряхнув своей мохнатой головой, Аслан раскрыл пасть и издал долгий звук на одной ноте — не слишком громкий, но исполненный силы. Услыхав его, Полли вся затрепетала, поняв, что лев призывает кого-то, и услышавший его не только захочет подчиниться, но и сможет — сколько бы миров и веков ни лежало между ним и Асланом. И потому девочка, хоть и удивилась, но не была по-настоящему потрясена, когда с ней рядом вдруг неизвестно откуда появилась молодая женщина с милым и честным лицом. Полли сразу поняла, что это жена извозчика, которую перенесли из нашего мира не какие-то хитрые волшебные кольца, а быстрая, простая и добрая сила, из тех, которые есть у вылетающей из гнезда птицы. Молодая женщина, видимо, только что стирала, потому что на ней был фартук, а на руках, обнаженных до локтей, засыхала мыльная пена. Будь у нее время облачиться в свои лучшие наряды и надеть воскресную шляпку с искусственными вишенками, она выглядела бы ужасно, но будничная одежда ей была к лицу.