Толстяк, в отличие от Скета, молчал. Или у него был вырван язык, или он считал, что утомительные разговоры вполне заменяет удар бича. Плеть взлетела в воздух и обрушилась на плечи однорукого великана, стоявшего в цепи первым. Цепь натянулась, и «отребье» пришло в движение.
— Одно ясно, — с тоской прошептал Баюл. — Если среди нас есть однорукие и одноглазые, так мы точно отребье, отбросы и уроды. Главное теперь — не сдохнуть за время пробежки. Хотя если тот запах, что доносится из деревни, издает наша еда, то смерть неминуема.
Баюл оказался недалек от истины. Вонь уже просто сшибала с ног, когда Салес остановил наемников у огромного котла. Угли под ним прогорели, над остывающим содержимым едва поднимался парок, и тягучее варево шевелил деревянной лопатой грязный бродяга, судя по всему, не так давно лишенный носа и ушей.
— Похоже, Бангорд действительно решил очистить Эл-Лиа от отбросов, — с отвращением прошептал Баюл. — Он созывает их со всей Эл-Лиа, сковывает цепью и заставляет бегать до умопомрачения. Те, кто не выдерживает, отправляются в котел. А прислуга у этих котлов варит себя частями, не дожидаясь спасительной смерти!
— Молчи, ублюдок! — с ненавистью просипел одноглазый из-за его спины. — Тут некоторые не ели уже по три дня.
— Извини, я не хотел испортить тебе аппетит, — виновато кивнул карлик.
Безносый тем временем шлепал в раскрытые ладони наемников что-то тягучее и скользкое. Некоторые тут же начинали пожирать ужасную пищу, других выворачивало наизнанку. Саш мельком вгляделся в смесь из переваренных зерен, овощей, подозрительных костей и отвратительных кусков мяса и отдернул руки. Порция отравы шлепнулась на землю.
— Долго ли ты пробежишь на пустой желудок? — презрительно бросил Скет, но плеть не поднял.
— Это нельзя есть, — твердо сказал Саш. — Побегу голодным, злее буду, когда в составе отребья пойду убивать раддов за пять золотых в месяц.
— Те радды, с которыми тебе придется схватываться, уже мертвы! — расхохотался Скет.
Баюл руки отдернуть не посмел, сделал шаг вперед, брезгливо сморщился, затем обернулся и шмякнул полученную порцию добавкой в пригоршни одноглазого, пожелав тому удачного пищеварения.
— Что делать будем? — толкнул он локтем Саша, вытирая ладони о траву. — С моими короткими ногами, да еще и без еды, я долго не пробегу.
— Будем выживать, — мрачно заметил Саш. — Ты уж поглядывай по сторонам, Баюл. Увидишь какую-нибудь съедобную травку, дай знать.
Последующие дни превратились в один нескончаемый кошмар. Два дня Скет гнал наемников по берегу озера, поэтому жажды они не испытывали. Правда, пить приходилось на ходу, малейший привал оборачивался кровавыми испражнениями прямо в воду. Съедобных травинок Баюл высмотреть не мог, но, к счастью, больше подобного варева Скет «отребью» не предлагал. Два или три раза он запускал новобранцев на и так уже потравленные огороды и заставлял выкапывать из земли сладковатые клубни. Некоторые из «отребья» ели их вместо с землей, чтобы потом опорожнять содержимое вздутых животов прямо на ходу. Баюл бежал что было сил, забыв и про шутки, и про то, что пика его уже давно приторочена к спине Саша поверх не видимого никому меча. Порой банги валился без чувств с ног и, приходя в себя на плечах друга, рыдал, говоря, что думал, будто уже лежит в траве с отрубленной рукой. На третий день на берегу озера, чьи красоты гасли без отзвука в затуманенном сознании «уродов», показался Ари-Гард. Высокие стены спускались к воде. Зловещего столба дыма над городом уже не было, темные дымки тянулись с холмов, но багровое пламя, не видимое никому, кроме Саша и Баюла, взмывало языками ненависти к небу. Салес загнал скованных в воду и заставил вымыться. В последний день убыли среди бегущих не было. Их осталось три дюжины, но эти три дюжины старались выжить, напрягая жилы и животы. Затем Скет объявил привал.
— Я боюсь одноглазого! — хрипло прошептал Баюл на ухо Сашу, распластавшемуся на прибрежных камнях. — Точно тебе говорю, он ночью глодал отрубленную руку, что болталась в браслете у него за спиной. Однажды он перегрызет мне горло!
— Не перегрызет, — пробормотал в ответ Саш, торопясь восполнить силы лучами пылающего светила.
Скет по-прежнему не спускал глаз с худощавого парня, который бежал, не зная устали, то и дело подхватывая на плечи маленького, но отнюдь не легкого друга. Не знал беззубый разбойник, что закинутая за голову рука на самом деле сжимает рукоять меча Аллона, который пополнял запас силы и стойкости бегуна. Саша же больше всего занимали слова Мантисса. В один из дней их обогнал строй крепких воинов. Мантисс легко бежал в первых рядах, он с ужасом окинул взглядом цепную процессию и крикнул Сашу:
— Запомни, Сиггрида убил свар по имени Манк! Он ушел с отребьем за день до вас, но он защищался. Совершенно точно, что Сиггрид сам спрыгнул с повозки и бросился на него с ножом! Это непохоже на старика, и мне это не нравится. Запомни — Манк!
— Поднимайтесь, уроды! — заорал Скет, пиная ногами и охаживая плетью самых медлительных. — Мимо Ари-Гарда пройдем шагом. Чтобы выглядели молодцами! Ночевка будет за рекой, скоро доберемся до места. Радуйтесь, радды идут вперед, а значит, вам бежать меньше!
Наверное, если бы Саш не был у горящей арки, открывшийся у стен Ари-Гарда вид мог бы лишить его разума. По крайней мере, даже Скет не проронил ни слова, пока скованные цепью наемники шли вдоль высокой стены, переходили памятный Сашу мост, выбирались на тракт и продолжали путь по каменистым холмам на север. Сладковатый запах гнили стоял в воздухе. Тут и там валялись истерзанные трупы стариков, женщин, детей. Еще живые доходяги стаскивали умерших к кострам и сжигали их, но урожай смерти не оскудевал. Вероятно, лиги пленников, назначенных к смерти над пылающими вратами, теперь использовались на самых тяжелых работах. Они перекатывали огромные валуны, тесали камень, углубляли ров у городской стены, копошась прямо среди закручивающихся водоворотами вод Маны. Вновь возведенные бастионы возвышались у моста, значительно подросла городская стена, оборонительные валы окружали тракт за рекой, начинаясь от крутобоких холмов и уходя к вновь блеснувшему на горизонте озеру. Пленники старались идти ровно, чтобы Скету или Салесу не было причины взмахивать бичами, но серое небо казалось столь низким, что голова опускалась помимо воли. Хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть между сваленными грядами валунов торчащие руки и ноги не успевших увернуться строителей. Бесконечные ряды шатров, лошадей, дымящихся костров под огромными котлами, лиги и лиги воинов, упражняющихся с оружием, которые начались сразу после моста, не могли развеять отчаяния и ужаса, воцарившегося среди отребья.
Уже в темноте Скет объявил привал, и это была первая ночевка, когда о еде не прозвучало ни слова. Ночью Саш пытался спать, чтобы набраться сил, но Баюл явно видел кошмары, стонал и бился о землю. Утром и он, и остальные наемники выглядели не лучше чем после дня бесконечного бега.
— Ничего, — довольно проорал Скет. — Еще день пути, и у вас будет возможность разом прекратить собственные мучения. Бегом!
Звякнула цепь, и неровный строй добровольных мучеников вновь двинулся с места.
— Все правильно, — изможденно хрипел Баюл за спиной Саша. — Если есть справедливость, то негодяи должны получать возмездие за совершенные злодеяния сполна уже в этом мире, а не в царстве Унгра. Ошибка только в том, что и мы попали в их ряды!
— А мертвые у стен Ари-Гарда тоже получили в этом мире по справедливости? — разъяренно обернулся Саш.
— Забудь о справедливости, — поморщился Баюл. — Или, точнее, так: забудь пока о справедливости. Иначе ты ее никогда не добьешься!
— Я сам закончусь в тот миг, когда забуду о справедливости, — прошептал Саш.
Последний бросок отребья закончился в полдень, когда, пройдя сквозь очередной военный лагерь, сопровождаемые оскорблениями и насмешками закованных в сталь крепких воинов, наемники оказались возле скопища повозок.
