– Как это мило, – не удержался от ухмылки я, припомнив одну из сказок еще не родившихся братьев Гримм. – Фройляйн Анхелика, вероятно, захотела получить своего принца, но тут что-то пошло не так.

– Ваше величество, – всхлипнула она, размазывая сопли по совсем еще недавно миловидной, а теперь ставшей совершенно отталкивающей физиономии. – Я ужасно боюсь этих тварей…

– Ничего страшного, – хмыкнул я, после чего развернулся к фон Гершову. – Кароль, дружище, твой дом совсем рядом. Будь любезен, дай приют этой милой барышне, пусть она немного успокоится и приведет себя в порядок.

– Конечно, мой кайзер, – почтительно поклонился барон.

– Детей, пожалуй, отправьте в Кремль. Хватит с них на сегодня прогулок.

– Как прикажете. Надеюсь, вы окажете честь, посетив мое скромное жилище?

– Я бы с удовольствием, старина, но у меня еще много дел. К тому же я хотел бы навестить Никиту Вельяминова.

– Надеюсь, ему уже лучше?

– Судя по словам О´Конора все именно так, но я хотел бы убедиться в этом лично.

– В таком случае, разрешите мне сопровождать принца и принцесс?

– Да, конечно. Займись этим.

Все это время, мальчики прятались за каретой, внимательно наблюдая за происходящим, гадая при этом, догадаются ли взрослые об их проделке?

– Кажется, Анхелику ведут в дом барона, – доложил приятелю Петер.

– Вот и славно! Уж больно она стала надоедливой в последнее время.

– А сюда идет господин фон Гершов.

– Это плохо. Он умный и может догадаться, тогда нам несдобровать!

– Рад приветствовать, ваше высочество! – громко заявил Кароль, подойдя к карете.

– И вам здравствуйте, господин барон! – улыбнулся во весь рот приятель принца, вылезший первым.

– Добрый день, молодой человек, хотя, может статься, для вас он будет не таким уж добрым!

– Отчего так? – с простодушным видом поинтересовался мальчик.

– Так уж заведено, мой юный друг, что за некоторые проделки, шалуны вроде вас очень близко знакомятся с розгами! – охотно пояснил ему фон Гершов. – Но где же ваш высокородный друг, почему он не желает почтить нас своим присутствием? Или он так испугался, что…

– Я здесь, – тут же выскочил покрасневший от злости Дмитрий. – И вовсе я ничего не боюсь! И в том, что случилось, нет вины Петера, это целиком и полностью моя затея!

– Отрадно слышать, ваше высочество, что вы готовы отвечать за собственные поступки и не пытаетесь прикрыться слугой. Однако позволено ли мне будет спросить, чем же вызвана ваша немилость к бедной фройляйн Анхелике?

– Она… она… – едва не задохнулся принц, пытаясь сформулировать причину своего неудовольствия, но так и не сумел подобрать правильные слова.

– Исчерпывающе! – понимающе хмыкнул барон, после чего доверительно наклонился к мальчику и негромко сказал. – Ваш царственный отец славится своим рыцарским отношениям к особам женского пола, и даже самые заклятые враги не смеют упрекнуть его в неучтивости к дамам. И если вы, мой принц, позволите дать вам совет, то я рекомендую следовать его примеру. Вы поняли меня?

– Да!

– Прекрасно, в таком случае, мы можем возвращаться в Кремль. Извольте занять место в карете, а я тем временем позабочусь о ваших сестрах.

– Хорошо, – вздохнул принц и послушно проследовал в экипаж.

– Что же касается вас, молодой человек, – обратился фон Гершов к Петеру, – то вам следует умерить свой темперамент. Ибо терпение его величества вовсе не так велико, как об этом склонны думать многие его подданные!

– Ваша милость, а куда направился наш добрый кайзер? – неожиданно спросил мальчик, увидев, что царь и его свита, вскочили на коней и на рысях тронулись вон из слободы.

– Как говорят русские, если вы, мой юный друг, будете много знать, то скоро состаритесь. А теперь извольте следовать за вашим господином.

За то время, что я здесь не появлялся, на вельяминовском дворе ничего не переменилось. Разве что бревна сруба чуть потемнели, да флюгер в виде всадника над кровлей боярского дома стал не таким блестящим.

Узнав о моем прибытии, Никита, разумеется, лежать не стал, а вышел мне навстречу, едва успев накинуть на себя парадный кафтан.

– Здрав будь на многие лета, великий государь, – поклонился он мне большим обычаем, а вышедшая вслед за ним дворня повалилась в ноги.

– Да я-то здоров, – усмехнулся я, глядя на все еще бледного от хвори ближника. – Вот ты как?

– Благодарение господу, на поправку пошел, – певуче протянула его супруга Марья и с поклоном подала мне полную чашу с вином. – Испей с дороги, государь.

День и впрямь выдался жарким, а потому я не без удовольствия отхлебнул прохладной романеи[35], после чего по обычаю расцеловал хозяйку в обе щеки.

– Окажи нам честь, пройди в дом. Отобедай с нами.

– Да я бы с радостью, вот только…

– Не обижай, великий государь, верных слуг своих, – раздался из-за спины Никиты голос княгини Щербатовой.

Я поднял взгляд и на какой-то краткий миг забыл, кто я и где нахожусь. От ежедневных забот с государством, боярами и детьми я стал забывать, как выглядит Алена и что она для меня значит. Но стоило мне встретиться с ней взглядом, и я едва не лишился дара речи. Строгий вдовий наряд не делал ее старухой, а, казалось, напротив, еще больше подчеркивал белизну кожи и безукоризненность черт лица. Губы по-прежнему не нуждались в помаде, а из-под соболиных бровей смотрели все те же прекрасные глаза.

– Хотя, почему бы и не зайти, – едва ворочая ставшим таким непослушным языком, отвечал ей я.

Не помню, что делал, какие яства отведывал, с кем и как разговаривал, но лишь одна мысль не давала мне покоя. Не поторопись я тогда, утверждая никому не принесший счастья брак, мы бы сейчас оба были свободны…

– Государь, – донесся из окружающего меня тумана чей-то настойчивый шепот. – Государь!

– Что? – непонимающе обернулся я к Михальскому.

– Салтыкова схватили.

– Что?

– Мишку Салтыкова, говорю, взяли!

– Да и черт с ним, тащите в приказ, пусть с ним Грамотин разбирается!

– Не можно сие! – угрюмо отозвался Корнилий.

– Это еще почему?

– Мишку не земские ярыги, а мои люди схватили и в Земском приказе о том, слава богу, пока что никто не прознал. В иное время не стал бы я вас тревожить, но сейчас ни то, что часу, минуты нет!

– Ладно, – приподнялся я со своего места, с трудом прогоняя охвативший разум морок. – Простите, дорогие хозяева, но государственные дела сами себя не переделают. Пора мне!

Мне прежде не раз приходилось бывать в пыточных камерах различных приказов. Но о том, что такое, если можно так выразиться, «подразделение» есть в структуре моей охраны, я даже не подозревал. Ей богу, до сих пор думал, что если Корнилию и его подручным удается схватить злодея, то они в лучшем случае проводят достаточно жесткий экспресс-допрос, а потом отправляют задержанного по назначению в Земский или Разбойный приказ. Кстати, знаете, чем они отличаются? Земский занимается лихими людьми в Москве, а Разбойный по всей остальной России.

Но вот, пожалуйста. Оказывается в строении отданном для расквартирования хоругви Михальского, помимо конюшни, кордегардии, казармы и прочих необходимых помещений имеется и небольшой подвал, в котором есть и дыба, и все необходимые инструменты, и даже горн для придания последним, так сказать, нужной кондиции.

На дыбе сейчас висел человек, в котором я без труда узнал Мишку Салтыкова – племянника Филарета и двоюродного брата Миши Романова. Он сейчас практически без одежды, в одних подштанниках. Прикреплен за руки. Это, кстати, еще по-божески, дыба механизм такой, можно и за ребро крюком подцепить. Не возрадуешься!

Рядом за небольшим столиком устроился с пером и бумагой один из ратников Корнилия, знающий грамоту, другой ратник исполняет обязанности палача.

– Молчит? – поинтересовался я.