За окнами старой квартиры Павловой на Английской набережной тихо падал тяжелый, сырой снег. Любовь Федоровна принесла кофе, но балерина не отложила утреннюю почту.

«Во Франции, — сообщала „Петербургская газета“, — пользуется весьма большим успехом известная русская артистка-танцовщица, избравшая себе псевдоним „Наташа Труханова“. Эта артистка — дочь одного петербургского артиста, ныне госпожа Труханова, собирается изменить балету и перейти в драматический театр».

Прочитав фразу из интервью Трухановой: «Балет — это рутина! Комедия — простор творчества!» — Анна Павловна неодобрительно покачала своей изящной головкой и тут же засмеялась. Дымился кофе в китайской фарфоровой чашечке, глянуло в разрыве серого тяжелого облака солнце, и очень кстати, и очень вовремя напомнила газета о Наташе Трухановой.

«Значит, она в Париже!» — подумала Павлова с приятным чувством человека, вдруг увидевшего рядом нужного сейчас друга.

Париж оставался последней столицей Старого Света, где русскую балерину знали, по ее мнению, мало, по мимолетным выступлениям в первом русском сезоне Дягилева. И вот теперь Анна Павловна готовилась в ближайшее время завладеть сердцами французов.

Через месяц, в апреле 1913 года, здесь, в Париже, открывается грандиозный Театр Елисейских полей, выстроенный по инициативе Габриеля Астрюка.

Предприимчивый антрепренер пригласил почти всех выдающихся европейских артистов, и Париж с нетерпением ожидал, когда они появятся в новом театре. Павлова с некоторым недоверием относилась к этой затее, хорошо помня дягилевские сезоны. Не затеряются ли знаменитые артисты и здесь, когда их не с кем будет сравнивать среди равных?!

Сезон должен был открыть дирижер и композитор Феликс Вейнгартнер, автор оперы «Шакунтала», поставленной на придворной сцене в Веймаре. Ему создали известность симфонические концерты в Берлине, Мюнхене, Кенигсберге. И теперь в Париже он предполагал дирижировать операми Берлиоза «Бенвенуто Челлини» и Штрауса «Электра».

Пригласили и Павлову. Она обещала танцевать «Лебедя» Сен-Санса, «Бабочку», «Вальс-Каприс» и «Вакханалию». Партнером должен был быть Лаврентий Новиков.

Как-то в Лондоне Павлова пошла в театр «Альгамбра» посмотреть выступление ансамбля москвичей с Гельцер, Тихомировым и Новиковым. Сильный классический танцовщик, обладавший безукоризненной техникой и высоким прыжком, Новиков произвел на Павлову самое благоприятное впечатление, и она пригласила его выступить с ней перед публикой «Палас-театра». Он танцевал с Павловой три сезона в «Жизели», «Шопениане», «Фее кукол», «Прелюдах» и в дивертисментных номерах.

Гастроли русской балерины в Театре Елисейских полей должны были проходить почти одновременно с лондонским третьим сезоном в «Палас-театре». Но ее это не пугало. Для артистки, объехавшей полмира, Лондон от Парижа отстоял не дальше, чем Москва от Петербурга.

Павлова не раз весело говорила:

— Подходящий муж для жены — это то же, что музыка для танца!

Впервые она проверила эту истину, отправляясь в Париж на открытие Театра Елисейских полей. Дандре предвидел все мелочи путешествия и жизни в столице Франции, так что, ни о чем не заботясь, Анна Павловна в пути просматривала брошюры и журналы, описывающие грандиозное сооружение — Театр Елисейских полей, в котором ей предстояло выступать.

Здание театра называли одним из красивейших в Париже. Построенное виднейшими архитекторами Европы, оно состояло из трех театров: Большого театра драмы, оперы и балета на две тысячи мест; Театра комедии; студии. Габриель Астрюк организовал попечительский комитет, в который вошли музыкальные деятели, композиторы и дирижеры: Камилл Сен-Санс, Рихард Штраус, Артур Нйкиш. По мысли Астрюка, Театр Елисейских полей должен был стать международным центром музыкальной культуры, постоянным местом для проведения фестивалей.

Просматривая списки приглашенных, Павлова уже начинала волноваться, точно стояла на сцене. В самом деле, в проспектах театра, предусмотрительно подобранных Дандре, значились Дебюсси, Тоскаяини, Вейнгартнер, Штраус, Рахманинов, Шаляпин, Павлова — с указанием, кто что будет исполнять. Павлова прочла в программе имена участников русских сезонов; Дягилева, Нижинского, Карсавиной, Фокина.

Прежде чем объявиться в театре, Анна Павловна отправилась к Наташе Трухановой по адресу, указанному Дандре в ее записной книжечке. Шофер такси, не задав ни одного лишнего вопроса, подвез Павлову прямо к крыльцу старинного особняка на Острове святого Людовика, где Труханова устроила свою квартиру.

— Аннушка, дорогая, я вас жду уже несколько дней, — просто встретила ее Наталья Владимировна.

Конечно, Наташа еще только мечтала о том, чтобы перейти в драму. И на предложение Павловой выступить с ней в каком-либо номере в Театре Елисейских полей охотно согласилась.

С привычной любознательностью ко всему окружающему, от людей до вещей, Анна-Павловна с удивлением разглядывала обстановку; взглянула на томики русских и французских книг, стоявших на полках шкафа, перелистала страницы стихов Бодлера, лежащих на письменном столе. Она отметила тонкий вкус хозяйки.

— А я, Наташа, я совсем непохожа на вас, — решила она после осмотра вещей, книг и платьев. — Хозяйством занимается Дандре, а я лишь иногда. У меня на уме одно — танцевать! Всегда, везде, где только есть зрители.

Голос ее стал печален, в глазах блеснули слезы. Труханова поцеловала Анну Павловну, усадила на диван и вдруг сказала:

— Я недавно прочитала новеллу, совсем маленькую. Вот послушайте…

Случилось это во Франции. Мимо изображения Мадонны проходят люди. И по традиции каждый что-нибудь оставляет возле статуи: кто цветы, кто ленты, кто записки. В кружку бросают мелкие монеты — для нищих… Однажды этой дорогой брел цирковой актер — Жонглер. Он был беден, в карманах его старенького костюма лежали только шарики, которыми он жонглировал. Оставить у ног святой девы артист ничего не мог… И тогда, обернувшись к Мадонне, он вынул шарики и начал жонглировать ими, показывая самые трудные, самые красивые номера. Собрался народ, поднялся ропот: «Он кощунствует перед святой девой!» Жонглер же их не слышал: так был занят своим делом. Мимо проходил седой священник — кюре этого прихода, и его возмутили упреки прохожих. И тогда он сказал им: «Этот человек с чистым сердцем отдает богоматери все самое ценное, что имеет. И не просит у нее ничего. А вы, бросающие гроши в кружку, тут же о чем-нибудь просите в награду. Однако никто не называет кощунством ваши поступки. Так не мешайте этому человеку делать то, что он делает во имя святой девы!»

Наталья Владимировна закончила свое повествование.

Гостья, подняв на нее глаза, молчала: она и угадывала подтекст рассказа, и сомневалась, так что Наталье Владимировне пришлось сказать:

— Вот так же и вы, Аннушка, даете миру все лучшее, самое драгоценное, что имеете!

Вечер длился долго, необыкновенно приятно и памятно.

Когда Анна Павловна объявила, что ей пора уходить, хозяйка остановила ее:

— Посидите еще, вот-вот придет наш общий старый знакомый.

— Кто это? — испуганно спросила гостья.

— Алексей Алексеевич Игнатьев.

— Игнатьев? Граф Игнатьев? Неужели? Однажды на вечере каком-то я танцевала с ним вальс. Интересно, какой он сейчас…

Действительно, постоянным вечерним гостем Трухановой в Париже был Алексей Алексеевич Игнатьев, теперь полковник, военный атташе императорского русского посольства во Франции.

В простом черном штатском костюме бывший кавалергардский ротмистр уже не имел пленительной молодцеватости, как в Петербурге, но оставался все тем же стройным, вежливым, прекрасно воспитанным человеком.

Алексей Алексеевич сознавал многие несправедливости русской жизни и тяжело пережил крушение в русско-японской войне веры в величие и непогрешимость царского самодержавия.