— А госпожа Асгерд?

— Она осталась там. И даже на один день со мной не поехала, — состроил гримасу Карло. — Сказала, что не хочет провести кучу часов в дороге, да и работа ещё и вполовину не сделана. Ходит там по залам и с картинами разговаривает. Я как увидел, хотел уже хватать её в охапку и тащить домой, и к папеньке нашего Бруно, пока совсем не свихнулась, но местные сказали, что у них такое часто случается, и далеко идущих последствий не будет, — он посмотрел на Варфоломея и сделал строгое лицо. — В общем, я надеюсь, что работа закончится и моя Джованнина придёт в норму. Потому что жить в этот музей я её не отпущу.

— Ничего не знаю, она отзванивается мне каждый божий день, и голос у неё бодрый, а речи — разумные, — сообщил Варфоломей. — Хорошая девочка, толковая. Господня воля её к нам год назад направила, не иначе.

Дверь отворилась, и вошёл Себастьен, кивнул всем, и нашёл Элоизу глазами, и улыбнулся, и сел рядом.

— Добрый вечер, монсеньор. Я последовала вашему совету и позвонила, и господин Капита мне всё включил очень быстро.

— Вот и хорошо, сердце моё. Вы не знаете, все заинтересованные лица уже здесь или нам нужен кто-то ещё?

Как будто в ответ появился Гаэтано, а затем Кьяра. Кьяра сообщила, что Франческа «уже сейчас будет», а про Октавио она ничего не знает.

— Будет — и будет, — кивнул Варфоломей. — Наливайте, запасайтесь едой, да приступим уже к нашим непонятным делам. С чего начнём — с проверенных фактов или со странностей?

— Начинайте с фактов, — кивнул Себастьен.

— Значит, факты, — Карло достал телефон и нашёл там, видимо, какие-то свои заметки. — Музей открылся в 1947 году, с тех пор можно насчитать четыре случая пропажи людей, которые имели к нему отношение. То есть, криминал происходил и с другими людьми — кого-то ограбили, кого-то сбила машина, кто-то сам вышел в окно и не вернулся, но нас-то интересуют случаи именно на тему «пропал без вести».

Первый случай — легенда про экскурсовода. Я пару дней поболтался в музее, позаглядывал Джованнине за плечо, когда она работала, и всеми силами изображал бездельника и балбеса, у которого крутая девушка — специалист-реставратор. Девушка крутая, не вопрос, но я-то не всегда бездельник, я не просто болтался, а ещё и болтал — прямо как мне было предписано, — Карло подмигнул Варфоломею. — И со мной тоже болтали, не поверите. Я специально несколько раз хватался то за рамы картин, то за мебель, то за витрины, и однажды смотрительское сердце не выдержало. Одна строгого вида особа сообщила мне, что не нужно трогать экспонаты, и не только потому, что им это вредно, но ещё и потому, что все, кто так делает, плохо кончают. Я спросил — это как, спасения души им не видать, что ли? А она покачала головой и ответила, что об этом ей доподлинно неизвестно, но вот о том, что те, кто не уважает экспонаты, могут бесследно пропасть, она знает точно. Я изо всех сил изображал недоверчивость, и пробил её всё-таки.

Она рассказала, что давным-давно, сразу после открытия, в музее работала одна дама. Она водила экскурсии и рассказывала на них о владельцах виллы и их портретах всё, что ей приходило в голову. То есть — сообщала несколько известных фактов, а остальное — что бог на душу положит. И когда коллеги с ней об этом разговаривали — ну, видимо, о том, что если не знаешь материала, то сиди и читай, а не ломись вести экскурсию — так она ещё и жить их всех учила. Говорила, что она не с улицы пришла в музей работать, и сама всё лучше всех знает. И продолжала вешать лапшу на уши доверчивым посетителям.

А потом она однажды не пришла на работу. Все возрадовались, потому что она всех там уже достала, и подумали, что она уволилась и уехала. Но пришла полиция, и оказалось, что никуда она не уехала, а бесследно исчезла. Дома её не было, её родня ничего о ней не знала, и друзья тоже не знали, и даже муж с детьми ничего не знали. Так её и не нашли, даже в виде бездыханного тела.

И с тех пор в музее всем новым сотрудникам рассказывают, что нечего отсебятину на экскурсиях пороть, а то плохо кончишь.

Вторая легенда — про художника. Этот художник тоже работал в музее, он занимался оформлением экспозиции. Развешивал картины, расставлял в витринах предметы, делал этикетки к экспонатам. И был у него на все эти вопросы свой собственный взгляд, не всегда согласующийся с правилами.

Например, он мог вбить в стену гвоздь, чтобы закрепить там старинную портьеру, прямо через эту портьеру. Или приклеить старую фотографию к подставке на какой-нибудь монстровый клей. Ну, чтобы гарантированно не отвалилось, как он говорил. А в этикетках он постоянно допускал ошибки. И тоже учил всех жить — когда ему говорили, что раз не умеешь работать с экспонатами, то иди на улицу щиты рекламные рисуй, он отвечал, что он-то как раз всё умеет, а все остальные — дураки.

Он тоже однажды не пришёл на работу. Но у него не было ни родни, ни друзей, и собаки не было, и даже в музее он работал не каждый день. Поэтому спохватились не сразу. Но полиция тоже его искала, и тоже не нашла. И с тех пор всем новым художникам рассказывают, что нечего обращаться с экспонатами, как будто это твои личные вещи.

Третья легенда — о прекрасной деве. Она была юна и не отягощена мозгами, зато имела богатых родителей. Родители очень хотели, чтобы дочка получила искусствоведческое образование и потом поражала всех их столь же богатых друзей своими глубокими познаниями в предмете. Но дочка не смогла сдать экзамены ни в один сколько-нибудь стоящий университет. Тогда её запихали в какой-то совсем завалящий, куда можно всем за большие деньги. И оттуда она тоже умудрилась вылететь. И тогда папа вспомнил, что директор виллы Донати — его знакомый, и упросил взять детку ну хоть на какую должность, только бы в музей. У директора была какая-то дырочка в штате, он и взял. В отдел рекламы, что ли. Помогать.

Дева пришла в музей и прифигела — это вот сюда родители хотели её запихать? Зачем? Тут скучно, тихо, ничего не происходит, все сидят по углам и покрываются плесенью. Её попытались приучить к работе — ну там, рассказывали про Донати, и какие они были крутые, и что от них осталось, и почему это интересно, и вообще. Дева не прониклась ни капли, но зато в её пустую голову вдруг забрела удивительная мысль — интерьеры-то крутые, это какую ж тусовку-то можно здесь устроить! И знаете, устроила. Ночью договорилась с охраной и назвала каких-то своих приятелей, которые там жрали, пили, трахались и курили травку. И можно представить, какой свинарник они после себя оставили.

Детке наутро сказали, что она в музее больше не работает. Но папа надавил на тогдашнего директора, и тому пришлось взять её обратно. Она пришла обратно, и всё началось по новой. Только в следующий раз пиво пили из серебряных кубков работы Челлини, а дева напялила на себя свадебное платье Жермены Донати. Это рассказала охрана — уже потом, когда всё случилось.

В общем, она однажды тоже не пришла на работу. И о ней тоже никто не стал печалиться. Но опечалились папа с мамой — как-никак дочка, хоть и придурковатая. И они-то как раз весь город на уши поставили, и музейщиков, и полицию, и частных детективов. И разумеется, не нашли. А всем новым сотрудникам отдела рекламы с тех пор проводят отдельный инструктаж — о том, что можно делать в музее, а чего категорически нельзя.

И кстати, директор вскоре после этой истории был отстранён от должности.

Ну а про четвёртую легенду мы с вами уже знаем. Жил-был хранитель и исчез, то ли с картиной, то ли без. Но эта особа тоже всех в музее достала, и о ней никто не жалеет. А о чём инструктировали следующего после неё хранителя — об этом пока историй не рассказывают.

— Как вам музейные легенды? Я прямо даже пожалел, что у нас своих таких нет! — Карло сиял, будучи в центре внимания.

— Спасибо, добрый человек, нам такого счастья даром не надо, — скривился Варфоломей.

— У нас, знаешь ли, местами свои легенды, ничуть не хуже, — улыбнулся Себастьен. — И это ведь не всё, что ты хочешь нам рассказать, так?