— Он предал прошлого главу рода? — немного удивляюсь. Старик произвел впечатление человека, соблюдающего традиции. А какие могут быть традиции без верности?

Аяно вздыхает, личико ее резко гаснет. Видимо, затронул старые раны.

— Прошлый глава — мой дядя, — нехотя признается. — Он узурпировал власть в роде, убил отца и мать, когда они находились в России с государственной миссией. Я была маленькой и, благодаря случайности, смогла избежать смерти. Сбежала от убийц. Жила в московских трущобах, побиралась. Потом выросла. Много чего плохого делала. Много невинных убила. Но однажды смогла добраться до одного виноватого, — она кровожадно усмехается. — До сих пор приятно в груди от этого воспоминания.

О, у самурайки скелет в шкафу. И она мне только что приоткрыла дверцу. Ценю.

— Понимаю, — моя улыбка, уверен, сейчас не уступает в жуткости. — В отличае от тебя, я смог отомстить за родителей сразу же, не мучаясь годами ожиданий. Но все равно, чертовски кайфово возвращаться в миг, когда расколотил той твари голову.

Утюгом. Тому ксинусу я размозжил голову маминым утюгом. Он еще был горячим — остывал на гладильной доске. Запах дымящейся шкуры твари был до безумия приятен. Поэтому и люблю молнии — они сжигают.

— Но разве твои родители не живы? — округляет глаза Аяно. — Или ты приемный?

— Нет, теперь живы, — отмахиваюсь. — Я их воскресил. Потом расскажу как-нибудь.

Да, Аяно можно. Почти своя. Да и большого смысла скрывать нет. Я теперь князь, а инферно и так знают, что школьник Бесонов и Перун одно лицо. Градгроб же, чует мое сердце, помнит Страшный мир. И то, что он сдох в Эразине, лишь часть его хитровывернутого плана. Не мог Дьявол, захвативший все Нижние миры, так легко попасться. Теперь уже это ясно.

Аяно явно хочет подробностей. Но слуги приносят японские деликатесы, и ей приходится замолчать. Яства разные, даже не знаю, что выбрать. Еды много, глаза разбегаются.

С помощью палочек цепляю филе лосося, окунаю в соевый соус.

Немного солено, но чертовски вкусно. Продолжаю брать по кусочку, пробую, катая тающие мякоти во рту.

Аяно, сложив белые ручки на стол, внимательно смотрит, как я ем.

— А ты чего сидишь, командирша? — показываю палочками на рыбные кусочки. — Налетай тоже.

— Драться надо на голодный желудок, — бурчит она.

Опять за свое.

— А давай первый спарринг проведем не на ринге? — предлагаю, закинув в рот зеленые водоросли. Мягкие кусочки оставляют приятное послевкусие. — Их всего триста. Какая разница, одним больше, одним меньше.

— Что ты предлагаешь? — хмурится Аяно.

— Русскую игру «бутылочку», — показываю на графин.

Японка фыркает.

— Перун, я достаточно прожила в России, чтобы знать эту пошлую игру.

— Твой первый поцелуй сорвали в ней? — подкалываю, на что получаю грозный взгляд. — Ладно, давай просто не будем целоваться. Пока что. — добавляю все-таки.

— Что же будем делать? — игнорирует Аяно последние два слова.

— Крутишь ты и я. Если моя бутылочка показывает на тебя, а твоя на меня нет, то я выигрываю. Проигравший исполняет желание победителя.

Задумчивая морщинка искажает лоб Аяно.

— Несколько условий, — хлопает по столу японка. — Ничего пошлого. И нельзя отменить спарринги.

— Заметано, — переливаю сок из графина в стакан и, положив на стол, кручу.

Ловкость Мурки не проешь сушами. Горлышко показывает точнехонько в Аяно. Следующей крутит она. Горлышко показывает на мой бок. Ну, пускай. Засчитаем.

Так делаем несколько подходов, пока японка не проигрывает. Бутылка останавливается, и горлышко смотрит на дверь.

— Промах, командир, — сочувствую японке. — Первый спарринг за мной.

— Ну и чего ты хочешь? — нервно облизывает она губы.

Чувствуя над ней власть, я потираю руки, заставляя девушку еще больше нервничать.

— Спарринги нельзя отменить, так? Но пройдут они так, как я захочу, — разнообразно. Словно триста свиданий.

Рубрика «Легендариум демоника Перуна». Хохмы читателей.

Сидят на собрании Перун и главы младших родов. Вдруг, неизвестно откуда, появляется большой черный кот и говорит:

- Товарищи, минутку вашего времени! Вы тут случаем голову Берлиоза не видали?

Пока все в шоке смотрят на говорящего кота, пытаясь понять, что происходит, Перун, не растерявшись, кивает на стол:

- Нет, у нас тут только голова Деймона.

- Тоже в вас не верил? — понимающе протягивает кот и махнув на прощанье хвостом, исчезает. (Автор АмалияМ)

— Попробуй кужиру, — Аяно подкладывает в мою тарелку несколько вкусных кусочков. Для этого ей приходится подняться и потянуться через стол. Я же созерцаю ее округлые прелести, чуть-чуть проступающие сквозь кимоно. — Это вырезка кита ономи, представляющая собой часть мышцы, проходящей от спинного плавника к хвостовому плавнику.

Мы вдвоем в огромной трапезной. Слуги ушли сразу же, как принесли еду. Моне Кобе тоже покинул нас с хитрой улыбкой. Но успел поставить на стол бутылочку вина, к которой мы с японкой не притрагиваемся. Коварный дворецкий в мыслях, поди, уже сосватал за меня свою госпожу. Старики ведь такие — им лишь бы внуков. А этот Моне, я заметил, поглядывает на Аяночку по-отечески.

Закидываю предложенное угощение в рот.

— Ммм…вкусно.

— Вот еще конина, — японка перекладывает ко мне тонкие полоски сырого мяса.

— Конина? — Послышалось, может?

— Конина, — серьезно кивает Аяно. — Сырая. Мы специально лошадей разводим. Поешь, Перун, еще вагю, это высококачественная говядина. Очень дорогая.

Смотрю на японку, слежу, как ловко она подцепляет мясо и рыбу двумя палочками, чтобы попотчевать меня очередным деликатесом. Прямо радушная хозяйка. Единственно, что не воркует: кушай, деточка, тебе поправляться надо. Явно неспроста перемены в поведниии. Хе. Ради своих спаррингов старается.

Аяно протягивает миску со скользкой белой жижецей. Внешне напоминает клей для обоев.

— Это ямс, тертый горный корнеплод. Попробуй, Перун.

Нахожу на столе ложку, закидываю немного кашицы в рот.

— Скользит как угорь по пищеводу, — задумчиво говорю.

— Ничего ты не понимаешь. Дикий ямс очень полезен.

— Не сомневаюсь, — ем еще пару ложек и откидываюсь на спинку стула. — Аянушка, очень вкусно, — потираю я живот. — Может, перейдем к сладкому? Что ты можешь предложить в качестве десерта?

Внимательно созерцаю ее розовенький ротик. Ох, что я только не вытворяю с ним в мыслях. Если бы Белоснежка узнала — взорвалась бы от ревности.

Аяно краснеет под моим взглядом и не выдерживает:

— Перун! Называй меня командир!

— Хорошо, командирушка, — пожимаю плечами.

Она чуть не бросает грубое слово, возможно, матерное, очень возможно, японское матерное, но тут же перебарывает себя и сбавляет резкость тона.

— Сегодня готовили дайфуку, рисовые лепешки с начинкой. Распорядиться подать?

— Мне кажется, достаточно того, что есть.

Японка бросает беглый взгляд на стол.

— Но ничего из сладкого здесь нет.

— Я так не думаю, — усмехаюсь. Смотрю только на нее.

Краснощекая Аяно вскакивает со стула так резко, что подол кимоно взметается, приоткрывая сочные бедра.

— Всё, Перун! Доигрался! Мы идем в додзе, наказывать тебя прямо сейчас!

— Командир, — даже не двигаюсь с места. — Не забыла, кто теперь решает, куда мы идем?

— Спарринги ты не можешь отменить. Таковы были условия твоей «бутылочки».

— Конечно. Вопрос, только в каких видах спорта проведем соревнования, — скучающе говорю. — Драться не хочу. Надоело. Поехали что ли в бассейн, поплаваем наперегонки.

— Что-о?! — такого поворота она точно не ожидала. — Твою мать, мы не пойдем в бассейн! Я тебе не глупая школьница, которую можно таскать везде и лапать.

— Тогда спаррингов не будет, — встаю из-за стола и иду к двери. — Спасибо за трапезу, командир. Прощайте. Хорошего дня.