Я спросил Китьякару:
— Почему вы решили позвонить в Лондон?
— Это совместное решение. — Принц попросил двух своих спутников оставить его наедине с мистером Джорданом. — Генерал-майор Васуратна, — сказал он мне, когда мы остались вдвоем, — провел в прошлом несколько весьма удачных операций, но смерть трех агентов камнем лежит у него на совести. На прошлой неделе один из его адъютантов застал его сидящим за письменным столом с пистолетом у виска. — Он склонился ко мне с кресла, и его худощавое тело застыло в этом положении. — У меня нет ни одного человека, который мог бы взять на себя столь ответственное задание — и столь опасное. Попытка подобраться поближе к Марико Шоде — напоминает проход по минному полю. И я бы хотел, чтобы вы это четко уяснили. — Я задумался.
— Вы знали, что прибуду именно я?
— Нет. Просто мы попросили прислать человека самого высокого уровня подготовки.
— Как вы связались с Лондоном, сэр?
— Через министерство иностранных дел.
— Напрямую?
— Нет, через вашего посла в Бангкоке.
— Вы лично встречались с ним?
— Да.
— Присутствовал ли кто-нибудь еще при вашей встрече?
— Никого.
— Выходил ли он на контакт с Д—16?
— Боюсь, не имею представления. Мне было сказано, что он попытается найти кого-нибудь.
Встав, я подошел к окну. Дождь почти прекратился, и доносилась лишь дробь капель, падающих с листьев вниз. Вот что мне не нравилось больше всего во всей этой раскладке: я появился на сцене, уже усеянной мертвыми телами, что никоим образом не могло служить успеху дела — то есть противная сторона уже выдала три недвусмысленных предупреждения. Я мог бы заняться этой историей, если мне удастся найти какой-нибудь ход, но меня беспокоило, что я был выбран для выполнения данного задания по чистой случайности, и фактически предложение мне сделал один из наших опалившихся “духов”, существование которого ныне напоминало судороги полураздавленного червяка.
Мне это не нравилось. Мне это не нравилось настолько, что, сидя лицом к лицу с принцем Китьякарой в тишине маленькой комнатки, я чувствовал, как на руках у меня дыбом встают волосы и нервы напрягаются в тошнотной тревоге.
— Почему, сэр, вы решили связаться с Лондоном, а не с Вашингтоном, учитывая все, что вы мне рассказали?
— Генерал-майор Васуратна хорошо знаком с положением дел в международном разведывательном сообществе. — Поднявшись с кресла, он дохромал до окна, где я стоял. — Он объяснил мне, что ЦРУ, как правило, предпочитает работать командой, часто прибегая к полувоенным методам. И несмотря на то, что пока нам так и не удалось достичь успеха, он по-прежнему убежден, что удача может прийти лишь к агенту-одиночке, который будет действовать, не привлекая к себе внимания. И ваши люди пользуются именно такой репутацией. — Он вытащил из кармана ингалятор. — Конечно, все может быть и не так, но, во всяком случае, я не требую от вас немедленного решения. Обдумайте его, мистер Джордан, день-другой и дайте мне знать.
— Хорошо.
— Пока я просто скажу вам, что, если вы возьметесь за выполнение этого конфиденциального задания, мы предполагаем, что вы сами назовете сумму вашего вознаграждения. И, конечно, вам будет обеспечена безоговорочная помощь и личного состава и доступ к техническим средствам нашей службы безопасности и разведки.
Мы провели с ним наедине еще минут десять, в течение которых он рассыпался в дипломатических любезностях, после чего, обменявшись с ним рукопожатием, я оставил его с вежливой улыбкой на губах.
— Никак вы, Томпсон?
— Что?
— Билл Томпсон?
— Нет.
— О, прошу прощения.
Говоривший отпрянул в сторону, подняв в извиняющем жесте пухлую розовую руку. Но его движение вызвало легкое смятение среди окружающих, в результате чего пролилось немного шампанского.
Двигаясь к выходу, я наткнулся в холле на кое-кого из знакомых, но сделал вид, что не заметил; я извинился перед Китьякарой, что не хочу больше никаких встреч, и он меня понял. Видно было, что он…
— Не могли бы вы помочь мне?
Девушка в зеленом шелковом платье и с сердитыми глазами.
— Каким образом? — остановился я.
— Можете ли вы просто проводить меня до такси? — Не поворачивая головы, она пыталась увидеть, что делалось у нее за спиной.
— Конечно.
Она взяла меня под руку; мы миновали двух швейцаров в ливреях и спустились по ступенькам. В свете уличных фонарей искрились текущие по тротуару потоки воды, и мальчишка шлепал по лужам. Ноги у нас мгновенно промокли, и, когда я, открыв перед ней дверцу такси, она сразу же, нырнув внутрь, принялась стаскивать с ног ярко-зеленые туфельки.
— Теперь у вас все в порядке? — Но вместо ответа она просто захлопнула дверь, и я остался стоять под порывами штормового ветра, глядя вслед огонькам такси. Я успел лишь мельком увидеть ее бледное лицо.
— Прошу прощения… мистер Джордан? Шофер в синей военно-морской форме с таиландской кокардой.
— Да?
— У меня тут машина, сэр. Прошу вас, вот сюда. Проследовав за ним по затопленному тротуару, я влез в лимузин. Водитель захлопнул за мной дверцу, а сам расположился за баранкой.
Скинуть ботинки — о да, это хорошая идея. Похоже, они окончательно…
— Добрый вечер, мистер Джордан.
Она сидела в тени и ее почти не было видно в противоположном углу” — хрупкая азиатка с детским голоском. Обратив на себя внимание, она выпрямилась: плотно сдвинутые ноги, руки на коленях.
— Меня зовут Джасма.
Типично азиатское гостеприимство.
Даже сейчас я не мог рассмотреть ее во всех подробностях; кажется, у нее большие влажные глаза с густым макияжем на веках, кожа цвета слоновой кости, и запах жасмина.
— Счастлив встрече с вами, Джасма. — Я было наклонился к водителю приказать ему сниматься с места, — потому что мне не нравилось, когда женщины использовали меня втемную, как игрушку — но тут же решил предоставить событиям идти своим чередом. — Где бы вы предпочли пообедать? — Чувствовалось, что она была заинтересована в беседе со мной, и, поскольку она лучше разбиралась в местной топографии, я предоставил ей право давать указания водителю.
— Где вам угодно, мистер Джордан.
— Существует ли еще Сиамский Сад?
— Да.
Объяснив шоферу, куда ехать, я откинулся на спинку сиденья.
— Вы исключительно обаятельны, Джасма. Вы родились в Таиланде?
— Благодарю вас. Да, в Бангкоке.
— Как-то я бывал там.
— В Бангкоке живет моя семья, — тихо сказала она. — Одна из моих сестер — балерина в Тайском Королевском молодежном балете.
— Должно быть, вы очень гордитесь ею. — Мы обменивались любезностями, пока машина пробиралась по затопленным улицам. “Можешь ли ты мне сказать, как подобраться поближе к Марико Шоде?” Вряд ли.
— Да, — сказала она, отвечая на какой-то мой вопрос, — но завтра мы снова увидим восход солнца, хотя, конечно, будет очень душно.
— Печально. Она коротко засмеялась, прикрыв рот.
— Да, в самом деле, печально!
— Я снова наклонился к водителю:
— Сиамский Сад на Моск-стрит.
— Да, сэр, но прямой дорогой нам не проехать. Там все затоплено. Вечные проблемы, когда дожди.
Мы повернули налево, держа путь на юг.
— Вы живете в Англии, мистер Джордан?
— Да, в Лондоне.
— Я видела его только на открытках. О, как бы я хотела побывать в Лондоне.
— Вы почувствуете себя там как дома — большую часть времени там тоже идут дожди.
Мы двигались теперь по узким улочкам, и машина остановилась, пропуская велосипедиста, ехавшего навстречу нам.
— Вы давно в Сингапуре, мистер Джордан?
— Всего несколько дней. Это интересное…
Я сломал ей кисть как сухую веточку, но лезвие все же успело пропороть мне пиджак, рубашку и воткнуться в бок, прежде чем я заметил в полутьме блеск стали. Обе задние дверцы распахнулись настежь, и я нырнул в левую сторону, поскольку сидел справа, но у меня на горле сомкнулись чьи-то руки, и я вслепую ударил четырьмя растопыренными пальцами, целясь в глаза нападавшему, и, по всей видимости, попал, потому что услышал вскрик боли. Разобраться в подробностях нападения я пока не мог, но в открытой дверце слева вырисовывался силуэт то ли женщины, то ли подростка; найдя опору для рук на полу салона машины, я выкинул вперед и вверх правую ногу, которая, встретив было сопротивление, все же разогнулась до конца, и цель, в которую я метил, отлетела в сторону. На сетчатке у меня отпечаталась калейдоскопическая путаница — салон машины, лицо водителя над спинкой переднего сиденья, свет от качающегося уличного фонаря, проникающий через открытую дверцу, глаза Джасмы, столь же блестящие, как и лезвие, которое снова взметнулось мне навстречу — на этот раз она держала его в левой руке. Единственными звуками были полные боли вскрики двух женщин; одна из них выдала яростную тираду на языке, похожем на кхмерский, когда я, перехватив нож подставленным блоком, выкрутил кисть Джасме и развернул клинок острием к ее тонкому, затененному полутьмой лицу; я почувствовал, как он, скользнув по кости, без сопротивления по рукоятку вошел в плоть, но в этот момент в голове у меня словно вспышка взорвалась, и я свалился, привалившись к заднему сиденью, не в силах перевести дыхание от режущей боли в боку.