— В этом-то и состоит суть моего замысла. Думаю, он достаточно продуман, чтобы сломить ее. Поймите, это не жест отчаяния. Я тщательно все обдумал. И вам известен мой послужной список, сэр.

Оставалось лишь ждать.

Дело в том, что все это было внове. Если бы я сказал, что собираюсь проникнуть в сеть операции КГБ, взорвать пропускной пункт или перетащить через границу высокопоставленного перебежчика, то он дал бы мне “добро”. Но в завершающей фазе операции “Красный Лотус” возник непривычный экзотический элемент — вуду.

— Скажите вашему контролю, что я хочу переговорить с ним.

Подозвав Ломана, я оставил его наедине с телефоном, вернулся в салон и остался стоять у окна, сложив на груди руки и чувствуя, как напряжены у меня нервы, потому что, если Кродер скажет “нет”, я впустую потеряю день, а потом маленький неприметный чиновник в отделе кадров возьмет ручку и впишет в пустую графу в отчете о ходе операции: “Задание не выполнено”, а если Кродер даст согласие, мне придется встретиться с Шодой, когда у меня не будет за спиной ни прикрытия, ни поддержки, и Бог знает, чем там все кончится.

Я слышал, как Флуд что-то тихонько насвистывал сквозь зубы. Где-то за спиной у меня сидела Кэти; я не знал, чем она занята, но чувствовал ее напряжение. Пепперидж стоял, засунув руки в карманы и свесив голову; затем шагнул ко мне и тихо бросил:

— Что бы ни случилось, старина, я всегда на твоей стороне.

— Знаю.

До меня доносился голос Ломана, говорившего по Телефону, и я думал: “Иисусе, я должен был остаться рядом с ним и заставить его продать Кродеру мой план”. С другой стороны, Ломан и сам постарается убедить его, “конечно, у оперативника не было никаких шансов справиться с делом, если бы меня тут не было”, и ему повесят долбаную жестянку на его цыплячью грудь, и он, как всегда… нет, это нечестно, он вкалывает вовсю, и не стоит подкалывать этого бедного маленького ублюдка.

Нервы, это все нервы.

— Не можете ли вы заткнуться?

Я смотрел на Флуда, не понимая, почему у меня вырвались эти слова, но его насвистывание в самом деле действовало мне на нервы.

— Прошу прощения, сэр.

Конечно же, его не отпускали те же мысли, ибо он понимал: если меня постигнет неудача, ему придется тут же включиться в дело.

— Не могу ли я…

Кэти. Она стояла у меня за спиной, почти вплотную, но я так и не услышал, что она хотела сказать. Что она хотела? Принести что-то выпить? Хотела ли она меня о чем-то спросить и самое ли подходящее время она выбрала для вопросов? Я не слышал ее и не мог слышать, потому что в комнате показался Ломан, и мы все повернулись к нему.

— От мистера Кродера получено разрешение.

Было 15.14, лучи солнца пробивались сквозь затемнение окна, и пока нам оставалось лишь ждать.

Бог знает, в который раз я снова и снова проигрывал всю ситуацию, прикидывая возможные ошибки и просчеты, отбрасывая слишком рискованные ходы и чрезмерно благодушные предположения.

Это был долгий день, очень долгий, и Флуд неотлучно сидел на телефоне, периодически выслушивая сообщения от наших людей, рассеянных по улицам, и каждый звонок отдавался у меня в голове, заставляя дергаться, ибо каждый из них мог положить начало событиям, которые должны были наступить примерно в 21.14, плюс-минус пару минут, когда Шода получит по рации сообщение, что груз “Рогаток” в Прей Венте.

Чай. Мы бесконечно пили чай, ибо нет ничего лучшего в такую чертову жару.

Наконец в 18.09, когда жар солнца стал меркнуть за стеклами, мы получили сообщение от нашей второй команды — состоялся вылет груза в Пномпень, вместо “Рогаток” — старые пишущие машинки; в 20.46 они позвонили снова: груз точно по расписанию снялся из Пномпеня, и в 21.14 пришло последнее сообщение, что он прибыл в Прей Вент; через семь минут наш контакт на Сайбу-стрит оповестил, что Шода только что в лимузине с эскортом из двух машин покинула дом.

Последний этап начался.

— Они двинулись по Хавелок-роуд, пересекают Нью-Бридж. — Ломан спросил у Кэти:

— Что за эскорт у нее? — Кэти включила радиофон.

— С—3, можете ли вы сообщить, какой эскорт у нее? Из-за дымчатых стекол почти ничего не было видно, но я наблюдал за движением в зеркале заднего вида.

— Кто-то сидит у нас на хвосте?

— О, да, — кивнул Помай. — Наше собственное сопровождение состоит из пяти неприметных машин, две из которых впереди нас.

Я увидел название улицы Сейг Эндрю. Мы двигались к северу.

— С—1, прошу связи.

— Вас слушают.

— Одна машина перед ней, а другая сзади.

— Спасибо, — сказала Кэти.

Она чуть повернула голову, и Ломан кивнул. Пепперидж сидел по другую сторону от меня. Он ни слова не произнес, как мы покинули ночной клуб. Я не знал, что у него на уме, но не сомневаюсь, он был доволен ходом событий: он успешно заманил меня в операцию Бюро, руководил моими действиями в Сингапуре, якобы через Челтенхем, а на самом деле контактируя с Лондоном и получая от них указания.

Несмотря на мое чувство симпатии к этому человеку, я не поделился с ним планом действий при встрече с Шодой, хотя должен был это сделать. Я не мог простить ему предательства.

“Они разворачиваются на автотрассу и направляются к северу.”

Шода.

“Я хотел бы тебе кое-что, сказать. — Это Пепперидж. — Шода боится тебя.”

“Она очень сильна. С очень жестким характером. — Слова Сайако-сан. — Но, подобно стеклу, в один день она расколется. И этот день, думаю, придет вашими стараниями.”

Теперь все зависит именно от этого. От ее страха передо мной. Это единственное, что я могу противопоставить ей. И ее вуду.

Кэти развернула машину, и я увидел другой дорожный знак “Офир-роуд”

— Где она сейчас? — спросил я ее.

— Перед нами, на Восточнобережной трассе.

— Направляется в аэропорт? — Похоже.

В этой стороне располагались только курортные местечки и теннисные клубы.

Ломан дотронулся до моей руки.

— Как ты…

— Высший класс.

Тут не телепатия: он ждал, что я доложу о готовности, поскольку до начала операции оставалось несколько минут. Кивнув, он отвел руку.

— С—1,-прошу на связь.

— Говорите.

— Голос Флуда. Он остался в ночном клубе, поддерживая контакт.

— Можете ли дать оценку состоянию дел?

Для передачи. Он должен связываться с Кродером.

Ломан наклонился к радиотелефону.

— Передайте, что мы, как и запланировано, продвигаемся к месту встречи и готовы к активным действиям.

Коротко и четко. У этого мужика, надо признать, есть голова на плечах.

— С—1… С—1…

Кэт взяла радиотелефон.

— Говорите.

— Боинг-727 готовится к взлету. — Говорил явно китаец, на английском с американским акцентом. — Заправка закончена, и он проверяет систему связи.

— Благодарю. Продолжайте информировать нас. — Она повернула голову: — Вы слышали, мистер Ломан?

— Да.

Радиофон еще дважды подал признаки жизни: сообщил нам о позиции, которую занял конвой Шоды, и Флуд доложил, что передал информацию в Лондон.

Я выглянул из окна, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, что сижу в “Черной Марии”, которая везет меня к месту казни. Я не был фаталистом, не верил в предначертания звезд. Просто никаким иным образом завершить операцию было нельзя, и мы это понимали. Нервы, естественно, были напряжены, что в такой ситуации вполне нормальное явление, так что успокойся, расслабься.

И тут подал голос Ломан.

— Мое мнение, — осторожно начал он, — что ваши подсчеты временного фактора слишком пессимистичны. Предполагаю, что в вашем распоряжении будет несколько больше, чем пять минут. Скорее всего, возникнет замешательство, когда обнаружат подмену груза, и вряд ли они сразу же сообщат об этом Шоде. Продолжать?

— Нет. — В темном проеме окна машины проплыл красный сигнал на верхушке радиомачты. — Я и так все знаю. — Пошел на взлет реактивный самолет, и от рева его двигателей задребезжали стекла машины.