— Пусть открываются сердца и выпивка льется рекой!

— И девочки раздвигают ноги, — присоединяется Антон.

— Антон! — Худощавый парень, ухмыляясь, протягивает рюмку. — Опаздываешь — придется догонять.

Племянник Захарова пристально смотрит на меня, а потом уходит вместе со своей компанией. Проталкиваюсь в главную залу мимо смеющихся мастеров из разных семей. Интересно, многие из них сбежали из дома? Бросили нормальную жизнь в каком-нибудь Канзасе или Северной Каролине? Приехали в большой город и попали в руки к Захарову? Баррон следует за мной по пятам, не убирает ладонь со спины. Неприятно.

В другом конце зала на подиуме женщина в светло-розовом костюме вещает в микрофон:

— Вы спрашиваете себя, почему мы здесь, в Нью-Йорке, собираем деньги, чтобы поправка не прошла в Нью-Джерси. Может, лучше поберечь средства, вдруг они нам самим понадобятся, если такой закон вздумают ввести и у нас? Леди и джентльмены, если вторая поправка пройдет в одном штате, особенно в том, где проживает столько наших друзей, родственников, то она пройдет и в других. Нужно защитить право соседей на частную жизнь, иначе некому потом будет защищать наши права.

Мимо проходит красивая девушка в черном платье, темно-русые кудряшки заколоты стразами. Пожалуй, улыбается она чересчур широко. Еле сдерживаюсь, чтобы не сказать комплимент.

— Привет, — томно говорит Даника. — Помнишь меня?

Чуть не закатываю глаза — ну зачем же так переигрывать?

— Это мой брат Баррон. Баррон, это Дани.

— Привет, Дани. — Он переводит взгляд с меня на нее.

— Я его обыграла в шахматы, когда был турнир между школами. — Даника слегка приукрасила нашу легенду.

— Правда? — Брат, кажется, расслабился, улыбается во весь рот. — Какая умная девочка!

Она бледнеет. Баррон выглядит таким проницательным, да еще этот костюм, холодный взгляд, ангельские кудри. Вряд ли с Даникой когда-нибудь флиртовали такие смазливые социопаты, как мой братец.

— Умная… — запинается она. — Довольно умная.

— Можно, мы поговорим минутку? Наедине.

— Я принесу еды, — кивает Баррон. — Про время не забудь, шахматист.

— Не забуду.

Все мышцы скрутило от напряжения. Он сжимает мое плечо, так приятно, по-братски.

— Так ты готов?

— Буду готов. — Стараюсь не смотреть ему в глаза, иначе точно увидит, как задевает меня показное дружелюбие теперь, когда я знаю правду.

— Крутой парень.

Он отходит к самоварам и подносам, уставленным селедкой, рыбой под рубиново-красным соусом и разнообразными пирожками.

Даника прижимается ко мне, сует под пиджак обвязанный проводами пакет с кровью и шепчет:

— Мы передали Лиле все, что нужно. Невольно поднимаю глаза. Желудок сжимается.

— Ты с ней говорила?

— Нет, но с ней сейчас Сэм. Лила явно не в восторге от нашего бутафорского пистолета. Сэм его до сих пор клеит.

— Она знает, что нужно делать? — Хорошо представляю себе ее жестокую кривую усмешку.

— Да. Сэм наверняка объяснил все тысячу раз. Просил проверить, хорошо ли ты помнишь, как подсоединять провода к пусковому устройству.

— Думаю, да. Я…

— Кассель Шарп.

Поворачиваюсь.

На дедушке коричневый костюм, украшенная пером шляпа лихо сползает на ухо.

— Какого черта ты тут делаешь? Потрудись-ка объясниться.

Вчера мы обсуждали схему во всех подробностях, но я совсем забыл про деда. Идиот, настоящий идиот, не способный ничего спланировать. Конечно, он явился на вечеринку. Где ему еще, спрашивается, быть?

Чудно. По-моему, сегодня наперекосяк идет решительно все.

— Меня Баррон привел. Что — нельзя после школы повеселиться? Да брось, почти семейное торжество.

Дед внимательно оглядывает зал, словно ищет потерянную тень.

— Отправляйся домой. Немедленно.

— Ну ладно, — успокаивающе поднимаю руки. — Только съем чего-нибудь и сразу домой.

Даника пятится к бару и подмигивает мне: дескать, молодец, все под контролем. Как же!

— Нет, — упрямится старик. — Дуй немедленно на выход, я тебя отвезу домой.

— Да в чем дело? Я же прилично себя веду.

— Надо было позвонить мне, вот в чем дело. Я же записку оставил. Тебе не следует здесь находиться, понял?

На нас оглядывается мужчина в черном костюме, улыбается, поблескивая золотым зубом.

Конечно, знакомая история: непослушный внук, сварливый дедушка. Только вот старик как с цепи сорвался.

— Ладно. — Смотрю на часы: десять минут одиннадцатого. — Объясни, что происходит.

— Объясню по дороге.

Он хватает меня под руку. Не могу вырваться, мышцы не слушаются: слишком часто за последние несколько дней мне выламывали руки. Шествуем к выходу, около бара удается привлечь внимание Антона.

— Смотри, кто пришел. Ты же знаешь деда?

Антон злобно прищуривается, старика он явно знает и недолюбливает. Оцинкованная стойка уставлена рюмками, рядом пустая бутылка из под «Пшеничной».

— Зашел старых друзей проведать, мы уже уходим.

— Только не Кассель. Он же еще не выпил.

Племянник Захарова наливает мне рюмку. Несколько молодых мастеров тут же переключают на нас внимание, принимаются мерить меня оценивающими взглядами.

Глаза у Антона горят, в любезной полуулыбке читается напряжение, он с обманчивым спокойствием облокотился на стойку. Настоящий вожак должен уметь подчинять таких, как мой дедушка. Антон не может уступить старику на глазах у всех. Будущему главе клана представился случай показать себя, а тут как раз я под руку подвернулся.

— Выпей.

— Ему только семнадцать.

Парни хохочут. Опрокидываю в себя рюмку. Водка обжигает горло и согревает желудок. Кашляю. Смех еще громче.

— Всегда так, — говорит кто-то, — первая хуже всего.

— Неправда. — Антон наливает еще одну. — Хуже всего вторая: ведь уже понятно, чего ждать.

— Валяй, — соглашается дед. — Еще одну, и мы уходим.

На часах двадцать минут одиннадцатого. Вторая рюмка прожигает все нутро. Один из парней хлопает меня по спине.

— Да ладно вам, — уговаривает он. — Пускай пацан остается. Мы за ним присмотрим.

— Кассель, — голос у деда укоризненный, — ты же не хочешь завтра проспать свою распрекрасную школу.

— Я с Барроном приехал — Наливаю себе третью рюмку, Антоновы дружки в восторге.

— Ты поедешь со мной, — цедит старик сквозь зубы.

В третий раз водка на вкус как вода. Отхожу от бара и старательно спотыкаюсь. Меня наполняет лихая уверенность. Так и хочется сказать им: «Я Кассель Шарп, самый умный, обо всем подумал».

— Ты в порядке?

Антон пытается понять, насколько я пьян. Все его планы зависят от меня. Старательно пытаюсь изобразить бессмысленный взгляд: пускай побесится, не мне же одному страдать.

— В машине проспится. — Дед тянет меня к дверям, проталкиваясь сквозь толпу.

— Дай только в туалет схожу. На секунду.

Старик, похоже, сейчас лопнет со злости.

— Да ладно. Ехать-то нам долго.

На часах пол-одиннадцатого. Антон сейчас займет свое место подле дяди. Баррон, наверное, уже меня разыскивает. Только мы точно не знаем, когда Захаров отправится в туалет. У него, может, мочевой пузырь резиновый.

— Я пойду с тобой.

— Слушай, уж пописать меня отпусти. Обещаю не буянить, ладно?

— Ну конечно. Нет, не отпущу.

Проходим мимо кухни в темную дальнюю часть ресторана. Оглядываюсь: на Захарове повисла какая-то красотка с длинными золотистыми волосами, рубиновые серьги сияют гораздо ярче его бледно-розового камня. Вокруг все расшаркиваются, пожимают руки в перчатках, обещают дать денег для фонда.

И тут в толпе я замечаю ее. Лила? В свете люстры волосы кажутся белоснежными, губы накрашены кроваво-красной помадой.

Ей нельзя здесь быть, слишком рано, из-за нее все сорвется.

Резко поворачиваюсь к столам с едой, к ней, но Лила уже исчезла.

— Теперь-то что? — ворчит дед. Запихиваю в рот сырник.

— Пытаюсь перехватить что-нибудь поесть, вот что. Ты же совсем спятил — тащишь меня куда-то.