— Ничего умного в жалком убийстве жены не было.

— Согласен, — сказал Сток весело. — Мы будем друзьями, англичанин. Мы должны доверять друг другу. — Он поставил чай на стол.

— Мне враг ни к чему, — сказал я.

Сток улыбнулся. Что тут скажешь?!

— Честно, англичанин, — сказал он, — на Запад я действительно бежать не хочу, но предложение о Семице вполне искренне. — Он облизал ложку.

— За деньги? — спросил я.

— Да, — сказал он и постучал ложечкой по пухлой ладони своей левой руки. — Деньги сюда. — И он стиснул руку в кулак.

Берлин, вторник, 8 октября

На контрольно-пропускном пункте «Чарли» царило оживление. Вспышки фотоаппаратов отрезали мгновения от вечности. Мостовая под ногами репортеров блестела от воды и моющего порошка. Американская машина «скорой помощи» неслась, мигая красным фонарем, к больнице, а может, и к моргу.

Один за другим репортеры прятали свои камеры и начинали сочинять в уме заголовки для завтрашних статей. «Молодой берлинец убит при попытке перебраться через Стену», или «Полицейские подстрелили прыгуна через Стену», или «Тротуар у Стены снова окрасился кровью». А может, человек и не умрет.

Я помахал страховым свидетельством перед будкой дежурного и осторожно проехал мимо. Отсюда было недалеко до «Халлешезтор» — района проституток и борделей, — а именно туда мне теперь и надо было. За плохо освещенным порталом начиналась крутая каменная лестница. В коридоре висела дюжина серых почтовых ящиков. На одном из них выделялась надпись: «Бюро реабилитации немецких военнопленных с Востока». Писем внутри не было. Сомневаюсь, что они там вообще когда-нибудь появлялись. Я поднялся по лестнице и нажал на звонок. У меня появилось чувство, что не нажми я на звонок, дверь мне все равно бы открыли.

— Да? — сказал спокойный молодой человек в темно-сером фланелевом костюме. Я произнес те слова приветствия, которыми меня снабдили в Лондоне.

— Сюда, пожалуйста, — сказал молодой человек.

Первая комната была похожа на приемную зубного врача — много журналов, стульев, но не было даже намека на уют. Меня оставили там одного на какое-то время, а потом пригласили внутрь. Войдя в одну дверь, я оказался перед другой, стальной. Вторая дверь была заперта, я стоял, нервничая, в тесном, ярко освещенном пространстве. Раздалось тихое жужжание, и дверь открылась.

— Добро пожаловать на Feldherrnhugel[4], — сказал спокойный молодой человек.

Я оказался в большой комнате, освещенной неоновыми, издававшими легкое гудение светильниками. Здесь стоял шкаф с картотекой, на стене висело несколько зашторенных карт. Два длинных металлических стола были заставлены телефонными аппаратами разнообразных цветов, картину дополнял телевизор и мощный радиоприемник. За одним из столов сидели четверо молодых людей. Они были очень похожи на того, который открыл мне дверь, — все молодые, бледные, чисто выбритые и одетые в белые сорочки, они вполне могли бы олицетворять новую процветающую Германию, но в них было также кое-что и от более почтенного возраста. Я попал в одно из подразделений бюро Гелена[5]. Отсюда люди тайно переправлялись в ГДР или из ГДР. Это были люди, которых в Восточной Германии называли нацистами и о которых в Бонне предпочитали помалкивать.

Меня здесь, конечно, не очень ждали, но я представлял организацию, бывшую одним из источников финансирования организации Гелена — мне предложили кофе.

Один из одинаковых молодых людей надел очки в металлической оправе и сказал:

— Вы нуждаетесь в нашей помощи. — В этом ощущалось некое оскорбление. Я отхлебнул растворимого кофе. — Что бы вам ни требовалось, наш ответ да, мы это можем, — сказал очкастый. Он передал мне небольшой кувшинчик со сливками. — Что необходимо сделать в первую очередь?

— Не могу решиться, то ли Дувр взять в осаду, то ли Сталинград захватить.

Металлические Очки и еще двое улыбнулись, возможно, и впервые.

Я угостил их сигаретами «Галуаз», и мы приступили к делу.

— Мне надо кое-что переправить, — сказал я.

— Очень хорошо, — сказал Металлические Очки и вынул маленький магнитофон.

— Место отгрузки?

— Я постараюсь сам доставить груз в удобное место, — сказал я.

— Превосходно. — Он включил микрофон. — Место отгрузки отсутствует, — сказал он. — Куда? — обратился он снова ко мне.

— В один из портов Ла-Манша.

— Какой именно?

— Любой, — сказал я. Он снова кивнул и повторил мой ответ в микрофон. Кажется, мы нашли общий язык.

— Размер?

— Это человек, — сказал я. Никто из них и глазом не повел. Он тут же спросил:

— Добровольно или принудительно?

— Я еще не знаю, — сказал я.

— В сознании или без сознания?

— Если добровольно, то в сознании, если силой, то без.

— Мы предпочитаем в сознании, — сказал очкастый, прежде чем записать мой ответ на магнитофонную ленту.

Зазвонил телефон. Очкастый говорил отрывисто и властно, затем двое геленовских ребят надели темные плащи и спешно ушли.

— Стрельба у Стены, — пояснил очкастый мне.

— Там не шутят, — сказал я.

— Прямо у пропускного пункта Чарли, — сказал очкастый.

— Один из ваших? — спросил я.

— Да, курьер, — сказал очкастый. Он отнял руку от трубки: — Звонящий должен ждать на месте, если за полчаса с ним никто не свяжется, то снова позвонить сюда. — Он повесил трубку.

— Мы единственные, кто хоть что-то делает здесь в Берлине, — сказал очкастый. Другой парень, блондин с большой печаткой на пальце, подтвердил: «Ja», и они обменялись кивками.

«Со времени Гитлера?» — чуть не сорвалось у меня с языка, но я вовремя принялся за вторую чашку кофе. Очкастый достал карту города и наложил на нее прозрачную кальку. Потом стал рисовать кружки в восточной части города.

— Это самые удобные места для перехода, — сказал он. — Не слишком близко к границе сектора и все-таки не очень глубоко в советской зоне. В этом городе все может очень быстро вскипеть, особенно если вы схватили человека, которого разыскивает полиция. Иногда мы предпочитаем, чтобы груз отлежался где-нибудь в самой зоне. В любом месте — от Любека до Лейпцига. — У очкастого был легкий американский акцент, который время от времени проскальзывал сквозь его очевидный немецкий. — И мы должны знать об этом, по крайней мере, за двое суток. Но уж после этого мы берем всю ответственность на себя, даже если сама переправа и состоится не сразу. У вас есть вопросы?

— Да. Как я могу связаться с вашими людьми, находясь в восточной части Берлина?

— Вы должны позвонить по указанному номеру в Дрезден, и там вам дадут номер в Восточном Берлине, Мы меняем его каждую неделю. Дрезденский номер тоже иногда меняется. Так что перед отправкой туда свяжитесь с нами.

— Понятно, но разве нет телефонов, прямо связывающих две части города?

— Есть. Официально один. Он связывает русское командование в Карлсхорсте с Соединенным командованием на стадионе здесь, в Западном Берлине.

— А неофициально?

— Линии связи должны быть. Водопровод, электросети, канализация и газ — все эти службы должны говорить со своими коллегами в другой части города Ведь вполне может возникнуть чрезвычайная ситуация, но официально они не признаются.

— И вы этими линиями не пользуетесь?

— Очень редко. — Зазвучал зуммер. Он переключил тумблер у себя на столе. Я услышал голос спокойного молодого человека: «Да. Добрый вечер» — и другой, незнакомый мне голос: «Я тот человек, которого вы ждете из Дрездена». Очкастый включил что-то еще, и загорелся экран телевизора. Я увидел, как невысокий человек вошел в приемную, а потом и в ярко освещенный предбанник. Очкастый отвернул от меня экран телевизора.